Кастинг. Инициация Персефоны - Владимир Буров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Они? Нет, я думаю, он будет один.
– В общем так, я буду с ним разговаривать, а ты рыскай глазами по сторонам, но не подавай вида, что заметил.
– Заметил, что?
– Ты забыл? Он точно будет не один, как минимум двое будут на хвосте, но в незаметном виде.
– Ну, окей, я постараюсь их узнать. Хотя – не поворачивайся – у нас, в том смысле, что у тебя за спиной, а вижу так, невооруженным взглядом именно двое уже сфотографировались.
– Но это бабы, – сказал Миша.
– Откуда знаешь?
– Шанелью номер пять потянуло.
– Этого не может быть, потому что не может быть никогда.
– А никогда не может быть никогда, потому что уже:
– Было, было, было.
– Кстати, ты бинокль с собой не взял?
– Зачем?
– Мы не договаривались?
– Подожди, я сейчас повернусь, и увижу их и без бинокля, а чтобы никто ничего не заметил, ты поворачивайся вместе со мной.
– Там нет ничего интересного
– Будешь смотреть на Чистые Пруды.
– Это скушно, но ладно, посмотрю.
Почти сразу Майор негромко рявкнул:
– Я их узнал.
– Не может быть! – тоже тявкнул от волнения Миша Маленький.
– Точно тебе говорю, это…
– Подожди, теперь я скажу.
– Не надо.
– Почему?
– Ты ничего не можешь видеть в прудах.
– Нет, вижу, вышел водолаз. И мне понятно: информация не просто просочилась в массы, а хлещет ручьем, как в самом начале утопления Титаника.
– Кто-то проболтался, но кто, если предположить, как и раньше:
– Никто ничего не знал.
– Я никому ничего не говорил.
– Я – само собой. Ну, хорошо, говори, кто там?
– Это Тетя и Мотя, их недавно выгнали с теле.
– Когда недавно, давно уже. Говорят, работают контролерами на входной двери в Нанокорпорацию.
– Скорее всего, только числятся, а работает кто-то другой.
– Тогда понятно: от нечего делать есть время, чтобы узнать важную информацию об этой нетрадиционной встрече. Но баб сюда не берут, чего им надо?
– Может, случайно здесь прогуливаются, зашли на пенку с кофе к Эрике?
– Так не бывает.
Они стали оба смотреть на Тетю и Мотю, и поняли, что они, да, дефилируют, но, как сказал Майор:
– Не сюда.
– Тут только два варианта, – сказал Михаил: – Или место встречи всё-таки, наконец, удалось изменить, или.
– Или – я доскажу – своим ложным маневром дамы хотят сманить нас с насиженного места, куда мы пришли первыми.
– Как выбрать?
Подумать они не успели, так как водолаз, на которого они больше не смотрели – думали или утопленников ищет, или рыбу ловит стрелами, а это отношения к делу не имеет – хлопнул их огромными лапами по плечам, но тут же мягко добавил:
– Заждались, голубчики?! – и склонил с высоты своего почти двухметрового роста – 194—196 – чуть улыбнувшееся лицо.
Германн Майор взялся за сердце, как его тезка в Пиковой Даме, когда проиграл всё, что было нажито трудом всех предшествующих поколений, и понял, что:
– Придется идти в киллеры, ибо нигде больше хорошо не платят обычному человеку – Хомо, так сказать:
– Вулгарис. – Конечно, каждому хочется собирать бабочек и разговаривать с лютиками на своих семи гектарах, как некоторые, но информейшен о такой ситуэйшен – не доходит до нас сиськи-миськи, что значит:
– Никогда не известно, когда она появится в природе и обществе, чтобы успеть первому схватить за ее тонкий-тонкий мыший хвост.
А Миша только присел, и так, на полусогнутых приготовился бежать, надеясь, что все примут это бегство за шутку. Нет, страх был – не скрою – но не один, а напополам с тем, что называется:
– Ему и больно, и смешно, – когда одна из трех жен просит повысить плату за алименты. – Ибо:
– С одной стороны:
– Рабо-о-отать-ь на-а-адо-о, а с другой стороны, появилась надежда, что, наконец-то, будет, как это и написано:
– Сами, сами всё дадут, – а если и догонят, то ноутбук на перевод бабла в оффшор, уж будет навострен. А если нет, то хоть на Титаник, но сяду, чтобы – если уже не удалось письмо послать – самому оказаться:
– Далеко от берега.
– Вот Вы какой! – Миша вернулся с раскрытыми для объятий руками, но постепенно опускал их все ниже, и ниже, так как лицо водолаза – чем ближе он подходил – становилось меньше похожим на букву В – в ее импортном варианте, а приобретало наоборот черты экспортной буквы Н. Можно, с небольшой натяжкой, идентифицировать эти буквы, как Веру и Надежду, но все равно:
– Без Любви, – толку не будет.
