Я не боюсь летать - Эрика Йонг

Добро пожаловать! С возвращением! Мы приветствуем, по крайней мере, тех из вас, кто пережил Освенцим, Бельзен[8] и Лондонский блиц, кто сумел приспособиться к американской жизни. Willkommen![9] Уж чего у австрийцев нельзя отнять, так это их обаяния.

Вопрос о проведении съезда в Вене горячо обсуждался в течение нескольких лет, и многие из психоаналитиков приехали туда против желания. Частью проблемы был антисемитизм, но, кроме этого, существовала опасность, что радикальные студенты Венского университета решат организовать демонстрации. Психоанализ не в чести у новых левых, они считали его «слишком индивидуалистическим», утверждая, что он не внес никакого вклада во «всемирную борьбу за коммунизм».

Один новый журнал попросил меня внимательно наблюдать за всеми развлекухами и играми на съезде, дабы написать сатирическую статью. Я начала исследование с доктора Смакера, сидевшего у кухонного блока, где ему подавала кофе одна из стюардесс. Он посмотрел на меня, но в глазах его так и не мелькнул блеск узнавания.

– Что вы думаете о возвращении психоанализа в Вену? – спросила я самым жизнерадостным голосом женщины-интервьюера.

Доктора Смакера, казалось, мой вопрос потряс возмутительным запанибратством. Он смерил меня долгим испытующим взглядом.

– Я пишу статью для нового журнала, который называется «Вуайер», – сказала я, полагая, что название по меньшей мере вызовет у него улыбку[10].

– Ну тогда, – флегматично сказал Смакер, – позвольте узнать, что вы думаете на этот счет?

Он наклонился к своей жене – невысокой крашеной блондинке в синем вязаном платье с крохотным зеленым крокодилом над правой грудью.

Ну, я могла предвидеть. Почему психоаналитики всегда отвечают вопросом на вопрос? И почему сегодняшний вечер должен чем-то отличаться от любого другого вечера, кроме того факта, что мы летим на 747-м и едим некошерную пищу?

«Еврейская наука» – так называют психоанализ антисемиты. Переворачивай все вопросы с ног на голову и засовывай их в задницу вопрошающему. Все аналитики, похоже, талмудисты, в первый год изгнанные из семинарии. Я вспомнила любимую шутку моего деда.

Вопрос: Почему еврей всегда отвечает вопросом на вопрос?

Ответ: А почему еврей не имеет права ответить вопросом на вопрос?

Но что в конечном счете всегда выводило из себя, так это отсутствие воображения у большинства психоаналитиков. Ну хорошо, мой первый мне здорово помог – тот немец, который собирался читать доклад в Вене, – но он был редкой птицей: остроумный, самоироничный, без всякой показушности. В чем в чем, но в отсутствии воображения обвинить его невозможно, а без воображения даже самые блестящие психоаналитики превращаются в напыщенных идиотов. Другие, которых я посещала, на удивление оказывались лишенными воображения. Лошадь, которая тебе снится, – твой отец. Приснившаяся газовая плита – твоя мать. А кучи дерьма, которые снятся, на самом деле – твой психоаналитик. И называется подобное – трансференция[11]. Разве нет?

Вам приснилось, что вы сломали ногу на снежном склоне. Вы и на самом деле недавно сломали ногу на снежном склоне, лежите на кровати в десятифунтовом гипсе и на несколько недель заперты в четырех стенах, но, помимо этого, получили прекрасную возможность созерцать пальцы на ноге и размышлять о гражданских правах инвалидов. Но сломанная нога в сновидении, оказывается, символизирует «искалеченные гениталии». И вообще, ты всегда хотела, чтобы у тебя был пенис, и чувствуешь себя виноватой из-за того, что намеренно сломала ногу, желая получить удовольствие от гипса. Разве нет? Нет!

Ну хорошо, оставим в покое «искалеченные гениталии». Но ведь от дохлой-то лошади никуда не денешься. И забудем о вашей матери – газовой плите и о том, что ваш психоаналитик – куча дерьма. Что у нас останется, кроме запаха? Я не говорю о первых годах анализа, когда вы в поте лица отыскиваете собственных тараканов, надеясь и поработать немножко, а не посвящать всю жизнь неврозам. Я говорю о том случае, когда вы и ваш муж посещаете психотерапевта чуть не с пеленок и дошли до такого состояния, когда ни одно решение, даже самое ничтожное, не может быть принято без того, чтобы в облаке у вас над головой не собрался некий воображаемый синклит. Вы чувствуете себя как троянские воины в «Илиаде», над которыми сражаются Зевс и Гера. Я говорю о том периоде, когда ваш брак становится menage à quarte[12]. Ты, он, твой психоаналитик, его психоаналитик. Четверо в кровати. Такая картинка явно заслуживает индекса «Х»[13].

