Тонкий мир - Софья Ролдугина

От двусмысленности указания я запнулась о ковер и чуть не упала, но Дэйр вовремя подхватил меня под локоть и увел в теплую комнату.

– Он знает, что делает. Князь, я имею в виду, – целитель усадил меня в кресло и занялся чайником. – Рэмерт сейчас в глубоком шоке. Похоже, у твоего некроманта была хроническая депрессия в последние месяцы, а попытка суицида у Люси его добила. Но Ксиль приведет Мэйсона в порядок, – на темных губах появилась кривая улыбка. – Меня же когда-то привел… А ведь я был действительно сумасшедшим.

– А сейчас? – машинально переспросила я, кутаясь в колючий плед. Люси хотела убить себя! У меня это в голове не укладывалось. А как же ребенок? Или она решила и за него тоже?

– Сейчас я практически в норме, – пожал плечами Дэйр. Я только теперь заметила, что коса у него разлохмачена, а челка разве что не дыбом стоит. Волновался… – Так что я уверен, что Рэмерт в надежных руках… Мне интересно, о чем думала эта девушка, когда чуть не угробила троих.

– Троих? – меня подбросило. – Кого это?

Неужели она подмешала яд в общую кастрюлю или что-то вроде того?

– Себя, ребенка и Мэйсона. Знаешь, почему твой некромант бросил рейды? – поинтересовался Дариэль, отвлекаясь от засыпания в чашки травяного сбора. Я качнула головой. – У него сердце шалить стало. Так что после череды сильных потрясений – ссоры, суда и суицида – вполне мог случиться сердечный приступ.

– Бедняга Рэм… – пробормотала я, испытывая острую жалость к некроманту. – И бедная Люси… насколько же ей было плохо, если она решилась на такое?

Дариэль задумчиво сузил глаза, глядя на огонь.

– Вряд ли она вообще задумывалась, Нэй. Скорее всего, Люси действовала, будучи во власти эмоций. Мало кто решается на самоубийство в результате долгих размышлений. Обычно люди отваживаются на такое под влиянием момента… особенно если под рукой есть средство для «легкого» ухода. Яд, например, – Дэйр скривился. На лице его мелькнула тень презрения – чувства, неподобающего целителю. – Впрочем, какое «отваживаются»… Чаще всего самоубийство совершают из трусости. Это последний шаг, финальная ошибка, признание того, что ты ничего не стоишь и жизнь тебя сломала.

– Жестоко, – я отвела глаза. Видеть Дариэля осуждающим кого-то мне было неприятно, хотя уж он-то имел на это полное право. Целитель боролся с навязанной Акери идеей суицида почти восемь тысяч лет – и выжил, несмотря на травлю, провокации и собственные промахи.

Может, то, что натворила Люси, и являлось по сути поступком избалованной богатой девицы, которая не смогла получить желаемое другим путем… Но все равно мне было до боли жаль ее.

Люси страдала. И чья вина, что подле нее не оказалось человека, который поддержал бы запутавшуюся в собственной судьбе малышку?

Рядом со мной всегда кто-то был – Ксиль, Дариэль, мама, Хэл, подруги…

А она, похоже, осталась одна.

– Жестоко, – согласился целитель без споров, и тон его стал сухим и невыразительным. – И пусть я покажусь тебе циником, но, на мой взгляд, Люси поступила глупо, безответственно… Если ты когда-нибудь повторишь ее подвиг, я тебя спасать не буду, учти, – произнес он, глядя в сторону.

Я резко поднялась с кресла… и ошеломленно застыла. Дариэль… испугался? