Sindroma unicuma. Книга 2. - Блэки Хол

- Не могу я наряжаться горничной! - воскликнула женщина и покраснела. - И медсестрой тоже не могу. Это же извращение! Культура прививается с рождения, а если он мужлан, то неотесанная девка как раз для него! И ведь не малолетка, а семью разрушила. Ни стыда, ни совести. Дурак старый! Эта потаскушка из него деньги тянет, а как станет не нужен - вытолкает взашей и поддаст пинка для ускорения.

Оказывается, в нашем языке имеется множество разнообразнейших эпитетов для коварных искусительниц, уводящих чужих мужей. Достаточно выслушать пятиминутную исповедь обманутой жены.

Истеричная плаксивость женщины сменилась ожесточенностью, растущей от фразы к фразе и заставлявшей меня вздрагивать от каждого восклика:

- Ну, я ему покажу! Оставлю без висора в кармане! - начала заводиться работница питомника. - До нитки оберу! Он еще запомнит красивую новую жизнь! Ребенка отниму и отцовства лишу! Вещи порежу! Машину подожгу! И шлюхе его наговор сделаю, чтобы салом заплыла и бесплодной стала! И у него, кобеля треклятого, хозяйство отсохнет!

- Может, отпустить с миром, и пусть живет? - предложила я робко, напуганная силой эмоционального выпада. Представила, что может сотворить женщина, которую предали, и мне стало страшно. Любовь обернулась непримиримой ненавистью, а оскорбленное самолюбие призывало к мести.

- Отпустить?! - вознегодовала обманутая жена, но сменила тон, согласившись отстраненно: - Да-да, конечно. Отпустить на все четыре стороны. Дать всепрощение. Вы что-то хотели? - встрепенулась она, словно только что заметила постороннего в комнате.

- Мне бы сдать и расписаться, - подвинула я конверт и бланк.

- Непременно, - женщина поставила подпись с фамилией в нужных графах. - Хорошо, что вы успели, я собиралась уходить.

- А как же хозяйственный совет?

- Расцелую муженька на прощание и вернусь, - ответила она с бледной улыбкой и, положив извещение в ящик стола, начала рыться в сумочке.

- До свидания, - попрощалась я неуверенно, раздумывая о том, стоит ли сообщить, например, Морковке или декану о служащей, доведенной до истерики изменой мужа. Является ли личная трагедия событием, на которое следует обратить внимание администрации? Наверное, не стоит бить понапрасну в колокола. К тому же, женщина, покинутая неверным супругом, вроде бы успокоилась. Правда, неестественно спокойна, и глаза блестят странно, зато поняла, что для собственного здоровья полезнее вычеркнуть предательство из памяти.

Мне так и не довелось просунуть нос в дверь, ведущую в питомник. Осталось рисовать в голове бесконечные ряды клеток с мартышками, белыми мышами и кроликами. По пути в сортировочную утиля воображение решило не лениться и взялось растягивать и клетки, и животных. Постепенно мыши превратились в бегемотов, кролики - в верблюдов, а мартышки - в крокодилов. Спустя три перехода и два коридора, под крышей института образовался выдуманный зоопарк.

****

Через два дня заведующая животноводческого питомника была взята под арест дознавателями Первого департамента. Ей инкриминировалась попытка наведения сверхбыстрой порчи на смерть в отношении бывшего мужа и его сожительницы. Источником порчи стал любимый робот девятилетнего Кузи, собранный из деталей детского конструктора и преподнесенный папе во время субботнего пребывания у него в гостях.

16.5

Торопясь к следующему пункту назначения, я размышляла о семейной разрухе в судьбе работницы питомника. Жизненного опыта у меня с гулькин нос, поэтому суждения велись с собственной колокольни. Что делать: отпустить неверного мужа восвояси и зажить новой жизнью или отомстить за прожитые годы и черную неблагодарность мужа? А может, попытаться реанимировать былое? Переступить через консервативное воспитание, облачиться во фривольный костюмчик зайки с хвостиком на попе и пригласить благоверного на романтический ужин.

Неизвестно, какая дорога - истинная. Но куда бы она ни завела, в создавшемся тупике мечется и страдает обманутая жена. Супруг, похоже, не испытывает угрызений совести по поводу разрушенного брака и не переживает за сына, горячо любящего обоих родителей. Или так и надо жить, не накручивая сложностей? Не то вся жизнь проползет около когда-то любимой женщины, ставшей с годами чужой, и перед смертью окажется, что, кроме грызни у остывшего семейного очага, и вспомнить нечего.

Дилемма из дилемм. А если на месте этой женщины представить меня, а в роли муженька запрячь... Мэла? Я даже притормозила, потрясенная пришедшей в голову мыслью.

Мэл в качестве мужа! Мы завтракаем вместе и засыпаем в одной постели. Я вижу его спросонья, с однодневной щетиной и в трусах. Глажу его рубашки, варю ему кофе на кухне в красно-черных тонах и испытываю терпение, выбирая гардины под цвет обоев беж. Идиллия за небольшим исключением: я не отличаюсь аккуратностью, не могу похвалиться маниакальной страстью к рукоделию и... не прочь попровоцировать Мэла пушистым заячьим хвостиком.

И вот после десяти лет брака, пережитых вместе бед и радостей, хватило бы мне сил великодушно простить неверного супруга и отпустить к сопернице, выслушав жестокие ранящие слова?

Так и не решив, убить ли мне Мэла, или Мэла и его будущую любовницу, или всю нашу троицу, чтобы нескучно гореть в аду, я не заметила, как ноги довели меня до двери с табличкой, на которой фосфоресцировала надпись: "Сортировочная утиля". Криво выведенные буквы с кровавыми потеками вызвали нервное сглатывание. Утилем могло стать что угодно. Или кто угодно.

А в приотворенной двери разыгрывалась настоящая пьеса с четырьмя действующими лицами.

Лицо первое. Шкаф двухстворчатый в резиновом фартуке до пола и с нагрудником. Армейский полубокс, шея, равномерно переходящая в голову с тяжелой квадратной, выпяченной вперед челюстью. Основательно горбатый нос как у грифа. Лапищи в огромных резиновых перчатках выше локтей. Взгляд исподлобья и свирепое выражение выдает в нем человека, напрочь лишенного интеллекта, либо обладающего зачатками оного.

Лицо второе. Невысокое, колобкообразное, без видимой шеи, наголо обритое, лунолико-приплюснутое, с набрякшими веками, раскосыми щелочками глаз и выступающими скулами. Восточное. Облачено, как и лицо первое, за разницей перчаток. Широко расставленные ноги и упертые в бока руки выдают в нем человека важного, занимающего ответственный пост в уважаемом заведении.

Лицо третье и лицо четвертое. Длинный и худой как гвоздь парень с всклокоченными волосами и миниатюрная девушка приятной внешности, оба в белых халатах. Заискивающее поведение выдает в них людей неуверенных и заглядывающих в помещение с кровавой табличкой по большой необходимости.