Ресторан «Кумихо» - Хёнсук Пак

– Не знаю, что и сказать.

– Что значит, не знаю? Пошли вместе. Разве ты не слышал старую поговорку «Лучше валяться в собачьем дерьме, но быть живым»? Зачем отказываться от возможности пожить еще сорок девять дней? – внезапно встрял в разговор незнакомец. – Так и быть, парнишка идет со мной. – Дядька принял решение за меня.

– Он сам должен решить. Мне нужно его добровольное согласие, – отрезала Сохо.

– Ну, что же ты? Соглашайся. Ведь эта особа права: ты наверняка умер так внезапно, что не успел попрощаться с близкими. Разве тебе не тяжело от того, что не успел сделать в жизни самое главное и так неожиданно ушел? Все равно что сходить по-большому и не подтереться. Что ни говори, а попрощаться нужно, как положено.

Его слова заставили меня задуматься.

Вспомнилась бабушка. И ненавистный тип, который назывался моим братом. Им не было дела, жив я или мертв. Всякий раз, когда я попадался бабушке на глаза, она приговаривала по привычке: «Хоть бы ты сгинул с глаз долой». Она могла сказать и более страшные слова: «И зачем ты только родился на мою голову?» Разве я просил родить меня? Вполне возможно, бабушка с нетерпением ожидала моей смерти – чтобы я поскорее сгинул с ее глаз.

А сводный братец, который старше меня на пять лет, вообще заслуживает отдельного разговора. Мало того, что он относился ко мне, как к жвачке, прилипшей к асфальту, так еще и, будучи агрессивным и часто не в духе, в любой момент мог поднять на меня руку. А уж какой он был грубиян: стоило ему открыть рот, как оттуда, словно из мусорного ведра, сыпалась отборная брань.

Все жизненные интересы брата сводились только к деньгам. В какой-то период жизни он думал только о том, где бы найти денег на шмотки, чтобы попонтоваться в ночном клубе. В последнее же время он искал средства на улучшение своей внешности. Однажды он участвовал в какой-то специальной акции, и в тот день ему поведали много нового. Например, он всю свою жизнь был уверен, что у него широкий лоб, но организаторы мероприятия убедили его, будто это начальная стадия облысения. Как победителю ему предложили вживить тысячу волосинок за полцены. Этот болван поверил, что стоит ему сделать это, как его внешность станет идеальной. Он попросил у бабушки денег, но она хорошенько, от всей души его отругала: «Даже я, старуха на восьмом десятке, не додумалась до такого, так с какой стати молодому парню, молокососу, вживлять себе патлы?»

С тех пор брат думал только о том, где бы достать денег на пересадку. Но он был не из тех, кто привык самостоятельно зарабатывать на свои нужды – видимо, боялся, что его драгоценное тело, которое он холил и лелеял, как сокровище, износится от работы.

Мой братец не мог спокойно видеть, если у меня появлялись деньги, даже какая-то мелочь. Он тут же любым способом старался у меня все выманить или просто отобрать. А еще мастерски воровал, припрятанные бабушкой заначки, при этом исхитряясь повесить вину на меня.

От одной только мысли о нем у меня заболела голова. Нет, только не домой. Какой смысл возвращаться к постоянной ругани и склокам?

– Все умирают без подготовки. Разве нет? Неужели кто-то перед смертью прощается, как положено? Зачем мне возвращаться туда, где всё бесит до смерти?

– Да что ты понимаешь, малой? Многие умирают, приведя в порядок свои дела. Не глупи и послушай меня. Как-никак, я ведь старше тебя. Не пожалеешь, – ткнул меня в бок Ачжосси.

Ума не приложу, зачем я ему понадобился?

– Времени мало. Решай быстрее, – поторопила Сохо, нахмурив лоб.

Внезапно у меня возникли подозрения на ее счет. Кто она? Можно ли ей верить? А что, если это подвох?

– Ты сам должен решить, верить мне или не верить. – Она словно читала мои мысли.

– Так и быть, – согласился я, устыдившись своих сомнений в отношении нашей новой знакомой, и под напором выразительной мимики моего попутчика.

Если разобраться, то в возможности пожить еще сорок девять дней нет ничего плохого. Конечно, за нее придется заплатить глотком горячей крови, но ведь покойнику кровь уже не нужна. Так что фиг с ней, пусть глотнет от души.

Дядька обрадовался моему решению больше, чем сама Сохо. Знать бы, зачем он так набивается ко мне в друзья?

– Послушай, раз уж судьба нас свела, хоть расскажи о себе. Зовут тебя Сохо, а кто ты такая и чем занимаешься? – принялся расспрашивать он после того, как все решения были приняты.

Сохо постояла некоторое время в нерешительности, покусывая свои сочные красные губы, и ровным голосом представилась:

– Лиса[3].

– Кто-о-о? – удивленно приподняв брови, переспросил Ачжосси, будучи уверенным, что ослышался.

Я тоже на миг усомнился в услышанном. Но Сохо отчетливо повторила, что она не кто иной, как лиса.

Она сказала, что ей нужно за тысячу лет выпить по глотку горячей крови у тысячи человек, и только тогда она станет бессмертной птицей феникс. Когда Сохо обмолвилась, что тысяча лет уже не за горами, уголки ее раскосых глаз едва заметно вздернулись.

– Раз ты говоришь, что тебе почти тысяча лет, значит, ты не простая лиса, а кумихо[4]? Никак не могу поверить, что вижу перед собой ту, о которой столько слышал. Постой, ведь девятихвостые лисы, насколько мне известно, не пьют человеческую кровь, а едят печень? – На лице моего попутчика отразилось удивление.

– Кумихо, пожирающие человеческую печень, – всего лишь обычные оборотни. Они бродят только по ночам. Я же хочу кардинально отличаться от них и стать единственной, добившейся бессмертия. Потому что я подчинила себе тьму и скоро превращусь в птицу феникс, парящую под солнцем, – она напустила на себя важность, задрав нос.

– В принципе, мне нет никакого дела, кумихо ты или нет. По большому счету, мне все равно: станешь ты фениксом или нет. Главное, чтобы ты сдержала обещание об отсрочке смерти по нашему договору. Давай, отправляй меня с пацаном в Танмандон. Мне нужно заскочить домой, чтобы переодеться, и побыстрее встретиться кое с кем, – заторопился Ачжосси.

– Постой, тут такое дело… – Сохо задумчиво шевелила губами, словно не решаясь что-то сказать. – Вернуться к себе домой вы не можете. Ведь это будет означать воскрешение из мертвых. Я могу дать вам лишь время, но оживить вас не в моих силах. Это уже