Мы пребывали в таком состоянии по крайней мере в течение последнего года. Каждое решение согласовывалось с аналитиком или же рассматривалось в свете психоанализа. Стоит ли нам переезжать в большую квартиру? «Сначала нужно проверить, что происходит» – этот эвфемизм Беннета обозначает «прилечь на кушетку»[14]. Будем рожать ребенка? «Давай-ка сначала провентилируем это дело». Поступим в теннисный клуб? «Сначала нужно проверить, что происходит». Может, разведемся? «Давай-ка сначала провентилируем это дело – выясним подсознательное значение развода».

А все потому, что наш брак достиг критической точки. Пять лет – и простыни, полученные в качестве свадебного подарка, истончились и начали рваться. Пришло время решать, покупать ли новые простыни, обзаводиться ли ребенком и жить ли с бзиками супруга до конца дней или же расстаться с призраком брака, выкинуть драные простыни и снова начать спать со всеми подряд. Принятие решения, конечно же, еще больше осложнялось психоанализом, главное допущение которого в том, что, невзирая на все факты, свидетельствующие против, твое состояние постоянно улучшается. Припев звучит приблизительно так:

«Когда женился на тебе, детка, я прямехонько двигался к самоуничтожению, но теперь я просто как огурчик, ура-ура-ура».

(Иными словами, сказанное означало: на рынке женихов ты вполне могла бы найти кого-нибудь получше, поприятнее, покрасивее, поумнее и даже поудачливее.)

На что он мог бы ответить:

«Ах, детка, я когда в тебя влюбился, ненавидел всех женщин, но теперь просто как огурчик, ура-ура-ура».

(Иными словами, сказанное означало: он мог бы найти кого-нибудь поприятнее, покрасивее, поумнее, кто и готовит лучше и даже имеет перспективу унаследовать кое-что от папочки, чтобы в поте лица не требовалось зарабатывать на хлеб насущный.)

– Беннет, старина, тебе пора поумнеть, – обычно говорила я, когда мне казалось, что ему в голову приходят подобные мысли, – может, ты найдешь себе какую-нибудь еще более фаллическую женщину с еще более сильным комплексом кастрации и нарциссизма, чем у меня.

В звании жены психоаналитика есть одно преимущество – можно пудрить ему мозги их же терминологией, выбирая самые подходящие моменты. Но мне и самой приходили в голову такие мысли, и если Беннет знал о них, то помалкивал. Был в нашем браке какой-то жуткий изъян. Наши жизни шли параллельно, как железнодорожные пути. Беннет проводил день в своем кабинете, в больнице, у личного психоаналитика, а потом, когда наступал вечер, возвращался в кабинет, где оставался до девяти или десяти. Два дня в неделю я преподавала, а остальное время писала. Преподавательское расписание оказалось легким, а вот писание изматывало, и к тому времени, когда Беннет возвращался домой, я была готовенькая – еще чуть-чуть и завою. У меня накопилось много одиночества, много часов наедине с пишущей машинкой и фантазиями. И всюду, казалось, меня подстерегали мужчины. Казалось, мир переполнен свободными, интересными мужчинами – и где все они были до моего замужества?!

Но что такое брак – священная корова, что ли? Даже если ты влюблена в мужа, неизбежно наступает время, когда упражнения с ним в постели становятся такими же пресными, как овсянка по утрам, – да, желудок наполняет, для здоровья полезно, но дух не захватывает. А ведь хочется чего-нибудь с перчиком, чтобы все горело.

Я не возражала против брака. Наоборот, я в него верила. Я испытывала потребность иметь одного милого дружка в этом враждебном мире, быть преданной одному человеку, невзирая ни на что. А со всеми другими желаниями, которые по прошествии некоторого времени замужество перестает удовлетворять, что делать? Беспокойство, голод, зуд между ног, ощущение пустоты внутри, желание быть заполненной, когда каждая твоя дырка хочет, чтобы ее оттрахали, жажда сухого шампанского и влажных поцелуев, запаха пиона в пентхаусе июньской ночью, света в конце пирса, как в «Гэтсби»…[15] Да разве в этом дело, в конце концов, ведь ты прекрасно понимаешь, самые богатые еще скучнее, чем ты и я, а в том, что оно пробуждает. Иронический горько-сладкий словарь любовных песен Коула Портера[16], печальная сентиментальная лирика Роджерса и Харта[17], вся эта романтическая чепуха, которой жаждало сердце одной половиной и над которой горько насмехалось – другой.

Вырасти женщиной в Америке. Ну и задачка, доложу я вам! Растешь, а в ушах не замолкают реклама косметики, песни о любви, полезные советы, горескопы[18], голливудские сплетни и нравственные дилеммы на уровне мыльной оперы. Ах, какие рекламные литании о хорошей жизни поются тебе изо дня в день! Какие забавные катехизисы!