Аналитики. Никомахова этика - Аристотель

нисколько не делает более склонными к их осуществлению, если только добродетели суть приобретенные душевные свойства. Это совсем как со здоровым и хорошим расположением, которые получили свое название не оттого, что мы в состоянии создать их, а от известного приобретенного свойства. Ведь мы нисколько не станем практичнее от знания врачебного искусства или гимнастики. Но если мы не поэтому считаем кого-либо практичным, а потому, что он умеет стать справедливым и пр., то эта добродетель бесполезна для тех, которые уже хорошие люди; бесполезна она и для тех, которые не имеют ее: ведь нет разницы быть самим практичными или следовать практичным людям; совершенно так же, как относительно здоровья, все мы желаем быть здоровыми, но для этого не все изучаем медицину.

Сверх того, нелепым может показаться и то, что практичность, будучи добродетелью более низкой, чем мудрость, является властвующей над нею, ибо она управляет и приказывает в частностях во всем, что делается. Об этом следует высказаться, ибо теперь мы только перечислили затруднения. Во-первых, скажем, что сами по себе обе добродетели необходимо желательны, так как каждая из них есть добродетель одной из частей души; желательны даже в том случае, если бы они не создавали ничего, помимо себя. Во-вторых, они действительно создают, правда не так, как врачебное искусство создает здоровье, но так, как здоровье и мудрость создают блаженство, будучи частью добродетели, обладание и осуществление которой делают человека счастливым. Далее, задача [человека] выполняется сообразно практичности и этической добродетели, ибо добродетель задает правильную цель, а практичность находит средства. Четвертая часть души, растительная, не имеет добродетели, ибо от нее вовсе не зависит наша деятельность или бездействие.

Что касается утверждения, что человек благодаря практичности нисколько не становится способнее к совершению прекрасных и справедливых дел, то нам следует начать несколько издалека, исходя из следующего принципа: иногда мы про некоторых говорим, что они поступают справедливо, не будучи справедливыми, как, например, про тех, которые выполняют положенное законами, поступая так против воли, или по неведению, или по какой-либо иной причине, а не ради самого [справедливого] действия (хотя ведь они поступают, как следует и как нужно поступить хорошему человеку); точно так же может, как кажется, случиться, что кто-либо поступит хорошо в силу того, что он от природы таков, то есть он поступает как бы с намерением и ради того, что осуществляется действием. Но добродетель делает намерение правильным, а все то, что необходимо для осуществления намерения, это все зависит уже не от добродетели, а от другой силы. Но об этом следует яснее высказаться.

Есть в душе известная сила, называемая изобретательностью (δεινότης); она состоит в том, что человек благодаря ей может найти и добыть подходящие средства для известной цели. Если цель хороша, то эта сила похвальна; если же цель дурна, то это способность, готовая на все. Поэтому-то людей практичных называют опасными и способными на все. Хотя практичность и не есть изобретательность, но она невозможна без последней. Это приобретенное свойство возникает в душе не без добродетели, как это было сказано и само по себе ясно. Умозаключения, содержащие в себе принцип действий, образуются следующим образом: «Ввиду того, что цель и благо таковы, следует предпринять то и то». Для примера можно взять любое умозаключение. Но это лишь для хорошего человека так – ибо испорченность отвлекает человека, заставляет его ошибаться насчет принципов деятельности, так что ясно, нельзя быть практичным, не будучи нравственным.

Вновь обратимся к добродетели, ибо ведь добродетель приблизительно так же относится к практичности, как эта последняя к изобретательности. Это не то же самое, но сродное нечто; отношение такое же, как прирожденной добродетели к совершенной. Ведь каждая добродетель всем в известном смысле кажется прирожденной. Бывают же от рождения и справедливые, и умеренные, и мужественные и тому подобные люди; тем не менее мы ищем более совершенного блага и желаем, чтобы люди овладели иным способом той же добродетелью. Дети и животные также обладают прирожденными качествами, но без разумения эти качества кажутся вредными. Настолько, кажется, дело очевидно, что, подобно тому как сильному телу, сильно движущемуся, легко подвергнуться сильному падению именно вследствие слепого движения, – то же самое возможно и здесь [в сфере духовной]. Если же присоединится разум, то деятельность выйдет иною, и душевное качество, будучи тем же самым, лишь в этом случае является совершенным. Подобно тому как рассудочная деятельность имеет два вида – изобретательность и практичность, точно так же и в этической области два вида – прирожденная добродетель и совершенная, – при этом совершенная добродетель не может возникнуть без практичности. Поэтому-то иные и утверждают, что все добродетели суть виды практичности, и Сократ в своем исследовании частью утверждал верное, частью ошибался. Он ошибался, утверждая, что все добродетели суть виды практичности, но прекрасно говорил, что они невозможны без практичности. Доказывается это тем, что теперь все желающие определить добродетель прибавляют к ней понятие прирожденного душевного свойства, говоря, с чем оно, следуя истинному разуму (ϰατὰ τòν ὀρϑòν λόγον), имеет дело; а истинен тот разум, который следует указаниям практического ума. Итак, они чают как бы, что добродетель есть подобное приобретенное душевное свойство, следующее указаниям практичности. Но определение следует несколько изменить. Добродетель не только следует истинному разуму, но она есть приобретенное душевное свойство, по существу связанное с истинным разумом (µετὰ τοῦ ὀρϑοῦ λόγου). Истинный разум в этом [то есть в практике] и есть практичность. Но Сократ полагал, что добродетели суть качества разума (ибо все они знания), мы же полагаем, что они сопряжены с разумом. Итак, ясно из сказанного, что нельзя быть вполне добродетельным без практичности, как нельзя быть практичным без этической добродетели. Но таким путем можно разрешить затруднение [которое возникло бы], если бы кто-либо стал утверждать, что добродетели друг от друга различны, ибо ведь не всякий человек от природы расположен ко всем, так что он одну может уже иметь, а другой еще нет. Это возможно относительно физических добродетелей, а невозможно относительно тех, по которым кто-либо называется безусловно хорошим. Ибо с практичностью, которая одна, соединены и все другие. Ясно, что в ней человек нуждался бы, даже если б он не имел случая осуществления, так как практичность есть добродетель одной из частей души и так как правильного намерения не может быть без практичности и без добродетели, ибо первая определяет цель, а вторая позволяет найти средства. Однако практичность не стоит выше мудрости и не принадлежит даже лучшей части души, точно так как врачебное искусство не стоит выше