Оно - Стивен Кинг

Добравшись до отдела игрушек, Ричи увидел, что там абсолютно, полностью пусто. Отсутствовал даже продавец — взрослый человек, который мог удержать ситуацию под контролем. Он слышал, как три динозавра апокалипсиса приближаются с каждым мгновением. А сам просто не мог больше бежать. От каждого вдоха левый бок прорезала боль.

Взгляд его упал на дверь с надписью «АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД / ВКЛЮЧАЕТСЯ ОХРАННАЯ СИГНАЛИЗАЦИЯ». В груди затеплилась надежда.

Ричи побежал по проходу, заставленного игрушками «Дональд Дак в коробочке», танками армии Соединенных Штатов, изготовленными в Японии, револьверами с пистонами Одинокого рейнджера, заводными роботами. Добрался до двери, со всей силой навалился на толкающий рычаг. Дверь открылась, впуская в отдел холодный мартовский воздух. Зазвенела охранная сигнализация. Ричи согнулся пополам и метнулся в соседний проход. Где и улегся на пол еще до того, как закрылась дверь.

Генри, Виктор и Рыгало влетели в отдел игрушек, когда дверь захлопнулась, отсекая звон охранной сигнализации. Они бросились к двери, Генри первый, с закаменевшим, решительным лицом.

Наконец-то появился продавец, вбежал в отдел. В синей нейлоновой куртке поверх невероятно уродливого клетчатого пиджака спортивного покроя. Оправа его очков была розовой, как глаза белого кролика. Ричи подумал, что выглядит продавец, как Уолли Кокс[229] в роли мистера Пиперса, и ему пришлось уткнуться предательским ртом в мягкую часть предплечья, чтобы не растратить последние силы на смех.

— Эй, парни! — воскликнул мистер Пиперс. — Через эту дверь выходить нельзя. Это аварийный выход. Эй, вы! Парни!

Виктор нервно глянул на него, но Генри и Рыгало не меняли взятого курса, и Виктор последовал за ними. Охранная сигнализация зазвенела вновь, на этот раз звенела дольше, пока все трое не выскочили в проулок за домом. Еще до того, как она смолкла, Ричи поднялся и затрусил к отделу женского нижнего белья.

— Вас всех больше не пустят в этот магазин! — прокричал ему вслед продавец.

Оглянувшись, Ричи ответил голосом бабушки-ворчуньи:

— Кто-нибудь говорил вам, молодой человек, что выглядите вы точь-в-точь, как мистер Пиперс?

Так он в тот день и спасся. А потом оказался в миле от «Фриза», перед Городским центром… где, как он надеялся, ему больше не грозила никакая беда. По крайней мере на какое-то время. Он вымотался донельзя. Сел на лавку чуть левее статуи Пола Баньяна, мечтая только о тишине и покое, чтобы хоть немного оклематься. Буквально через несколько минут он намеревался подняться и пойти домой, но пока млел под теплым солнышком. День-то начался холодным, мелким дождем, зато теперь можно было поверить, что весна набирала силу.

Со скамейки Ричи видел большое табло Городского центра, на котором в этот мартовский день огромными яркими синими буквами написали:

ЭЙ, МОЛОДЕЖЬ!

ПРИХОДИТЕ 28 МАРТА

РОК-Н-РОЛЛЬНОЕ ШОУ АРНИ «ТУ-ТУ» ГИНСБЕРГА!

ДЖЕРРИ ЛИ ЛЬЮИС

«ПИНГВИНС»

ФРЭНКИ ЛАЙМОН И «ТИНЕЙДЖЕРС»

«ДЖИН ВИНСЕНТ И ЕГО БЛУ КЭПС»

ФРЕДДИ «БУМ-БУМ» КЭННОН

ВЕЧЕР ПРИЯТНЫХ РАЗВЛЕЧЕНИЙ!!!

На это шоу Ричи действительно хотел бы пойти, но знал, что нет смысла даже мечтать. По мнению его матери, вечер приятных развлечений не мог иметь ничего общего с Джерри Ли Льюисом, говорящим американской молодежи, что у нас курица в сарае, чьем сарае, каком сарае, моем сарае. Если на то пошло, не мог он иметь ничего общего и с Фредди Кэнноном, песню которого «Девочка-таллахасска, у которой тело — сказка» постоянно крутили по радио. Она признавала, что в подростковом возрасте обожала Фрэнка Синатру (которого теперь звала Фрэнки-Сноб), но нынче, как и мать Билла Денбро, терпеть не могла рок-н-ролл. Чак Берри приводил ее в ужас, и она заявляла, что Ричард Пенниман, известный среди подростков и еще более младших слушателей, как Литл Ричард, вызывает у нее желание «блевать, как курица».

И Ричи ни разу не попросил растолковать ему эту фразу.

Отец к рок-н-роллу относился нейтрально и, возможно, мог склониться в его сторону, но сердцем Ричи понимал, что по этому вопросу решающим будет слово матери — во всяком случае, пока ему не исполнится шестнадцать или семнадцать лет, а к тому времени, она в этом нисколько не сомневалась, рок-н-ролльная мания, охватившая страну, сойдет на нет.

Ричи полагал, что правы окажутся скорее «Дэнни и Джуниорс»,[230] а не его мать — рок-н-ролл никогда не умрет. Он влюбился в рок-н-ролл, хотя источников этой музыки у него было только два: программа «Американская эстрада» по Каналу 7 днем и бостонская радиостанция УМЕКС вечером, когда воздух становился более разреженным, и грубый восторженный голос Арни Гинсберга доходил до него то громким, то затихающим, как голос призрака, вызванного на спиритическом сеансе. Рок-н-ролл не просто радовал Ричи. Слушая эту музыку, он чувствовал, как становится больше, сильнее, как его переполняет жажда жизни. Когда Фрэнки Форд пел «Морской круиз» или Эдди Кокрэн — «Летний блюз», Ричи буквально не находил себя места от счастья. Эта музыка обладала мощью, мощью, которая по праву принадлежала всем тощим подросткам, толстым подросткам, уродливым подросткам, застенчивым подросткам — короче, неудачникам этого мира. В этой музыки он ощущал безумное напряжение, которое могло убивать и возвеличивать. Он поклонялся Толстяку Домино (рядом с которым Бен Хэнском выглядел стройным и подтянутым) и Бадди Холли, который, как и Ричи, носил очки, и Крикуну Джею Хокинсу, который на своих концертах выскакивал из гроба (так, во всяком случае, говорили Ричи), и группе «Доувеллс», члены которой танцевали, как черные парни.

Ну, почти как.

Он знал, что придет время, когда он будет слушать рок-н-ролл, сколько ему захочется — не сомневался, что его будут играть, когда мать наконец сдастся и позволит слушать любимую музыку, но произойдет это не 28 марта 1958 года… и не в 1959 году… и…

Его взгляд оторвался от большого табло Городского центра, а потом… что ж… потом он, должно быть, заснул. Только такое объяснение представлялось ему логичным. То, что произошло потом, могло случиться только во сне.

И теперь сюда вновь пришел Ричи Тозиер, который наконец-то получил столько рок-н-ролла, сколько хотел… и обнаруживший, к своей радости, что этого все равно мало. Его взгляд сместился к большому табло Городского центра и увидел на нем, с невероятной четкостью и ясностью, все те же синие буквы, только складывались они уже в другие слова:

14 ИЮНЯ

ХЭВИ-МЕТАЛ МАНИЯ

ДЖУДАС ПРИСТ

АЙРОН МЕЙДЕН