Кавалер по найму - Василий Казаринов

В глубине комнаты угрюмо темнел огромный, размером со средний танк, стол, украшенный массивным чернильным прибором с бронзовым орлом. Вмонтированные в стены светильники, развернутые жерлами к потолку, излучали приглушенный красноватый свет — в тон пурпурному ковру, поглощавшему звук шагов грузного существа, вразвалку, по-утиному покачиваясь, двинувшегося мне навстречу, — этому селезню на вид было лет пятьдесят.

— Селезнев. Будем знакомы.

Некоторое время он. молча покручивал массивный перстень с большим темно-кровавого цвета камнем на безымянном пальце левой руки.

— М-м-да… — неопределенно протянул он. — Воистину кавалер. Женщины, наверное, обожают вас?

Не то слово… Только и успеваю отбиваться.

— Так вы… как бы это выразиться… — Он прищурился, пристально оглядел меня с головы до ног и заключил: — Бабник!..

— Выходит, так, — пожал я плечами. — И это как раз тот случай, когда склонность человека определяет его профессиональный выбор.

Мне не хотелось вдаваться в детали и рассказывать господину Селезневу о своей карьере, столь неожиданно начавшейся с легкой руки Лис год назад.

Он протянул мне газету, где среди рекламы массажных салонов, саун, релаксационных центров, досуговых заведений и прочих контор по оказанию интимных услуг сразу бросилось в глаза объявление, заключенное в веселенькую рамочку.

На рисунке был изображен обаятельный джентльмен в смокинге и галстуке-бабочке. Прилизанные волосы с идеальным пробором, лицо преуспевающего менеджера с Уолл-стрит, а в парящей на отлете руке — дымящаяся сигара. Правая рука была повернута ладонью вверх, словно поддерживая висящий в пространстве короткий текст: «Фирма „Навигатор“.

Услуги кавалера. Сопровождает даму в театр, на концерт, вернисаж, светский раут и вообще повсюду, где собирается приличное общество. Дарит цветы, провожает до дома. Гарантируется галантное обхождение, умение поддержать беседу на любую тему в интеллигентном кругу».

Чуть ниже тонким курсивом было выведено предостережение: «Интим не предлагать!»

Мне был хорошо знаком этот рекламный текст, раскиданный в свое время Лис по множеству бульварных листков, поэтому я отодвинул от себя газетку и вопросительно глянул на хозяина кабинета.

Он откинулся на спинку кресла, подвинул к себе миниатюрный деревянный ящичек, стоявший на краю стола, вновь окинул меня взглядом и спросил:

— Собираясь нанести официальный визит в респектабельную фирму, вы всегда облачаетесь в такой легкомысленный наряд?

Будто подтверждая респектабельность своей конторы, он откинул крышку деревянного ящика и извлек толстую черную сигару с золотистой, в форме сплюснутого перстня-печатки, наклейкой и ткнул ею в пространство около меня.

— Если речь идет о моих шортах, — сказал я, усаживаясь без разрешения в кресло напротив стола, — то вы неоригинальны. Тот питекантроп, что стоит у входа в ваш подъезд, тоже высказывался на этот счет. А вот, кстати, и он, — предположил я, услышав за спиной приглушенный вздох открывшейся двери.

Густой цветочный запах, проникший следом, опроверг мою догадку. Это была Кармен из приемной.

Покачивая бедрами, она прошла к столу, неся поднос с необычной бутылкой темного стекла и парой маленьких рюмок. Привычно постреливая глазами, принялась что-то нашептывать патрону на ухо.

По мере того как он впитывал смысл ее слов, лицо патрона вытягивалось, а крылья носа затрепетали.

Бросив на меня многообещающий взгляд, Кармен молча удалилась.

Селезнев, словно очнувшись, навесил на лицо картонную улыбку и сокрушенно развел руки в стороны:

— Извините… Срочные дела. Я вас оставлю на минуту. Чувствуйте себя как дома. Выпейте… Я быстро.

С тяжким вздохом выбравшись из-за стола, он валкой походкой двинулся к двери, одышливо сопя и слегка подшаркивая, А я, откинувшись в кресле, прикрыл глаза, отдавшись типичной для всякой ночной птицы дневной полудреме. Расслабившись, чуть не пропустил момент, когда он вернулся.

Смутное ощущение тревоги возникло сразу и необъяснимо, едва до слуха донесся звук приотворяемой двери.

Что-то было не так.

Да, походка вошедшего в кабинет имела какой-то иной — вовсе не утиный — пластический рисунок.

Она была упруга: ни тихого подшаркивания, ни одышливых похрипываний… Это была поступь зверя, но догадался я слишком поздно.

Пытаясь разглядеть вошедшего, я начал поворачивать голову к двери — как оказалось, только за тем, чтобы подставить висок под удар.

