Таблетки от жадности (сборник) - Светлана Алешина

Я замерла с открытым ртом и в полной растерянности. Это бич моего характера, и ничего не могу с ним поделать. Любой нормальный человек, когда ему хамят, найдет нужные слова, чтобы нахамить в ответ. Я же в таких случаях совершенно теряюсь, беспомощно гляжу на наглеца и не знаю, что мне делать.

– Однако! – сказал крайне неприветливо швейцар, пристально вглядываясь в мое лицо. – Как говорят в Одессе, где это я мог видеть ваш портрет?

– По телевизору, наверное, – робко предположила я. Швейцар зло рассмеялся.

– Точно по телевизору? А не вчера вечером, вон там, на углу, ты перед шоферами формами своего тела вертела?

У меня перехватило дыхание, почувствовала, что еще немного, и я расплачусь. А у нашего шофера Кости Шилова терпение лопнуло, он опустил прямо на мраморный пол телевизионную аппаратуру, которую держал в руках, подошел вплотную к швейцару и сурово сказал:

– Прежде всего, позвольте вам представить: это – Ирина Лебедева, журналистка областного телевидения, ведущая программы «Женское счастье». А за те оскорбительные вещи, что вы тут наговорили, будьте добры извиниться!

– Извиняюсь! – послушно произнес швейцар. Не без удовлетворения я отметила, что хотя он был выше и шире Кости Шилова, серьезный и внушительный тон нашего друга произвел на него нужное впечатление. – Как вы говорите? Ирина Лебедева? – и широкое лицо швейцара расплылось в улыбке. – То-то я смотрю, где я мог видеть ваш портрет! Я вас по телевизору видел, вы там ток-шоу ведете! – сказал он с таким видом, будто мы только что не сообщили ему это сами.

Вид у всех нас оставался хмурым, а я еще не вышла из шока от такого приема. Заметив это, ресторанный страж объяснил:

– Вы меня, ей-богу, извините! У нас, швейцаров, это как безусловный рефлекс: если видишь знакомое лицо, но не знаешь, кто такой, значит, когда-то вышибал его, и теперь нужно гнать в шею.

– Скажите, а Надежду Алексеевну Андрееву увидеть можно? – наконец осмелилась я задать вопрос.

– Хозяйку-то? Ой, стойте-ка! – он озадаченно посмотрел на нас. – Ведь, ей-богу, она утром говорила, что к нам с телевидения должны приехать, а я и забыл. Только, – тут он смутился, – навряд ли сейчас что выйдет… Понимаете, у нас правда ревизия, мужик с санэпидстанции пришел, санитарный врач. Везде ходит, все смотрит, в каждый горшок нос сует. Хозяйка уж совсем голову потеряла, бегает за ним следом, чуть не плачет, а ему все по хрену. Не знаю, по-моему, ей сейчас не до вас…

Мы растерянно переглянулись. Да, с этим рестораном нам явно не везло.

– Что же получается, – проворчал сердито Павлик, – она нам назначила встречу как раз на время проверки?

– Ей-богу, не знаю! Не мое это дело. Впрочем, – швейцар доверительно понизил голос, – проверка эта, похоже, сверхплановая и непредвиденная. С утра мы точно ничего не знали про нее. В одиннадцать часов к нам мужик приперся и тычет свое удостоверение. «Я, – говорит, – санитарный врач».

– Да уж, лихо, – заметил Павлик. – Как в сталинские времена!

– А то! – согласился швейцар. – И строгий такой же. Так что извините, сейчас ничего не выйдет!

– Но… – занервничала я, – у нас же вечером прямой эфир с Надеждой Андреевой! Она на передачу-то хоть намерена прийти?

– Не знаю, ребята. Наверное, собирается. К вечеру она этого мужика наверняка выпроводит.

– Ну, тогда… – проговорила я неуверенно. – Мы приехали-то не столько ради нее, сколько ради самого ресторана. Нам нужно помещения поснимать, как все выглядит внутри, как обслуживают, просто, чтобы участники передачи представляли, что за заведение у Надежды Алексеевны.

– А, понятно, – вздохнул швейцар. – Ну ладно, пойдемте, я провожу вас. Поснимайте тут, чего хотите, только на хозяйку особенно не рассчитывайте, ей сейчас, ей-богу, не до вас.

Мы прошли в общий зал. Его интерьер был в современном, сумрачном темно-красном кровавом стиле: разбитый на квадраты зеркальный потолок, увешанные гирляндами бра, сумрачно-красные стены, блестящее, имитирующее паркет покрытие на полу. Не скрою, вид этого зала произвел на меня в тот момент удручающее впечатление.

Разумеется, когда мы вошли, ресторан был пуст, ни единого посетителя. В проходах между аккуратными рядами накрытых белыми скатертями столиков быстро и точно сновали официанты в накрахмаленных рубашках и темных брюках, носили подносы с грудами посуды от той двери, где несомненно находилась кухня, возвращаясь обратно налегке. Полюбовавшись немного на ресторанную суету, я сказала Павлику:

– Так, отлично! Давай снимай обеденный зал общим планом.

