ИСТОРИЯ ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ - Сюхэй Фудзисава
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наверное, произошла какая-то ошибка.
— Вот ты и проверяй получше, что тебе предлагают. Слышишь, получше!
— Да, но ведь там, вроде бы, неплохо платили?
— Само собой! Если бы там еще и платили плохо, ты бы так легко не отделался! Давай-ка, посмотри, есть ли у тебя еще какая-нибудь хорошая работа. Только на этот раз чтобы выбрал мне самую лучшую!
— Соблаговолите подождать. Я закончу говорить с этим господином, а потом мы с вами посоветуемся, — сказал Китидзо.
После этих слов ронин по фамилии Хосоя наконец-то уселся подле Матахатиро. Деревянная ступенька натужно заскрипела под тяжестью его грузного тела.
— Итак, что же у нас есть, — Китидзо снова перевел взгляд на Матахатиро. — Некий хатамото[3] просит порекомендовать ему в усадьбу старшего слугу. Клан Идзуси из провинции Тадзима[4] прислал заказ на воина-пехотинца… Правда, если вы, сударь, намерены скрывать свое прежнее место службы, то вас вряд ли возьмут. Вот если бы у вас в тех краях были люди, которые могли бы замолвить за вас словечко, тогда, конечно, другое дело…
— Нет-нет, постоянная служба мне не нужна, — перебил его Матахатиро. — Нет ли у вас чего-нибудь попроще?
— Посмотрим дальше… — Китидзо проворно перелистывал страницы конторской книги.
Водя пальцем по строчкам, он читал:
— Господину Сайто из квартала Банте — тоже, кстати, хатамото, — требуется помощник для надзора за строительством усадьбы. Но это, скорее, работа для господина Хосои.
Матахатиро молча слушал.
— Господин Хонда из района Канда-Нагатоми ищет помощника для проведения тренировок по фехтованию, искусного в приемах школы Итторю…
— О! Это как раз по мне, — неожиданно подал голос Хосоя, мгновенно вскочив на ноги.
Матахатиро застыл в изумлении, а Китидзо с кислым лицом сказал:
— Право же, господин Хосоя…
— Даже не думай меня отговаривать! — грубо перебил его Хосоя. — Разве не ты меня к землекопам послал? Вот видишь — нашлась-таки работенка почище! В общем, я туда схожу. Если возьмут, еще загляну к тебе. Как ты сказал? Хонда из Нагатоми?
С этими словами Хосоя распахнул дверь и выскочил на улицу.
— Увели работу, — сказал Матахатиро. Помощник мастера по фехтованию — о лучшем занятии он и мечтать не мог, а этот бородач выхватил работу прямо из-под носа! Вот уж действительно, в Эдо надо держать ухо востро.
— А вы, господин Аоэ, как в этом деле? — спросил Китидзо, вытянутыми вперед толстыми пальцами имитируя движения меча.
— Достаточно научен. Кстати, это тоже не забудьте записать.
— Жаль, что так вышло, — сказал Китидзо. — Господин Хонда время от времени просит нас порекомендовать ему кого-нибудь, да и платит он весьма недурно. Но Хосое тоже не позавидуешь, пятеро детей…
— Пятеро?
— Да, а вместе с женой — шесть ртов. То-то он и работает как вол.
— Вот оно что, — Матахатиро снова вспомнил огромную, до потолка, фигуру самурая, который унесся, словно смерч. — Ну, тогда, конечно, другое дело…
— Что ж, господин Аоэ, — металлические нотки в голосе Китидзо заставили Матахатиро пробудиться от внезапно нахлынувших сентиментальных мыслей. — Все, что я могу вам теперь предложить, это стать охранником при одной собачке.
2
Матахатиро шагал по улицам Эдо. Его волосы, некогда гладко выбритые полумесяцем на лбу, порядком отросли, одежда слегка пообносилась, а лицо исхудало и осунулось от тягот ронинской жизни. Все же, несмотря на это, проходившие мимо женщины то и дело украдкой оборачивались ему вслед.
И, надо сказать, оборачивались они вовсе не потому, что вид самурая в запыленном кимоно вызывал у них жалость. Двадцатишестилетний Матахатиро был высок и худощав, широкие плечи придавали его фигуре уверенную мощь. Однако на его мужественном, словно точеном лице лежал отпечаток горечи, оставшийся с того времени, когда ему пришлось бежать из родных мест и скрываться в связи с убийством человека. Возможно, внимание женщин он привлекал именно этой непреходящей печалью.
