Грот танцующих оленей (журнальные иллюстрации) - Клиффорд Саймак

интересовались, зачем доктору понадобилось это знать, и кое-кто даже поднял его на смех; но это ничего, подумал он, это пустяки. Все знали, что у доброго старого дока бывают заскоки, как, например, в тот раз, когда он поднял такую бучу вокруг старой городской артезианской скважины, что власти были вынуждены пробурить новую, или когда он, в бытность свою городским санитарным врачом, строго следил за тем, чтобы все мусорные бачки были закрыты крышками. Все сходились во мнении, что старый док отстал от жизни, но его здесь любили и мирились с мелкими странностями.

Сделав последний звонок, он повесил трубку и уставился в блокнот с пометками.

Возможно, все дело именно в этом: в ферментах и ДДТ. Могло ли случиться так, что кофермент, образовав связь с молекулой ДДТ, превратился в суперкатализатор? А теперь, когда ДДТ нет, реакция суперкатализа стала невозможной? Не исключено, сказал он себе, что именно это и служит причиной синдрома утомления.

Возьмем кофермент А, тот, что так тесно связан с двумя биохимическими циклами, к примеру с циклом жирных кислот, который отвечает за окисление липидов. В отсутствие суперкатализатора, в зависимость от которого люди впали, все меньше липидов будет окисляться и все больше — накапливаться в виде жира. Отсюда участившиеся случаи ожирения. В ситуации, когда липиды почти не расщепляются, организму приходится извлекать энергию практически из одних лишь углеводов. Поэтому людям так часто хочется перекусить.

Углеводы преобразуются в энергию посредством цикла лимонной кислоты и процесса гликолиза. В цикле лимонной кислоты также задействован кофермент А, тогда как в процессе гликолиза он не участвует. Если два эти процесса станут неустойчивыми, возникнет так называемый эффект маятника: когда один процесс ослабнет, возобладает другой, и наоборот, который может иметь очень далеко идущие последствия. Уровень сахара в крови начнет скакать: будет то необъяснимо взлетать, то падать ниже всех допустимых границ. При замедленном цикле лимонной кислоты будет возрастать выработка молочной кислоты, поскольку один из результатов этого цикла — расщепление молочной кислоты. Одним из последствий повышения уровня молочной кислоты будет боль в мышцах. А вдобавок к колебаниям уровня сахара в крови будет скакать еще и выработка инсулина. В результате мозг будет периодически страдать от недостатка глюкозы в крови. Симптомы могут варьировать от обмороков, судорог и шока до потери ориентации, раздражительности и тумана перед глазами.

Все сходится! Пожалуй, даже слишком безупречно.

Бентона охватил приступ паники и недоверия. Он взялся за эту работу не с того конца. Все его выводы — теоретические умозаключения. Необходимо провести всесторонние лабораторные исследования. Но у него не хватит квалификации для лабораторных экспериментов требуемого уровня. Он руководствовался одним лишь наитием, не имея никаких настоящих доказательств. Его выводы ненаучны и неприемлемы с медицинской точки зрения. Но принцип, и достаточно логически увязанный, он сформулировал.

Вывод кажется логичным, сказал себе Бентон, не только с точки зрения физиологии, но и в других отношениях. Он вполне укладывается в теорию эволюции. Под давлением современной жизни человек расходует больше энергии, чем когда-либо в прошлом. Не исключено, что он перешел пределы биохимических возможностей организма. В подобных обстоятельствах организм, как эволюционирующая живая система, воспользуется любой возможностью, которая позволит ей функционировать более эффективно. Если ДДТ оказался тем самым элементом, способным помочь человеческому организму лучше справляться со своей работой, если ДДТ мог превратить ферменты или даже хотя бы один фермент в суперкатализатор, действующий эффективнее, организм без колебаний должен был ухватиться за ДДТ.

Но теперь, когда ДДТ запретили, человеческий организм вынужден вернуться к прошлому. У тех людей, которым ДДТ был изначально недоступен, организм функционировал по-прежнему — возможно, не столь эффективно, зато без потрясений — в отличие от тех, кто сначала перестроился на новый способ деятельности, а потом очутился в изменившихся условиях.

Бентон понимал, что нужен еще чей-то взгляд на ситуацию. Но для этого понадобятся люди и деньги. Возможно, пришло время связаться с Эбботом, не дожидаясь, когда тот объявится сам. И тут Бентон осознал, что понятия не имеет, как с ним связаться. Писатель не оставил ему ни своего адреса, ни номера телефона — возможно, потому, что собирался разъезжать по стране и временно не имел определенного плацдарма.

Проще всего, решил Бентон, будет позвонить издателю Эббота. Кто-нибудь в издательстве непременно должен знать, как разыскать его. Но была суббота, и ни одно издательство, конечно, не работало. Придется сделать это с утра пораньше в понедельник, сказал он себе, признавая, что мучительное нетерпение вызвано желанием переложить проблему синдрома утомления на чьи-нибудь другие плечи. Он продумал все, что мог, и сделал все, что было в его силах; теперь настал черед кого-нибудь другого взяться за дело.

Возможно, исследование покажет, что его выводы неверны. Однако, верны они или нет, а попытку выяснить истину предпринять необходимо.

В понедельник с утра пораньше Бентон позвонил.

— Я надеялся, — представившись, объяснил он, — что кто-нибудь из ваших сотрудников сможет подсказать мне, как связаться с Робертом Эбботом. Несколько месяцев назад он приезжал ко мне, и сейчас мне очень нужно поговорить с ним.

Женщина на том конце провода на мгновение заколебалась; когда она заговорила, голос у нее едва заметно дрожал.

— Минуточку, — сказала она.

Трубку взял мужчина.

— Вы спрашивали Эббота?

— Да. Мне необходимо связаться с ним по важному вопросу.

— Доктор, — поинтересовались в трубке, — вы когда-нибудь читаете газеты?

— Обычно я слишком занят, — ответил Бентон. — Я просто проглядываю заголовки. А иногда и того не делаю.

— Выходит, вам не известно, что Эббот погиб?

— Погиб?!

— Да, пару недель назад. В автомобильной аварии где-то в Колорадо.

Бентон молчал.

— Мы все были потрясены, — продолжал мужчина в Нью-Йорке. — Вы сказали, что были с ним знакомы?

— Я его практически не знал. Он был у меня несколько месяцев назад. Мы поговорили — час или чуть больше. Полагаю, вам известно, над чем он работал.

— Нет, нам об этом не известно. Мы часто ломали себе голову. Знали только, что Эббот на что-то напал, но он держал рот на замке. Возможно, вам известно больше нашего.

— Вряд ли, — сказал Бентон. — Большое спасибо. Простите за беспокойство.

— Пустяки. Спасибо, что позвонили. Мне жаль, что пришлось сообщить вам такую печальную новость.

Бентон повесил трубку и невидящим взглядом безучастно уставился в стену кабинета. И что мне теперь делать? — спросил он себя. Что, черт побери, мне теперь делать?

6

Первые заморозки ударили накануне ночью, и на следующий день, когда Лем Джексон появился в приемной, воздух обжигал морозцем. Джексон был с холмов — высокий долговязый мужчина лет сорока на вид. Бентон знал