Семь светочей архитектуры. Камни Венеции. Лекции об искусстве. Прогулки по Флоренции - Джон Рескин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
44. Главное в этой фреске – глубокая вера Джотто в реальность стигматизации как в факт, не подлежащий сомнению. Ему приходится убеждать в этом не только святого Фому: таких пятеро, по одному на каждую рану. Четверо из них привлечены лишь любопытством и хладнокровно разглядывают святого Франциска, только один целует его поднятую руку. Остальные части картины представляют собой не более чем серый рисунок, изображающий погребение. Из всех присутствующих единственный монах удостаивается видеть взятую на небо душу, причем этот монах был, очевидно, самой последней фигурой в монастыре. (Его лицо переписано, но еще можно более или менее угадать прежние черты.)
Об общей композиции, или о «единстве и гармонии целого», мы можем лучше судить, если взглянем сначала на более яркую сцену, изображающую рождение святого Франциска, рождение духовное, надо добавить, – самую верхнюю из трех фресок на этой стороне капеллы. Она вполне характерна для Джотто; большая часть ее написана его рукой, и вся она, без исключения, прекрасна. Все, что важно знать о Джотто, вы можете узнать из этой фрески.
«Но мы не можем рассмотреть ее отсюда даже в бинокль! Мы видим все в ракурсе и в искаженном виде. Какой толк говорить о ней?»
Это первый признак истинно Джоттовой работы – ее недосягаемость для нас! Это и делает ее истинным образцом его творчества. Потом я покажу вам другое его произведение, которое вы сможете прекрасно рассмотреть, – оно находится прямо за вами, на противоположной стороне стены, – но прежде мне хочется, чтобы вы почувствовали, что вам приходится свернуть шею, дабы увидеть ту сцену, о которой мы говорим.
45. Одна из характерных особенностей, присущих великим художникам (насколько мне известно, это относится ко всем без исключения), состоит в том, что они никогда не думают о чьем-либо желании посмотреть на их произведения, кажется, будто они всегда удивляются такому желанию и недовольны им. Скажите любому художнику, что вы повесите его картину на почетном месте в столовой к торжественному обеду в Сити и что такой-то господин произнесет о ней речь, – и вы или совсем не произведете на него впечатления, или же неприятное. И десять к одному, что он даст вам какой-нибудь хлам со своего чердака. Но пошлите за художником в спешке и скажите ему, что крысы прогрызли безобразную дыру в вашей входной двери и что вы хотите заделать и закрасить это место, и он напишет такой шедевр, что люди впредь будут в восхищении останавливаться у вас перед дверью.
Мне некогда объяснять причину этого, да я и сам хорошенько не знаю ее, но несомненно это так.
За Джотто тоже однажды послали, чтобы он расписал верхнюю капеллу. Я не знаю наверное, сам ли он выбрал сюжеты из жизни святого Франциска; думаю, что да, хотя, конечно, нельзя утверждать это. Во всяком случае, ему была предоставлена значительная свобода.
46. Теперь вы должны заметить, что расписать готическую капеллу – совершенно то же самое, что правильно расписать греческую вазу. Капелла – та же ваза, но перевернутая вверх дном и вывернутая наизнанку. Законы декорации в точности те же самые. Рисунок должен быть согласован с размерами вазы; он должен производить гармоничное впечатление в целом и в то же время быть разнообразным и интересным в отдельности, когда вы рассматриваете его, поворачивая вазу в руках (в капелле вы сами поворачиваетесь); фигуры, изображенные на ней, должны изгибаться соответственно углублениям и выпуклостям вазы, то укорачиваясь, то удлиняясь по мере надобности, но во всех положениях должны сохранять естественность и грацию. В другой раз я вам докажу это на деле, сегодня же прошу поверить мне на слово, что Джотто был истинный этрусский грек тринадцатого века, но обращенный в поклонение святому Франциску вместо Геракла; в отношении же вазовой живописи он остался тем же этруском, каким был до этого. Его капелла – не что иное, как большая, прекрасная, расписанная этрусская ваза, опрокинутая над вашими головами, подобно водолазному колоколу[165].
Кроме квадрифолия в вершине колокола, есть еще два промежутка по бокам под арками, в которые очень трудно вписать сцену, если это должна быть только сцена; но трудность сильно возбуждает этрусский орнаментальный инстинкт. Художник, обрадованный ее национальному характеру, помещает свое лучшее произведение в эти арки, совершенно не заботясь о публике, находящейся внизу, которая в любом случае увидит белые, красные и голубые пятна, и это все, что ей нужно, думает Джотто, если ему случается взглянуть вниз со своих подмостей.
47. Посмотрите затем на верхнее отделение слева, став лицом к окну. Заполнить всю арку фигурами было невозможно, или пришлось бы ставить их друг другу на головы, – и Джотто добавляет красивую архитектуру. Рафаэль в своем «Обручении Марии» делает то же самое ради собственного удовольствия.
С обеих сторон внизу Джотто ставит по две изящные маленькие белые фигуры. Но на правой стороне он помещает более высокую фигуру ближе к середине, а на левой – с краю. И с каждой стороны главного действия он размещает свой греческий хор из наблюдающих и рассуждающих свидетелей.
Затем с обеих сторон он ставит хорега, или предводителя хора, – они принимают участие в событии. Само событие – ссора из-за яблока раздора, находящегося в центре, – помещено в середине. Хорег справа, который видит, что епископ одерживает верх, невозмутимо берет его сторону. Хорег слева, который видит, что его вспыльчивый друг проигрывает, удерживает его и пытается успокоить. После того как вы вполне убедитесь в совершенстве декоративной части композиции – не ранее, – можете перейти и к самому содержанию ее, которое заключается в следующем. Послушание – одна из трех главных добродетелей святого Франциска, и он начинает свою самостоятельную жизнь с того, что ссорится с отцом. Говоря современным языком, он с благотворительной целью