Впрочем, самого Матахатиро, который шел по улице, понуро опустив голову, совсем не заботило, какие эмоции он вызывает у окружающих. Просто ему не хотелось идти по указанному адресу. В этот раз Китидзо предложил ему работу в доме у наложницы одного богатого торговца. Она попросила прислать человека, чтобы стеречь ее собачку. Зачем собаке понадобился телохранитель — можно было узнать, только поговорив с ее хозяйкой. Как бы то ни было, с самого начала было ясно, что работа не подарок. Уж лучше, как Хосоя, таскать тяжести вместе с землекопами.
В глубине души Матахатиро чувствовал, что ему грех жаловаться. Вспоминая манеру разговора Китидзо и поведение Хосои, который так нахально отбил у него работу, он догадывался, что подходящие предложения появляются крайне редко. Жизнь обычного ронина оказалась куда тяжелее, чем он предполагал.
Матахатиро перешел через мост Рёгоку. Нужный ему дом находился в первом квартале Хондзё, за храмом Эко-ин. Дойдя до этого квартала, он сверился с картой, полученной от Китидзо, и свернул на узкую боковую улочку.
Матахатиро никогда не служил в Эдо и плохо разбирался в хитросплетениях здешних улиц. Поэтому Китидзо быстро набросал ему на листке бумаги план, который оказался на удивление точным, так что через некоторое время Матахатиро, не пропустив ни одного поворота, стоял перед домом, обнесенным высокой оградой. Вокруг него было налеплено множество похожих домов, но, несмотря на это, в квартале стояла тишина.
Войдя в низкие ворота, Матахатиро направился ко входу. Прямо у порога, завалившись на бок, спала небольшая собачка каштановой масти. «Это и есть, что ли, моя подопечная?» — подумал Матахатиро, глядя на ее не слишком привлекательную мордочку. Собака приоткрыла веки, мельком взглянула на Матахатиро и снова погрузилась в сон. Положив морду на вытянутые вперед лапы, она грелась на весеннем солнышке. Видно, тщеславие было ей чуждо.
Заслышав Матахатиро, из дома вышла толстая старуха и осведомилась о цели его прихода. Через некоторое время на пороге появилась молодая женщина лет двадцати. Она была так красива, что трудно было отвести взгляд. По всей видимости это и была О-Тоё, о которой говорил Китидзо, — наложница оптового торговца сандалиями-сэтта[5] по фамилии Такурая, лавка которого находилась в районе Рёгоку-Ёнэдзава.
Увидев Матахатиро, женщина присела на дощатый настил и жеманно сложила руки на груди:
— Ах, как хорошо, что вы пришли. А то все нет никого и нет, я уже думала послать человека к господину Сагамия, чтобы напомнил о моей просьбе, — она приветливо улыбнулась, слегка склонив голову набок. — Пожалуйста, проходите.
Обрадованный таким радушным приемом, Матахатиро переступил через порог и прошел в чайную комнату.
— О-Еси-са-а-н! — звучным голосом позвала женщина, усаживаясь перед продолговатой жаровней-хибати.[6] Появилась давешняя старуха, с заговорщицким лицом разложила чайную утварь и скрылась. Женщина налила Матахатиро чай, а сама подвинула к себе курительный набор и набила табаком тонкую трубку.
— Вы не курите? — спросила она, изящно выпуская струйку дыма.
— Я с вашего позволения воздержусь.
— Ах, вот как. Какой серьезный молодой человек, — сдержанно засмеялась женщина, прикладывая к губам тонкие пальцы. Кожа ее отливала редкой белизной. Она была не просто белой, а какой-то сияющей, словно ее натерли до блеска. Картину дополняли большие, резко очерченные глаза и слегка выступающая нижняя губа. Красавица, да и только.
«Какие же они всегда ухоженные, все эти любовницы и содержанки», — думал Матахатиро, с интересом глядя на женщину. При этом он вспомнил потемневшие от солнца и тяжелой работы лица домохозяек, живущих в трущобах, где он снимал комнату. Их хватало на все: они находили себе дополнительный приработок, отправлялись на поденные работы со своими мужьями, до хрипоты лаялись друг с другом, встречаясь у колодца, там же зачастую устраивали и потасовки, поколачивали своих бестолковых мужей, ругали непослушных детей — и только на уход за собой у них не оставалось ни времени, ни сил.
Но более всего Матахатиро радовало то, что ни простолюдинки из доходного дома, ни эта женщина, сидящая перед ним, не чурались его из-за принадлежности к самурайскому сословию. Когда Матахатиро только поселился в доме за храмом, соседи какое-то время присматривались к нему с недоверием, обычным по отношению к чужакам. Но всего через месяц-полтора, стоило только окружающим увериться, что он осел здесь прочно и надолго, семья, снимавшая соседнюю комнату, уже угощала его соленьями, сосед с противоположной стороны пару раз зашел одолжить риса, а хозяйка из дома напротив привезла ему подарок, который купила во время паломничества в какой-то далекий храм. Жители трущоб обращались к нему просто «сударь».