– Хау а ю. – Без вопросительного знака первым сказал Германн, так как на знак духу уже не хватило.
Миша осмелился протянуть лапу, но она осталась незамеченной.
Когда сели на скамейку Э предложил так и называть себя:
– Э, – но ребята смутились:
– Не можем.
– Почему?
– Страшно, – сказал Миша. – И знаете почему? У меня есть долги перед женами, и боюсь, при упоминании этого знаменитого Э-управления, они будут только увеличиваться.
– Я тоже стесняюсь, – сказал Германн, – и знаете почему?
– Почему?
– Похоже на поставленную на уши Дабл В в ее импортном исполнении.
Глава 2
Продолжение
– А вы не заметили, что и Н – похоже.
– Вы думаете, что все буквы в принципе похожи на Дабл В – в эмпорте? Прошу прощения – здесь пока И.
– Из И тоже можно сделать W, – сказал водолаз.
– Как?
– Сдвинуть на полшага интервал между ними.
– У нас дроби запрещены, – сказал Германн.
– Почему, не понимаю? – сделал удивленное лицо Н.
– Единовластие не допускает деления целого уже числа на его части.
– Да, – согласился Миша с напарником, – все деньги уже давно в оффшоре, как их можно еще раз поделить? Ответ – нельзя.
– Так сказать – непредставимо, как это и было, кажется, еще даже при Аристотеле, – сказал Майор. И добавил:
– Тем более, даже если букву N перевернуть с ног на голову – всё равно ничего не изменится.
– Вы не пробовали зеркало? – спросил водолаз, похожий в голограмме Михаила Маленького на большученную букву Н.
– У нас мебеля импортные – они все без зеркал, – сказал Германн.
– Верю, но вот посмотрите, – он поднял левую ладонь, на которой проступила белая на розовом фоне буква N, становясь – если присматриваться – наоборот, огненной на белом фоне.
– Похоже на молнию на Луне, – сказал Германн.
– А теперь обернитесь, – и он показал правую ладонь.
И они увидели, как N на левой ладони сначала превратилась в восточную Н, и на правой проступила буква И.
– По-хо-же-е, – только и мог сказать Миша.
Далее, приходит парень ростом 170 см, а скорее даже 168, которые он сам выдает за 177, и говорит, когда его спрашивают:
– Кто ты? – и показывают на высоченного и здоровенного мужика, преподавшего уже им урок, который Пушкинский NN преподнес жителям села Горюхина:
– Показал, что их место в собачьей конуре.
– Его номер 16-й, – говорит парень. И добавляет:
– А, впрочем, познакомьтесь – это мой повар.
Почему-то после этих слов даже Тетя, курсирующая с Мотей на горизонте метрах в ста, и таким образом надеясь поймать удачу за хвост раньше, чем другие, не замечая, что ее уже ту юс – используют как:
– Зрителя, – спотыкается, а удивленная этим состоянием подруги Мотя поздно замечает идущее ей навстречу дерево, и более того, так и не сворачивает, пока Мотя не находит его своим лбом.
– Я в шоке, – говорит Тетя, – почему-то все идут не туда, куда надо – не в нашу сторону, а к ним, как будто там расположена пивная. Ты вообще правильно записала координаты? – Далее слова из ПП, которые говорит Белл перед тем, как уходить, в том смысле, что Фекла уже закупила по дешевке глазированные сырки, и даже перепродала их с неприличной наценкой, а – значит – жди энддиректора с внеплановой провери. А именно:
– Раз, два… Меркурий… – прошу прощенья – это уже было, было, было, а вот современный перевод:
– Брюс Виллис опять в своем репертуаре, вылез из канавы – но к этому мы уже привыкли: значит, что спасать кого-то будет точно, но надо же:
– Докатился до того, что будет теперь спать с хохлушкой. – А они гордые:
– Намучается. – А потребует она немало, если не новый дом на Луне, то Луну, как таунхаус на горе в Беверли Хиллз. А на горах, если они Лысые – сами знаете, кто живет.
Медиум:
Тетя и Мотя стоят у Берендея. Мимо бредет солидный мужик.
– Ты не Луна? – говорит Тетя.
– Ну, в смысле, не Луначарский случайно будешь? – спрашивает Мотя.
– Возможно.
– Дай конрамарку.
Участвуют Жирмунский, Виктор Шкловский, Юрий Тынянов, Алексей Толстой, Демьян Бедный, Маяковский, Есенин. А также некоторые уже умершие артисты:
– Михаил Козаков, Абдулов, Ролан Быков, Янковский, Пуговкин, Алейников, Борис Андреев и др. по четыре человека сидят за столами в Берендее.