Проклятые - Чак Паланик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
Ты там, Сатана? Это я, Мэдисон. Только не подумай, что мне в аду совсем не нравится. Правда-правда, тут даже круто. Куда круче, чем я думала. Сразу видно, как тщательно ты продумал эти пузырящиеся, бурные океаны обжигающе горячей рвоты, эту сернистую вонь и жужжащие тучи черных мух.
Если такое описание ада вас не впечатлило, считайте это моей недоработкой. В смысле, что я вообще знаю? Любой взрослый, наверное, обмочится от страха при виде летучих мышей-вампиров и величественных каскадов вонючего дерьма. Я сама виновата: если я когда-то и представляла себе ад, то лишь как более жаркую версию «Клуба „Завтрак“» [1] — классического фильма про популярную смазливую чирлидершу, бунтаря-нарика, тупого спортсмена, парня-заучку и девчонку-психопатку, которых в наказание заставили приехать в школу в субботу и заперли в библиотеке. Только в моей версии все книги и стулья загорелись.
Да, может, вы живой, гомосексуалист, старик или мексиканец, может, вы считаете себя круче, но зато у меня есть практический опыт. Я-то помню, как проснулась в первый день в аду, и вам придется поверить мне на слово. Да, так нечестно, но забудьте про знаменитый туннель яркого призрачно-белого света и давно усопших бабуль и дедуль, которые встречают вас с распростертыми объятиями. Кто-то, может, и сообщал вам о подобных радужных перспективах, но учтите: эти люди еще живы или прожили достаточно долго, чтобы успеть обо всем рассказать. Я вот к чему: у них было то, что называется «околосмертными переживаниями». Я же, с другой стороны, мертва. Мою кровь давно выкачали, меня давно глодают черви. По-моему, я тут больший авторитет. Ну а остальные, вроде великого итальянца Данте Алигьери, впаривают читающей публике щедрые порции наивнятины.
Так что не хотите — не читайте, только потом сами будете виноваты.
Для начала вы очнетесь на каменном полу, в мрачной клетке из железных прутьев. Настоятельный совет: ничего не трогайте! Эти прутья ужасно грязные. На вид они даже немного склизкие, то ли от плесени, то ли от крови. Если случайно вы их все-таки коснетесь, держите руки подальше от лица и одежды — надо ведь хоть к Судному дню сохранить более или менее приличный вид.
И ни в коем случае не ешьте разбросанные повсюду сладости.
Как именно я попала в подземный мир, я еще не разобралась. Помню, где-то у обочины стоял лимузин, перед ним — шофер с белым плакатом и надписью кривыми буквами: «МЭДИСОН СПЕНСЕР». Шофер — такие никогда не говорят по-английски — был в зеркальных очках и фуражке, так что лица я почти не увидела. Помню еще, как он открыл мне заднюю дверь. Потом мы долго ехали, и сквозь темные стекла я толком ничего не рассмотрела. Впрочем, это время особо не отличалось от тысяч и тысяч часов, которые я провела между аэропортами и городами. Привез ли меня лимузин в ад, поклясться не могу, но потом я проснулась в грязнющей клетке.
Видимо, разбудил меня чей-то крик. В аду постоянно кто-то кричит. Если вы когда-нибудь летали из Лондона в Сидней рядом с капризным младенцем, вы и так прекрасно знаете, как все в аду устроено. Незнакомцы, толпы, бесконечное ожидание и никаких событий — короче, ад покажется вам одним большим и ностальгическим приступом дежа-вю. Особенно если в самолете показывали фильм «Английский пациент». В аду, если демоны объявят, что сейчас порадуют всех голливудским фильмом, расслабьтесь: это будет или «Английский пациент», или «Пианино». Хоть бы раз показали «Клуб „Завтрак“»!
А что касается вони, вы бы побывали летом в Неаполе во время мусорного кризиса.
Я думаю, в аду кричат просто для того, чтобы послушать собственный голос и как-то развлечься. И вообще: жаловаться на ад слишком уж пошло и эгоистично. На свете есть много гадостей, которые доставляют удовольствие именно своей гадостностью. Например, мороженые пирожки с курятиной или стейк «Солсбери», которые лопаешь, когда у поварихи в интернате выходной. Или любая еда в Шотландии. Я думаю, единственная причина, по которой мы получаем удовольствие, например, от просмотра «Долины кукол» [2], — нам комфортно убеждаться в ее низком качестве.
А вот «Английский пациент» изо всех сил старается быть проникновенным, только выходит зубодробительная скука.
Простите, что повторяюсь, но земля кажется нам адом именно потому, что мы надеемся найти тут рай. Земля — это земля. Ад — это ад. А теперь хватит выть.