Удар был профессиональный — короткий и хлесткий, он опрокинул меня на пол и погрузил в небытие.

…Очнулся я оттого, что кто-то плеснул мне в лицо водой. Голова раскалывалась от тупой, распирающей черепную коробку боли. Наконец в поле зрения возникло чье-то лицо: четко вырезанные скулы, прямой длинный нос, от крыльев которого к уголкам рта тянулись рельефные морщины, одна из них — левая — оканчивалась выпуклой родинкой, формой и цветом походившей на гранатовое зерно.

— Очухался? — спросило лицо, почти не разжимая тонких, бескровных губ.

Голос был резкий, с металлическим оттенком.

С трудом поднявшись, я встал на четвереньки, дополз до кресла и сел, собираясь с силами.

— Покурить перед смертью можно? — спросил я.

— Валяй.

Я достал из нагрудного кармана рубашки пачку «Примы», вставил в рот сигарету, чиркнул зажигалкой — огня не появилось. Рядом возникла рука, сжимавшая маленький серебристый пенальчик.

Американский армейский «Ронсон». Чудное кресало — надежно работает в любых условиях: в дождь, ветер, мороз, в огне не горит и в воде не ржавеет.

Большой палец откинул крышку, крутанул колесико, фитиль окутало голубоватое пламя.

— Спасибо. — Я прикурил, покосился на обладателя «Ронсона».

По виду мой ровесник. Крепко сбит, выше среднего роста. Взгляд желтоватых глаз напряжен, потому, наверное, глаза кажутся плоскими.

У меня вдруг возникло подозрение, что я этого поджарого, сильного пса знаю.

— Это ты мне врезал? — спросил я. Он молча кивнул и шумно потянул носом воздух, словно подтверждая свое сходство с псом.

— Нехорошо… — Я осторожно дотронулся пальцем до виска. — Бить мирного, законопослушного гражданина — да еще коварно подкравшись сзади — дурной тон. Настоящие джентльмены так не поступают.

— Ага, как же, — быстро отозвался он. — А подрывать мой бизнес — это ты считаешь в порядке вещей? Ты всегда, прежде чем заглянуть в офисное здание, вырубаешь охранника? Выключил ты, как говорят очевидцы, грамотно. Надеюсь, с ним ничего серьезного, если, конечно, ребра не сломаны. Но сегодня он уже не боец, пришлось отправить домой.

Наверное, поступок мой произвел впечатление, если по мою душу явился сам начальник какой-то охранной фирмы.

— Я просто был на этом объекте по делам, — сказал он, как будто прочитав мои мысли. — И вот пришлось вмешаться. Я не могу позволить всяким придуркам, пусть и неплохим драчунам, вредить имиджу нашей фирмы. Кстати, хотел спросить… Ты где так научился? Он вроде мужик крепкий…

— Да так, было дело, правда, уже давно. Курсы повышения квалификации…

— Какие именно?

— ФАП.

— М-м-м, — понимающе протянул он, отступая на шаг и оглядывая меня с головы до ног. — Федеральное агентство правопорядка. Учебный центр Ассоциации ветеранов подразделений специального назначения. Загородная база под Москвой. Месяц расслабленного отдыха на лоне природы, в старом девственном лесу. Шестнадцать часов занятий в сутки по полной программе, в том числе основы подрывного дела и радиоэлектронной разведки. Как же, как же, знаем, проходили…. — Он опустил тонкие веки, нервно повел головой, будто ему жал тугой воротничок крахмальной сорочки: — Ну и дела… Такие люди — и без охраны?

Я вспомнил, откуда знаю этого человека.

Он, судя по всему, тоже вспомнил. Задумчиво покачав головой, уселся в кресло, закинул ногу на ногу. Спросил прямо:

— Почему тебя так звали?

— Звали? Как?

— Бубо…

— Так по-латыни называется ночной охотник — филин.

Выходит, он действительно узнал меня. Это прозвище имело хождение в той профессиональной среде, к которой я когда-то принадлежал.

— Так значит — Филин, — задумчиво протянул он, — Почему?

— Не знаю… Наверное, потому, что мой суточный ритм как у совы. Ночь — моя стихия. Как тать в нощи буду налетать… — позабывшись, начал я. — Да только я давно поставил на этих делах крест. И меня забыли.

— Ну не скажи, — хмыкнул он. — Твой случай, можно сказать, вошел в анналы. Не знаю, что там у тебя вышло с охраняемым объектом, но в любом случае — по правилам профессиональной этики — использовать клиента в качестве боксерской груши не стоило. Такие срывы…

— Это был не срыв, — возразил я. — Ты, судя по всему, знаешь, как было дело… И потом, из-за чего, собственно, возник сыр-бор? Ну выбил клиенту два передних зуба — только и всего. И из-за такой мелочи мне везде, куда бы я ни совался с предложением своих услуг, перекрыли кислород.