Павлик послушно включил камеру, стал водить вокруг объективом. Тем временем я обратила внимание, что, несмотря на снующих официантов, столики по-прежнему оставались пустыми, если не считать приборов с солью, перцем и горчицей посередине. Тогда я заметила, что все официанты, как муравьи, по муравьиной дорожке, проделывают путь исключительно в одном направлении, торопливо проходя между столиками, и скрываются за каким-то проемом, наверное, ведущим в один из небольших «кабинетов», имеющихся в каждом хорошем ресторане.

– Банкет для санитарного врача готовят, – пояснил, ухмыляясь, швейцар. – Мы уже звонили на санэпидстанцию, там нам сказали, что он пожрать любит. Предпочитает сладкое, торты, пирожные всякие… Так что вот, стараемся угодить.

Я ничего не ответила. Разумеется, я знала, что предприниматели львиную долю своим трудом и нервами добытых доходов отдают разного рода комиссиям, проверяющим, инспекторам, жирующим на их деньги. Но слышать про это – одно, а видеть своими глазами – совсем другое.

– Ирина, ты только не молчи, – сказал лениво-фамильярно Павлик. – Я же не могу бесконечно снимать этот зал, давай придумывай, что делать дальше.

– Что дальше? – переспросила я, в растерянности глядя на швейцара. – Ну что… Скажите, а на кухне можно немного поснимать? Как она выглядит, как работают повара, как готовятся блюда…

– Пожалуйста! – Он широким жестом пригласил нас на кухню. Продолжавшие деловито сновать официанты с опаской косились на нас, оберегая свои подносы.

– Да, и еще… – я чувствовала смущение, готовясь высказать эту просьбу. – Я, конечно, понимаю, банкет не для нас, и нам там делать нечего… Но можно немного поснимать сам стол, когда все будет готово? Ведь сам по себе накрытый стол выглядит очень красиво, а когда это делают настоящие профессионалы, это уже целое искусство!

– Да, да, конечно, можно! – усмехнулся швейцар. – Кстати, хозяйка говорила, банкет готовить на несколько персон. Наверняка она имела в виду вас. Так что сегодня вы не только посмотрите на стол, но и покушаете, отведаете приготовленного.

Глупо, конечно, я ведь вовсе не обжора, и посещение хорошего ресторана мне вполне по средствам. Если я туда почти не хожу, так это из-за моего мужа Володьки, из-за его лени, а вовсе не из-за безденежья. Не бог весть какое чудо – обед в ресторане. Однако при этих словах швейцара настроение у меня приподнялось и потеплело в душе. А как заблестели глаза у Павлика, когда он услышал, что нас ждет угощение! Только Костя Шилов оставался безучастным, продолжал держать какие-то телевизионные аксессуары, пока Павлик готовился перейти на кухню.

Мы прошли на кухню, успели немного поснимать там. Огромные, точно обеденный стол, пышущие жаром плиты, на них котлы, в которых что-то бурлит, журчит, шипит и шкварчит, издавая при этом разного рода запахи. Огромные столы, заставленные разного рода кухонной техникой, кухонными комбайнами, хлеборезками, овощерезками, мясорубками, миксерами. Возле них работали люди в белых халатах, сиреневых фартуках и с колпаками на головах. На нас, стоящих у входа, никто не обращал внимания.

Потрясенные и подавленные, смотрели мы на эту фабрику еды, не веря, что найдется столько человеческих ртов, чтобы съесть все, что приготовят здесь.

– Шеф-повар у нас в отпуске, – пояснил между тем вполголоса швейцар.

– Конечно, – вежливо отозвалась я. – Ведь теперь лето, июль.

– Не только в этом дело, – усмехнулся швейцар. – У нашего Виктора Вениаминовича сердце больное, он летнюю жару совершенно не переносит. На кухне постоянная жара и духота, он мучается, а когда еще и снаружи то же самое, это уже выше его сил. Поэтому, как в нашем городе начинается пекло, он уходит в отпуск, едет в спецсанаторий на севере, в Карелию.

– Да, в Карелии теперь прохладно, – вздохнула я.

– Конечно, – согласился швейцар. – Так что у нашего шеф-повара каждый год долгий отпуск получается. У нас так заведено: как жара спадает, мы ему звоним, и он возвращается.

– Ваш шеф, наверное, очень полный, – предположила я.

– Ага! – сказал швейцар. – Как бочонок. Но готовит обалденно. Жалко, что вы не попробуете его фирменных блюд. Заячья спинка с эстрагоном и овощами! М-м, это же шедевр!

– Значит, за это его и держат, – предположила я. – Позволяют отдыхать сколько ему хочется.