Если про это помнить, то не будешь рыдать, скрипеть зубами и рвать на себе одежду, оказавшись в аду в канализационном стоке или на раскаленных добела бритвенных лезвиях. Слишком банально. Слишком… лицемерно. Словно купить билет на фильм «Жан де Флоретт», а потом громко жаловаться и возмущаться, что все актеры говорят по-французски. Или поехать в Лас-Вегас, а потом ныть о том, как там все вульгарно. Конечно, ведь даже в элегантных казино с хрустальными люстрами и витражами стоит целая армия пластмассовых игровых автоматов, которые гудят и мигают всеми огнями, чтобы привлечь ваше внимание. В таких ситуациях те, кто воет и скулит, наверное, думают, что кому-то полезны, но на самом деле просто всех раздражают.
Второе важное правило, которое стоит повторить, — не ешьте сладости. Впрочем, вам вряд ли захочется, потому что они валяются прямо на земле и не соблазнят даже толстяков и героиновых наркоманов: всякие леденцы, затвердевшая жевательная резинка «Базука», пастилки «Сен-Сен», ириски с морской солью, лакричные желатинки «Кроуз» и шарики сладкого поп-корна.
Напоминаю: раз вы живы, негр, еврей или кто-то в этом роде (вот и славно, налегайте дальше на булки с отрубями), вам придется верить мне на слово, так что слушайте меня хорошенько.
В обе стороны от вашей клетки тянутся другие такие же, до самого горизонта. Почти во всех по одному заключенному, и почти каждый орет благим матом.
Не успела я открыть глаза, как услышала голос другой девочки:
― Не трогай прутья!
В соседней клетке стоит девочка-подросток и показывает мне свои руки, растопыривает пальцы, демонстрируя измазанные грязью ладони. В аду, кстати говоря, ужасная плесень. Словно весь подземный мир страдает синдромом больных зданий.
Моя соседка наверняка старшеклассница, потому что на ее бедрах вполне удерживается прямая юбка, а блузку спереди оттопыривает настоящая грудь, а не какие-то там оборки или плиссировка. Тут, правда, в глаза лезет дым, да еще и летучие мыши-вампиры, но я вижу, что ее туфли от Маноло Бланика — поддельные, какие тайком покупают в Интернете за пять долларов на пиратской фабрике в Сингапуре. Если вы еще не устали, новый совет: не вздумайте умирать в дешевой обуви. Ад для обуви… в общем, ад. Все пластмассовое плавится. Так что если не хотите остаток вечности шлепать по битому стеклу босиком, когда по вас зазвонит пресловутый колокол, серьезно подумайте, не надеть ли мокасины. Желательно темные, чтобы не было видно грязи.
Девушка из соседней клетки спрашивает:
― За что тебя прокляли?
Я встаю и отряхиваю свою юбку-шорты.
― Да за курение травки, наверно.
Скорее из вежливости, чем из искреннего интереса я спрашиваю девушку о ее главном грехе.
Она пожимает плечами, тычет грязным пальцем в свои ноги.
― Носила белые туфли осенью.
Печальные туфли, однако. Эрзац-кожа уже потертая, поддельные «маноло» ни за что не отчистишь.
― Красивые туфли, — вру я, кивая на ее ноги. — Это «маноло бланики»?
― Ага, — врет она в ответ. — Дорогущие!
Еще одна примечательная особенность ада: каждый раз, когда спрашиваешь кого-то, почему его или ее сюда сослали, в ответ услышишь «переходил улицу в неположенном месте», или «носила коричневые туфли с черной сумочкой», или еще какую-нибудь ерунду. Глупо рассчитывать на честность в аду. Впрочем, это относится и к земле.
Девушка из соседней клетки делает шаг в мою сторону и, глядя на меня, говорит:
― А ты очень хорошенькая!
Что доказывает ее беспросветную и наглую лживость. Я молчу.
― Нет, правда! Тебе нужно только ярче подвести глазки и наложить тушь!
Она уже роется в сумочке — тоже белая, поддельный «Коуч» из искусственной кожи — достает тюбик туши и компактные бирюзовые тени «Эйвон». Грязной ладонью машет мне, чтобы я просунула лицо между прутьями.
Как показывает мой опыт, обычно девочки чрезвычайно умные — пока у них не вырастает грудь. Можете счесть это наблюдение моим предрассудком и списать все на мой юный возраст, но мне кажется, что к тринадцати годам люди достигают полного расцвета ума и личностных качеств. Как девочки, так и мальчики. Не хочу хвастаться, но думаю, что человек в возрасте тринадцати лет доходит до своей максимальной исключительности. Вспомните Пеппи Длинный чулок, Поллианну [3], Тома Сойера и Денниса-мучителя [4]. Потом начинаются душевные конфликты, играют гормоны и рушатся тендерные ожидания. Дайте только девочкам пережить первую менструацию, а мальчикам — первую ночную поллюцию, и они мгновенно лишатся ума и таланта. Опять-таки ссылаюсь на тему «Влиятельные фигуры западной истории»: после пубертации, как между древне-греческим Просвещением и итальянским Ренессансом, надолго воцаряются темные века. Когда у девочек появляется грудь, они забывают, какими были смелыми и сообразительными. Мальчишки тоже бывают по-своему умными и веселыми, но после первой эрекции становятся полными дебилами на ближайшие шестьдесят лет. Для обоих полов подростковый возраст превращается в ледниковый период тупости.