Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий

Лишенные хотя бы краткого отдыха конкистадоры не могли сражаться целый день. Ацтеки нападали непрерывно. Одни гибли, другие же, получив ранение, потеряв оружие или просто обессилев, уступали свое место свежим солдатам. Испанцам отойти было некуда и замены искать негде. Но, несмотря на все трудности, маленький квадрат европейской пехоты начал мало-помалу двигаться вперед.

Шаг за шагом они теснили индейцев, в глазах которых отвага и торжество все чаще стали смешиваться с недоумением, а затем и со страхом. Они не могли понять, как эта горстка израненных и обессиленных людей умудряется давать отпор их гигантской армии. Многие ацтеки уже не решались нападать. Подбежав поближе, они мешкали, стараясь достать кого-нибудь из испанцев длинным копьем. Так, будто желали не убить врага, а лишь собственными действиями убедиться в его несокрушимости.

Себастьян чувствовал, что с ним что-то произошло. Он не ощущал больше ни усталости, ни боли, ни малейших сомнений в исходе битвы. Многоголосый шум схватки все чаще стали прорезать крики его товарищей по оружию: «Сантьяго!», « Смотрите! Сантьяго!», « Сам Сантьяго ведет нас в бой!». Риос святого покровителя Испании в небесах не видел, но верил, что тот все же пришел на помощь. Иначе как объяснить тот раж, в который вошли его товарищи?

Конкистадоры сплотились. Они как будто превратились в единый организм, неспособный чувствовать боль, страх или уныние. Испанцы шагали вперед, синхронно разя мечами всех, кто был настолько глуп, что решался на них напасть. Каждый такой дружный удар сопровождался коротким криком, вызывавшим еще большее смятение у ацтеков.

Кавалерия, подобно огромному ножу, прошла сквозь толпу индейцев и отсекла от нее группу в несколько сотен человек. Теснимые наездниками, они качнулись в сторону неумолимого в своем движении квадрата пехоты. Отчаянные крики индейцев, не видящих для себя спасения, потонули в реве конкистадоров. Испанцы врезались в ряды ацтеков, истребив около двухсот человек за какую-то минуту.

Кортес понимал, что силы наездников небезграничны и дал команду разделиться. Конница разбилась на отряды по пять человек, которые теперь метались по всей долине и главной их целью стали касики. Вожди ацтеков, восседая на носилках, украшенные пышными султанами из перьев, сверкающие золотыми ожерельями, оказались слишком хорошей мишенью. Их легко можно было обнаружить на поле боя. Гибель командиров деморализовала рядовых солдат, которые зачастую не только лишались отваги, но и совершенно теряли слаженность действий.

Фернан зарубил очередного врага. Вдруг сильный удар слева заставил его покачнуться в седле. Копье врезалось ему в висок, в голове зашумело, зазвенела сталь шлема и подбородочный ремень наконец-то не выдержал. Шлем слетел с головы, а Гонсалес, не теряя времени даром, тут же развернулся в седле и рассек плечо тому индейцу, которому удалось нанести этот удар. Со всех сторон подбирались враги. Гонсалесу пришлось ускакать, оставив шлем лежать на земле.

Мимо уха пролетела стрела, и Фернан досадливо дернул плечом — незащищенная голова была слишком уязвима. Их пятерка всадников врезалась в линию ацтекских воинов, защищавших очередного касика. Бритоголовый куачик с раскрашенным лицом в почетном желтом костюме ударил копьем, пытаясь выбить Гонсалеса из седла, но был сбит с ног другим всадником. Вождя тут же сбросили с носилок. Добивать его не пришлось — при падении он сломал себе шею. Фернан придержал коня, чтобы убедиться, что тот мертв.

Секундная расслабленность стоила очень дорого. Воин-ягуар в пятнистом оранжево-черном костюме, до того лежавший неподвижно, сумел подняться на ноги и, схватив дубину, подскочил сбоку. Великолепный прыжок завершился сокрушительным размахом и массивная деревянная дубинка врезалась в левый висок всадника. Ацтек был силен. Ему не раз доводилось повергать врагов подобными ударами. Как правило, человек падал с проломленным черепом и больше уже не вставал.

