Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Время от времени Маня «прозревала», вот как сегодня, когда печалилась перед Митрофановой, и всерьез собиралась его бросить раз и навсегда, а потом обмякала, раскисала, говорила себе, что «лучше уж так, чем никак».
Ну, хорошо. Ну, допустим, у нее «неправильная» любовь. Не такая, как у всех. Но кто сказал, что любовь должна быть правильной?! Любовь же может быть любой! Даже совсем-совсем неправильной.
И только иногда, пригорюнившись, она горестно думала, что Артем никогда не скажет ей: «Как хорошо, что ты у меня есть! Вот просто есть, и все тут!»
Так говорят только самым близким, самым любимым, самым нужным, да и то если очень повезет. Когда «дружба», так не говорят.
Все это было нехорошо, странно, глупо, но как будто мало этой странности и глупости, Артем еще очень плохо ладил с окружающим миром. Все ему нужен был разлад, и он всерьез верил, что только в состоянии неудобства и можно писать тексты. В состоянии «разлада», который случался то и дело, он переставал звонить и отвечать на Манины призывы. Маня олицетворяла мир «правильный», упорядоченный, устойчивый, а он, мятежник, был против всякой устойчивости! Во время штиля невозможно определить, насколько жизнеспособен корабль.
Штиль был ему скучен.
Найдя работу, он немедленно начинал делать все, чтобы потерять ее, да еще не просто потерять, а перессорившись со всеми, и ему это удавалось. Найдя единомышленников, он сразу отыскивал изъяны в их позиции и в них самих, виртуозно убеждал, что никакие они не единомышленники, а почти враги, и они расставались навсегда и именно врагами. Написав что-нибудь стоящее, он объявлял, что все это никуда не годится, очень плохо и нечестно, «даже не от половины души», пока не вынуждал окружающих согласиться – да, никуда не годится. После признания этого факта он оскорблялся и оскорблял тех, кто с ним соглашался.
Писал он, кстати сказать, очень хорошо. Он был блестящий журналист, один из лучших.
Он не умел и не давал себе труда уживаться с людьми, все время считал себя окруженным врагами, завистниками и недоброжелателями.
– Какие завистники?! – вопрошала приземленная Митрофанова, когда Маня ей рассказывала о трудностях жизни Артема Гудкова. – Он кто?! Михаил Прохоров? Лариса Гузеева? Кто ему завидует и почему?!
– Потому что он всегда говорит правду, – тараща глаза, сообщала Маня, лучший, самый верный и преданный друг Артема Гудкова. – Он написал о кино, что там сплошные взятки и откаты! Вот ты, например, знаешь, что ни один ведущий канал, или даже не ведущий, не возьмет актера на роль, если его нет в списках? Составляются специальные списки, и все актеры из них платят редакторам дань за то, что их берут в фильмы! То есть часть гонораров они сразу отдают за то, что их просто взяли на работу!
– Так. Это ужасно. Но ты-то тут при чем?
– Я ни при чем, но Артем про это написал, и ему больше ничего про кино не заказывают.
– Знаешь, Мань, – подумав, ответила Митрофанова, – если б он про издательское дело что-то в этом роде написал, я бы ему тоже больше никогда и ничего не заказала.
И Артем Гудков взял и написал!..
Маня приятельствовала со стареньким Гунаром Дружинским, издававшимся еще при советской власти. Детективы у него получались лихие, закрученные, и майор Бунин, главный герой, страшно нравился Мане, когда она девочкой читала Дружинского. Она была даже влюблена в этого самого майора и жутко разочаровалась, когда вышел фильм и там его играл какой-то пожилой знаменитый артист!.. Маня представляла себе майора молодым, умным, немного грустным – романтический герой всегда должен быть грустноват!
Грустноват и опечален. Опечален и раздавлен несправедливостью жизни. Раздавлен, но не сломлен.
Вот как Артем Гудков.
Гунара Дружинского после многих лет забвенья отыскала Анна Иосифовна, стала издавать, и он вдруг «пошел»! Это было почти невероятно – кто в новой стране станет читать про старую, да еще ненастоящую, идеальную, придуманную, где милиционеры храбры и честны, преступники подлы и жалки, а окружающий мир справедлив и надежно устроен: власть закона непреложна, наказание неотвратимо, добродетель вознаграждена?!
Это было почти невероятно, но… да, да, его стали читать, и хорошо читать, и вдруг вспомнили, что Гунар Оттович Дружинский был когда-то офицером МВД, и начали его приглашать на телевидение и брать интервью, и старик совершенно воспрянул духом. Он написал еще несколько книг, которые были как бы продолжением старых, и в этом, по всей видимости, и крылся залог успеха – он писал о том, что хорошо знал, не врал, не придумывал идиотских придумок и не выдавал себя за знатока «новой» жизни и «нового» мира.
Маня познакомилась с ним в «Алфавите», немедленно полюбила – она вообще любила стариков и старух, – и они стали дружить. Время от времени она приезжала в гости к нему на Пироговку, где в большой неухоженной квартире он одиночествовал после смерти жены, иногда он гостил у Мани, и всегда к его приезду она добывала маковый рулет, до которого Гунар Оттович был большой охотник.
Они пили чай, обязательно пропускали по стопке коньяку, рассуждали о литературе – той, «большой советской», на которой, как на одном непотопляемом ките, покоилась и официальная идеология, и диссидентская, андеграундная, вот ведь странность! Как такое возможно? Вроде бы и Аксенов с Довлатовым – советская литература, и Федор Абрамов с Анатолием Ивановым тоже! А Эренбург, Катаев?
И те, и другие писатели, и то, и другое литература! Что вы на это скажете, а?!
Гунар рассказывал Мане о своей службе в МВД, о министре Щелокове, между прочим, с большим уважением, о «громких делах» прошлого, в которых он или принимал участие или знал их в подробностях «от своих». Маня слушала, кивала, поддакивала и во всем соглашалась, даже когда была решительно не согласна, чтобы не обидеть старика.
Она и познакомила его с Артемом.
Это было большой ошибкой, потому что Артем начал с того, что заклеймил и советскую власть, и советскую литературу, и министра Щелокова, и Аксенова с Абрамовым.
Гунар поначалу слушал с интересом, все же он был «старой закалки» и умел держать удар, а потом потерялся, скис и только время от времени растерянно поглядывал на Маню – что это, мол, такое?.. Я думал, ты порядочная, понимающая, а ты невесть с кем на короткой ноге? Скажи мне, кто твой друг, и
