Реликт - Василий Головачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Похоже, он когда-то слышал нечто подобное, точнее и образнее сказать невозможно. Спасибо, вы заставили меня познакомиться с собственным «я». Но к делу. Чем еще, кроме орбитальных нарушений, грозит нам проникновение Конструктора в Систему?
– Не знаю, – помолчав, ответил ксенолог. – Вариантами прогнозов занимаются эфаналитики. Сам Конструктор – система с очень высокой степенью утилизации отходов, почти как «черная дыра», его «след», в отличие от следа БВ, чист – ни радиации, ни каких-то шлаков, ни «мусора» он не оставляет…
– А монополи, кварковые «мешки», различные К-эффекты – не мусор, по-вашему?
Савич не нашелся что ответить.
– Конец диалогу. – Железовский покосился на соседа, который слышал разговор.
– Хотел бы я знать, – сказал Эрберг, – что ему надо у Солнца? Если человеком движет желание постичь смысл чудес и явления, то что движет Конструктором? Ведь эта музыка… сродни самой природе, стихии, Вселенной! Никогда в жизни не слышал ничего подобного, даже близко! Лед и пламя! Нет, не так: стон и смех… Впрочем, описать невозможно. Но ведь если на нас так действует его музыка, значит, что-то мы можем понять? Шанс взаимопонимания все-таки существует?
Железовский молчал, вслушиваясь в привычные шумы населенного космоса, отсеивая будничные переговоры пограничников и ученых. Громада Конструктора проплывала мимо торжественно и бесшумно, вспыхивая неяркими переливами свечения и гроздьями искр, будто на его тлеющей поверхности горели колоссальной протяженности леса…
– Пост-семь, – раздался голос командира одной из застав наблюдателей. – Появились роиды. Даю картинку.
Изображение в обзорном виоме не изменилось, но и Железовский, и Эрберг получили одинаковую пси-передачу: перед их глазами, чуть слева, появилась световая окружность, приблизилась раз и два, пока не заняла все поле видения, и в черном колодце передачи, перечеркнутом по центру крестом визира, всплыла цепочка светящихся зеленоватых пятен.
– Очередь из одиннадцати кораблей, – продолжал наблюдатель. – Размеры колеблются от двухсот метров до двух километров, скорость «очереди» – сто сорок четыре каэмэс, направление – на «северное плечо». На вызовы – ноль внимания.
Эрберг и Железовский переглянулись.
– Психическая атака, что ли? – пробормотал командор погранслужбы. – Чего они хотят добиться? И ведь не впервые, разве что масштабы «атаки» раз от разу увеличиваются. Вчера «самоубийц» было семеро.
– Издали они напоминают мне скорее пиратские брандеры. Может быть, внутри Конструктора на роидов уже не действуют капсулирующие силы, гравитация, наши физические законы, и они раскрываются, выпуская «на волю» живущих в них существ?
– Пусть ими занимаются фридманологи и ксенопсихологи, у меня воображения поменьше, и голова болит совсем по другим поводам.
«Очередь» чужанских космолетов, похожих на чудовищных морских ежей, без труда преодолела десятитысячекилометровый слой вихревых полей, укутывающий тело Конструктора, и вошла, как нож в масло, в одну из колоссальных щелей, разделяющих отдельные гранулы. Одиннадцать фиолетовых вспышек отметили наблюдатели, одиннадцать нейтринных всплесков – и больше ничего. Конструктор словно не почувствовал столкновения, пребывая в состоянии дремы, а может быть, философской задумчивости.
– Где остальные? – спросил Железовский.
– Около двух тысяч роятся в кильватерной струе Конструктора, – доложил Мартин. – Небольшие скопления – по пять-семь-девять кораблей – описывают вокруг него ломаные траектории. Одиночки рыскают вокруг, иногда залетая за орбиту Урана. Причем, что самое интересное, как только это случается, моментально появляются серые призраки и сопровождают транспорты роидов до тех пор, пока те не возвратятся обратно.
– Связи с призраками нет?
– Я бы сразу сообщил.
– Много их в Системе?
– Вряд ли серых призраков можно сосчитать, как чужан, они почти не лоцируются и ходят практически бесшумно, то есть без всяких вспышек, колебаний электромагнитных полей, нарушений метрики и прочих эффектов. Пока замечено семь призраков, да и то пять из них «мигают» – то появляются, то исчазают, и лишь один дежурит постоянно. Кстати, возле него крутится и «пакмак» СЭКОНа.
– Это машина Грехова.
– Хотел бы я знать, что ему нужно, – проворчал Эрберг вслух.
– Так спроси, – философски посоветовал Железовский так же вслух.
Командор погранслужбы хмыкнул.
– А сам что же не рискнешь? Или ты у него в долгу, как крестник, и не хочешь лишний раз напоминать о себе?
– Знаешь, при разговоре с ним меня не покидает ощущение, что он знает все! А у Забавы вообще развился комплекс неполноценности, в его присутствии она буквально ощетинивается, собирается в комок, словно ждет нападения… или в крайнем случае какого-то подвоха. Кстати, от подруги Грехова Анастасии Демидовой Забава услышала утверждение, что у него абсолютная память! То есть он помнит все прожитые моменты. Как тебе это нравится?
– Никак. Бедный проконсул! Хотя он вряд ли нуждается в сочувствии. Он хомозавр, а не человек, как и К-мигранты.
– Ну, это ты напрасно, просто у него ген резерва работает в полную силу, и, возможно, он человек больше, чем мы с тобой.
– «Пакмак» Грехова возвращается, – доложил Мартин. – Даю «зеленую улицу». Через полчаса будет на борту.
– Наверное, он подслушал наши мысли, – предположил Аристарх хладнокровно, поглядев на соседа.
Эрберг засмеялся:
– Это уже из области черной магии.
В течение получаса они вслушивались в переговоры подчиненных, изредка отвечая на прямые вопросы, вызывали нужных абонентов, передавали распоряжения и принимали поступающие сообщения, физически ощущая, как с каждой секундой колоссальное тело Конструктора углубляется в пространство Системы, приближаясь к Солнцу и к Земле. А потом на спейсер прибыл Грехов.
Проконсул вошел в зал в обычном своем одеянии – в черном с металлическими полосами на груди кокосе, остановился у кресла Железовского, глядя на светящиеся контуры многосложной фигуры Конструктора. Сказал вслух, не прибегая