Ожерелье королевы - Александр Дюма

– Превосходно, ваше величество, – отозвался г-н де Крон. – Внизу ждет карета, приехавшая со мной: я хотел бы, чтобы ее пропустили в замок, но так, чтобы ее содержимого не видел никто, кроме вашего величества.

– Нет ничего проще, – отвечала королева, – где ваша карета?

– В первом дворе, ваше величество.

Королева позвонила.

– Велите вкатить в большие сени карету, которую вам укажет господин де Крон, – сказала она вошедшему слуге, – и заприте обе двери, чтобы в сенях было темно и никто, кроме меня, не увидел диковинку, которую привез мне господин де Крон.

Приказ был исполнен. Капризы королевы встречались обычно с еще большим почтением, чем ее приказы. Карета въехала в ворота мимо караульной будки и выгрузила свое содержимое в темный коридор.

– Теперь, ваше величество, – сказал г-н де Крон, – извольте проследовать вместе со мною в комнату для вечерних трапез и прикажите, чтобы моего главного помощника пропустили в библиотеку вместе с тем лицом, к которому он приставлен.

Десять минут спустя трепещущая королева заглянула в оконце, спрятанное позади шкафов.

Она увидела, как в библиотеку вошла окутанная плащом фигура; помощник освободил ее от плаща, и королева, узнав ее, вскрикнула от испуга. То была Олива в одном из любимейших нарядов Марии Антуанетты.

На ней было зеленое платье с широкими черными муаровыми лентами; у нее была высокая прическа, какую предпочитала и королева, такие же кольца, как у нее, и зеленые атласные туфельки на высоких каблуках; то была вылитая Мария Антуанетта, только вместо крови цезарей в жилах ее бурлила плебейская кровь, вселявшая такое вожделение в г-на де Босира.

Королева словно смотрелась в перевернутое зеркало; она пожирала глазами этот призрак.

– Что скажет ваше величество о подобном сходстве? – осведомился г-н де Крон, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Скажу… скажу… сударь… – пролепетала потрясенная королева. «Ах, почему вас здесь нет, Оливье?» – подумалось ей.

– Каковы будут пожелания вашего величества?

– Никаких, сударь, никаких… Пускай об этом известят короля.

– И покажут это графу Прованскому, не правда ли, государыня?

– О, благодарю вас, господин де Крон, благодарю. Но что будет теперь этой женщине?

– Все случившееся приписывают именно ей? – спросил г-н де Крон.

– И нити заговора, наверно, все у вас в руках?

– Почти все, ваше величество.

– А что господин де Роган?

– Господин де Роган еще ничего не знает.

– Ах, – вымолвила королева, закрыв лицо руками, – теперь я вижу, что кардинал обязан своей ошибкой этой женщине!

– Да, ваше величество, но если кардинал де Роган впал в ошибку, то кто-то другой совершил преступление!

– Ищите хорошенько, сударь; честь французского королевского дома у вас в руках!

– И верьте мне, ваше величество, это надежные руки, – отвечал г-н де Крон.

– А как дела с расследованием?

– Оно продвигается. Все все отрицают, но я жду удобного случая, чтобы предъявить вещественное доказательство, которое находится теперь в вашей библиотеке.

– А что госпожа де Ламотт?

– Она не знает, что я разыскал эту девицу, и обвиняет графа Калиостро, что он-де заморочил голову кардиналу и свел его с ума.

– А что граф Калиостро?

– Я велел его допросить; господин Калиостро обещал посетить меня нынче утром.

– Он опасный человек.

– Он будет нам полезен. Он впитает яд от укуса этой гадюки, госпожи де Ламотт, и даст нам противоядие.

– Вы рассчитываете на разоблачения?

– Не сомневаюсь, что они произойдут.

– Каким образом, сударь? Успокойте меня, чем можете!

– Доводы мои таковы, сударыня: госпожа де Ламотт жила на улице Сен-Клод…

– Знаю, знаю, – краснея, подхватила королева.

– Да, вы, ваше величество, оказывали этой женщине честь своим покровительством.

– Не правда ли, она мне за это отплатила? Итак, она жила на улице Сен-Клод…

– Адом господина Калиостро расположен почти что напротив.

– И вы полагаете…

– Что если у одного из соседей есть какой-то секрет, этот секрет известен обоим. Но прошу меня извинить, ваше величество: близится час, когда меня должен посетить в Париже господин Калиостро, и я во что бы то ни стало хочу выслушать его объяснения.

– Ступайте, сударь, ступайте, и еще раз прошу вас не сомневаться в моей признательности.

Едва г-н де Крон вышел, она воскликнула со слезами на глазах:

– Вот и приближается мое оправдание! На всех лицах я прочту свое торжество. Но я не увижу его на лице единственного друга, перед которым мне хотелось оправдаться!

Тем временем г-н де Крон примчался в Париж и вернулся к себе домой, где ждал его граф Калиостро.

Граф со вчерашнего дня знал все. Он ехал к Босиру, чье убежище было ему известно, и собирался уговорить его покинуть Францию, но по дороге увидел его в двуколке с двумя полицейскими по бокам. Олива, стыдясь и заливаясь слезами, пряталась сзади.

Босир заметил графа, который ехал навстречу в почтовой карете, и узнал его. Он понадеялся, что этот загадочный и могущественный вельможа чем-нибудь поможет ему; поэтому он отказался от намерения никогда не разлучаться с Оливой.

Он напомнил полицейским, что они предлагали ему бежать. Те согласились принять сто луидоров, которые были у него при себе, и отпустили пленника вопреки рыданиям Николь.

Но Босир, обняв любовницу, шепнул ей на ухо:

– Надейся. Я сделаю все, чтобы тебя спасти.

Затем он торопливо зашагал в том же направлении, в каком укатил Калиостро.

Калиостро остановил карету; так или иначе ехать к Босиру было незачем, раз уж его увезли. Графу не оставалось ничего другого, как только ждать в надежде, что Босиру каким-нибудь образом удастся до него добраться.

Итак, граф около получаса ждал у поворота дороги; наконец он увидел несчастного возлюбленного м-ль Оливы, бледного, запыхавшегося, полумертвого от усталости.

Завидев стоящую карету, Босир вскрикнул от радости, как утопающий при виде спасительной доски.

– Что случилось, сын мой? – спросил Калиостро, помогая ему подняться в карету.

Босир поведал графу свою горестную повесть; Калиостро выслушал его в молчании.

– Она погибла, – сказал он наконец.

– Почему? – вскричал Босир.

Калиостро описал ему все, чего тот не знал: проделки на улице Сен-Клод и в Версале. Босир едва не лишился чувств.

– Спасите ее, спасите! – возопил он, бухнувшись на колени прямо в карете. – Я уступлю ее вам, если вы ее по-прежнему любите.

– Друг мой, – возразил Калиостро, – вы заблуждаетесь, я никогда не любил мадемуазель Оливу, я стремился лишь избавить ее от беспутной жизни, которую ей приходилось разделять с вами.