Наука дальних странствий - Юрий Нагибин

Имя Хейли окружено легендами. И я не знаю, подлинную историю первого успеха своего мужа рассказала нам Шейла или фольклорный вариант:

— Он был безвестен, когда канадское телевидение поставило его пьесу. Возможно, пьеса прошла бы, как и другие подобные пьесы, ничего не изменив в судьбе автора, если б не счастливый случай. Неожиданно отменили трансляцию выдающегося хоккейного матча, собравшего у экрана телевизора всю Канаду, и вместо этого дали пьесу мужа. Не оправившиеся от шока болельщики посмотрели пьесу, и на другой день Хейли проснулся знаменитостью.

Ни сам Хейли, ни его жена не скупились на сведения о его жизни, они привыкли к любопытству окружающих и журналистской ненасытности. Делали они это хорошо: без ломания и скрытого самодовольства, но и без фальшивого, лицемерного скромничания; они понимали законность интереса к необычайной судьбе хронического бестселлера и работали на совесть. Я понял, как хорошо быть издателем Хейли, членом его семьи, дорожным спутником, вообще любым человеком, находящимся с ним в деловых, родственных или дружеских связях. Он так же точен и ответствен в своем поведении, как и в своей литературе. Он не создает искусственных трудностей, чтобы потом их мучительно преодолевать, он идет прямым, кратчайшим путем и в творчестве, и в быту, выгадывая для себя душевную свободу, внутренний порядок и время для внешней жизни, которую охотнее всего отдает путешествиям.

Хейли говорит о себе спокойно и просто, ничего не скрывает, да ему и нечего скрывать. Он родился в Англии, в бедной семье, и в четырнадцать лет «положился предел учености», как витиевато говаривал наш Лесков. Мечтал стать репортером, не вышло, пошел на военную службу, в годы войны служил в авиации, затем переехал в Канаду, работал, писал рассказы, телепьесы. Роман «Рейс ноль восемь» (в соавторстве с Д. Кастлем) стал первым его бестселлером. Заодно выяснилось, почему уроженец доброй старой Англии, канадский гражданин и житель вечнозеленых Багамских островов считается американским писателем. Действие почти всех романов Хейли происходит в США, «поскольку эта страна дает богатый материал для наблюдений». Не скрыл Хейли и свою рабочую норму: две страницы в день. Я думал — больше, но сила Хейли в том, что эти две страницы он «выдает» регулярно, а не спорадически — в пору рабочего запоя, на смену которому приходит затяжное безделье.

В целом же его разговор в точности соответствует тем интервью, которые он охотно дает представителям печати, радио, телевидения. Он не приоткрывает тайных дверец, — может быть, их просто нет. Он говорит именно то, чего от него ждут, не желая ни разрушать, ни усложнять сложившийся у людей образ, лишь уточняет детали. Его вполне устраивает репутация писателя, изучающего взаимоотношения техники и человека. Тем более что в подобном определении есть истина, но не вся. Хейли это мало волнует. Он и вообще не любит литературных разговоров. Литературу надо делать, зачем о ней говорить? «Специально литературой я никогда не занимался», — утверждает Хейли. У некоторой части западных писателей, особенно тех, кого отвергает эстетствующая критика, появилась в последнее время тенденция открещиваться от литературы. Известный датский поэт и романист Шарнберг бросил мне гневно: «Мне нет дела до литературы, я — агитатор!»

Отношение Хейли к литературе я понял так: это ремесло (не в нынешнем уничижительном, но и не в средневековом, цеховом — возвышенном смысле, а где-то посредине), серьезное, важное, полезное и прибыльное ремесло, которое требует всего человека, а болтать о нем — пустая трата времени. Пусть этим занимаются неудачники.

Артур Хейли не посягает и на вашу душевную жизнь, не стремится к установлению тесного контакта, до чего так охочи русские люди, с него достаточно внешнего, прохладно-уважительного общения.

К концу очень затянувшегося, хотя и не принесшего никаких открытий вечера мы все выдохлись. Бодр, свеж и юн оставался один Хейли. Он хорошо, но в меру поел, почти ничего не выпил и был готов хоть сейчас на ринг. Спортсмен, фаворит, победитель…

О последнем, завершающем штрихе в цельном портрете Артура Хейли стало известно от водителя, отвозившего гостей домой. Выехав с нашей поселковой дороги на Калужское шоссе в свет встречных фар, водитель заметил, что Хейли тщетно пытается пристегнуть ремень. Надо сказать, что ремни на «Волгах» не прижились, и тот ремень, с которым возился Хейли, давно уже болтался без дела, размочалился, съежился, вроде бы сел, как после стирки. Замок тоже был испорчен, и все попытки дисциплинированного и осторожного Хейли, воспитанного большими американскими скоростями, пристегнуться ни к чему не привели.

Водитель сроду не видел такой растерянности, вскоре сменившейся яростной борьбой за жизнь. Хейли что было силы тянул ремень, подбирал живот к хребту, вертелся, сгибался, вжимался в кресло, боролся за себя так же цепко, как люди на поврежденном взрывом «Боинге-707». Думается, тут он по-настоящему узнал, что чувствовали его герои. Все было тщетно. Ох, как не хотелось ему расставаться со своей прекрасной жизнью на темной чужой дороге, под темным чужим небом, окуполившим случайный, ненужный ему простор, столь далекий от милых вечнозеленых Багамских островов! У него хватило мужества и воли не пересадить на свое гибельное место кого-то из спутников, он остался до конца джентльменом и до последнего сражался с куском грязноватой твердой ткани. Лишь в городе он понял, что ему не одолеть ремня, и принял смелое решение катапультироваться без парашюта. Он поднял дверную кнопку, сжал ручку дверцы и левой ногой нащупал упор. Машина быстро продвигалась пустынными ночными улицами, многие светофоры были уже выключены, оставшиеся торопились зажечь зеленый свет. Впереди возникло массивное здание аэро… гостиницы, еще немного удачи, терпения, выдержки — и вот колеса коснулись посадочной полосы. Спасен!.. Ему снова сказочно повезло. Будет завтрашний день, и много других радостных дней, и вечнозеленые Багамские острова…

Каким же счастливым человеком надо быть, чтобы так бояться смерти!

Простим ему, что он так счастлив, удачлив и богат. Он хороший и честный труженик в литературном цехе и доставляет людям много радости. Он помогает нам ориентироваться в этом сложном мире, придает твердости, веры в себя и в жизнь, а это дорогого стоит на нашей изнуренной планете.

В поисках Лассила

Не знаю, кому первому пришла в голову мысль создать книгу «Москва — Хельсинки» — счастливая, добрая мысль, особенно в нынешнее тревожное, исполненное розни, недоверия, опасных намерений и термоядерной демагогии время, когда вновь потянуло дурным ветром «холодной войны». Правда, все это не отразилось на добрососедстве Советского Союза и Финляндии, дающем отрадный пример того, как могут строиться и развиваться отношения двух стран с различной социально-экономической системой. Но всякий добрый огонь, зажженный в ночи для тепла и света, должен иметь пищу, чтобы не зачахнуть, это касается и личных и межгосударственных отношений. Для этого мало даже самых тесных торговых и экономических контактов: финские рабочие, техники и инженеры трудятся на новостройках Советской Карелии, строят нам дома и корабли, мы помогаем финнам с энергетикой, идет широкий обмен специалистами и учеными, но нужны связи, идущие от человеческого сердца, и тут слово имеют искусство и литература.