Фернана бросило вправо. Нога, упершаяся в стремя, да еще левая ладонь, намертво стискивавшая луку седла, помогли не рухнуть на землю. В голове загудело, но он сумел выровняться и уставился на воина, нанесшего удар. В душе вновь закипала бешеная, неконтролируемая ярость, слегка присыпанная уже пеплом усталости.

Воин-ягуар стоял, бессильно опустив руки и, не веря своим глазам, глядел на всадника. Он не мог понять, как человек, получив такой удар, не только не умер на месте, но даже не упал. Взгляд Фернана заставил ацтека оцепенеть. Лицо, осунувшееся от усталости и недосыпания, с выступающими скулами, разрисованное кровавыми разводами, с волосами, склеившимися от пота. Из свежего рассечения на левом виске вниз по щеке струится кровь… И прямо в душу смотрят свирепые синие глаза, прожигая насквозь нечеловеческой яростью и гневом.

Ацтеку казалось, что прямо перед ним оказался грозный бог смерти — свирепый Миктлантеку́тли. Его изображали с черепом вместо головы. Фернан в это мгновение выглядел не менее устрашающе. Он высоко поднял правую руку, собираясь нанести удар. Меч смотрел острием вниз, как раз в грудь индейцу. Тот замер, скованный бескрайним изумлением и страхом. Конкистадор всадил оружие во врага. Ацтек еще какое-то мгновение стоял, все так же завороженно и недоверчиво глядя на всадника, который убил его, хотя сам уже несколько мгновений должен был быть мертв. Затем из горла у него пошла кровь и вместе с ней индейца как будто мгновенно покинула жизнь. Он сложился пополам и сполз вниз, уткнувшись лбом в копыто коню.

Фернан влился в свой отряд, зажимая левой ладонью рану. Кровь уже еле текла из рассеченного виска.

«Это, наверное, потому, что крови у меня в теле и так осталось немного» — рассеянно подумал Гонсалес.

Он оглянулся, желая знать, как идут дела у пехоты. Это было невообразимое зрелище. Он бы в жизни не поверил, что можно так слаженно и рьяно биться, не обращая внимания на раны и усталость. Вот один испанец, получив стрелу в грудь, понял, что спасения нет, и сразу же рванулся вперед. Фернану вспомнились слова его красавицы Чики.

— Боги велики! Они грозны, ужасны. Если их разгневать, никому не будет пощады! Богов нужно бояться!

Так когда-то рассказывала она, делая круглые глаза, размашисто жестикулируя и пытаясь выражением лица усилить впечатление от своих слов. Фернан еще раз поглядел на раненого стрелой испанца. Высокий, широкоплечий, с ног до головы разрисованный красными пятнами и полосами, он с каждым выдохом извергал изо рта хлопья кровавой пены. Отбросив щит, он ринулся с мечом и кинжалом в ряды индейцев, разя их направо и налево. Перекошенное от ярости лицо повергало в ужас даже Фернана, не говоря о тех, кто оказывался на его пути. В этот момент он казался не менее грозным, чем самый страшный и кровожадный ацтекский бог.

Единственными, пожалуй, кто сохранял спокойствие в этой бешеной резне, были арбалетчики. Фернан видел, как они прятались в глубине строя, укрываясь от вражеских стрел и заряжая оружие. Затем выпрямлялись и прицеливались. Арбалетчиков насчитывалось слишком мало, чтобы серьезно ослабить ацтеков. Но они могли заметно повлиять на исход битвы, ведя свою собственную охоту на индейских вождей.

Болты отправлялись в полет беззвучно — в этом грохоте невозможно было различить щелчок тетивы — и походили на легких и почти неразличимых глазом в своей стремительности птиц. Эти несущиеся силуэты казались невесомыми, но лишь до того момента, когда какой-то из них не попадал во врага. Тогда индеец, получивший страшный удар, опрокидывался на спину. Везло тем, кто оказывался убит наповал. Но хватало и таких, которые упав, продолжали биться в конвульсиях, схватившись за древко болта и пытаясь вырвать его из тела.

Вот один из испанских стрелков — голова обвязана окровавленной тряпкой — поднял арбалет. Он не спешил стрелять, выбирая жертву. Пеший касик, все же хорошо заметный в толпе индейцев благодаря своему богатому убранству, как раз в этот момент подгонял своих воинов вперед. Арбалетчик спустил тетиву и болт по самое оперение вошел в грудь вождю.