Стрекоза в янтаре - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, я была несправедлива к этой девушке, считая ее чувства к Джейми несерьезными по сравнению с моими. Я никогда не узнаю, поступила ли она так под влиянием глубокой страсти или в минутном порыве. В любом случае она потерпела поражение. И Джейми был моим и таким останется навсегда. Не зная, что я смотрю на него, он сунул руку под килт и почесал в паху. Я улыбнулась и вернулась на свое место рядом с Колумом.
— Я принимаю ваши извинения, — сказала я.
Он кивнул; серые глаза стали задумчивыми.
— Значит, вы верите в прощение, миссис?
— Больше в справедливость, — ответила я. — И потом, я не верю, что вы проделали весь этот длинный путь до Эдинбурга только для того, чтобы извиниться передо мной. Ведь это было дьявольски трудное путешествие.
— Да, это правда.
Могучая молчаливая фигура Ангуса Мора приблизилась к нему, а массивная голова склонилась к хозяину — мол, я к вашим услугам. Колум приподнял руку. «Все в порядке», — говорил этот жест.
— Но я не знал, что вы в Эдинбурге, — продолжал Колум. — Не знал, пока его высочество не упомянул имя Джейми Фрэзера, и тогда я спросил о вас. Его высочество недолюбливает вас, миссис Клэр. Но я думаю, вам это известно?
Я проигнорировала его слова, задав встречный вопрос:
— Вы всерьез думаете о том, чтобы поддержать принца Карла?
Колум, Дугал и Джейми умели скрывать свои мысли, но самым большим мастером из всех троих был, несомненно, Колум. Легче было бы выведать тайну у какой-нибудь головки, изваянной на ограде фонтана перед фасадом дворца, нежели у него.
— Я приехал сюда, чтобы повидаться с вами, — вот все, что произнес мне в ответ Колум.
Я сидела, размышляя над тем, что мне следует или что я могу сказать в пользу Карла. Пожалуй, лучше предоставить Джейми такую возможность. В конце концов, то, что Колум чувствовал себя виноватым передо мной, отнюдь не означает, что он доверяет мне. И сам факт моего пребывания среди сторонников Карла является весьма слабым доказательством, что я не являюсь английской шпионкой.
Я мысленно рассуждала и спорила сама с собой, когда Колум вдруг поставил свой стакан бренди и в упор взглянул на меня.
— Знаете, сколько я выпил этого с утра?
— Нет.
Его руки были узловатыми, загрубелыми и сухими от болезни, но в то же время ухоженными. Слегка покрасневшие веки и налитые кровью глаза могли быть как от трудного путешествия, так и от выпивки. Речь его была совершенно нормальной, разве что порой он специально пытался сделать вид, что слегка навеселе. Но я знала, как Колум пил раньше, и имела ясное представление о его возможностях.
Он отвел в сторону руку Ангуса, потянувшегося к бутылке:
— Здесь всего полбутылки. Я прикончу ее к вечеру.
— О!
Так вот почему меня попросили захватить с собой свой медицинский саквояж. Я потянулась, чтобы взять его.
— Вам не нужно употреблять так много бренди. Скорее, вам поможет небольшая доза настойки опиума, — сказала я, перебирая свои многочисленные бутылочки. — У меня здесь…
— Я звал вас не для этого, — перебил он меня на полуслове.
Он мог скрывать свои мысли, но мог также и высказывать их, когда считал нужным.
— Мне не составит труда достать опиум. Думаю, что в городе всегда найдется аптекарь, продающий его, или маковый сироп, или даже неразбавленный опиум для такого случая.
Я закрыла крышку своего саквояжа и сидела, положив на него руки. Итак, он не желал временного забытья в состоянии опийного опьянения, пренебрегая обязанностями главы клана. Но если ему не требуется временное забвение, зачем я ему понадобилась? Или он желает вечного забвения? Я знала Колума Маккензи. Его ясный безжалостный ум, в недрах которого созрел план устранения Джейлис Дункан, способен не пощадить и себя самого.
Теперь мне все стало ясно. Он явился сюда, чтобы встретиться с Карлом Стюартом и окончательно решить, будут ли Маккензи Леоха участвовать в восстании якобитов под предводительством принца. И если будут, то возглавит их Дугал. И тогда…
— Я всегда считала, что самоубийство — смертный грех, — сказала я.
— Мне тоже так кажется, — заметил он с невозмутимым видом. — Грех гордыни — по меньшей мере. Я бы выбрал себе чистую смерть и в удобное для себя время. Однако думаю, что мне недолго придется страдать от такого греха, ведь где-то в возрасте девятнадцати лет я перестал верить в существование Бога.
В комнате было тихо. Лишь слышалось потрескивание огня и приглушенные звуки шутливой потасовки внизу. Я слышала его медленное, глубокое дыхание.
— Почему вы обращаетесь ко мне? — спросила я. — Вы правы, опиум можно достать где угодно, были бы деньги. А у вас они есть. И вы прекрасно знаете, что слишком большая доза может убить. И это будет легкая смерть.
— Слишком легкая. — Он покачал головой. — Меня мало что интересует в жизни. Но до самой смерти я хочу сохранить разум. Что же касается легкости смерти…
Он слегка повернулся на диване, не скрывая того, что испытывает при этом неудобство.
— Сейчас я обрету ее.
Он кивнул на мой саквояж.
— Вы делились с миссис Дункан своими познаниями в медицине. Я подумал, что вы, возможно, знаете, чем воспользовалась она, чтобы убить своего мужа. Это получилось быстро и надежно, — устало заключил он.
— Согласно решению суда, она использовала для этого колдовство.
«Суда, который приговорил ее к смерти в соответствии с вашим желанием», — мысленно добавила я.
— Или вы не верите в колдовство? — спросила я.
Он засмеялся чистым, беззаботным смехом.
— Человек, который не верит в Бога, вряд ли поверит в существование Сатаны.
Я все еще медлила, но он обладал способностью беспощадно судить о людях, как и о себе самом. Прежде чем попросить меня об одолжении, он попросил у меня прощения и понял, что я умею ценить справедливость и могу прощать. И это, как он считал, правильно. Я открыла свой саквояж и вытащила маленький пузыречек цианида, который держала, чтобы травить крыс.
— Благодарю вас, миссис Клэр, — сказал он, снова переходя на официальный тон, хотя глаза продолжали улыбаться. — Если бы даже мой племянник не доказал вашу невиновность в Крэйнсмуире, я все равно не поверил бы, что вы ведьма. Я до сих пор не могу понять, кто вы и откуда взялись, но то, что вы не ведьма, в этом я уверен твердо.
Он помолчал, вздернув одну бровь, и продолжил:
— Я не думаю, что вы склонны мне объяснять, кто вы есть на самом деле.
Я минуту колебалась. Человек,
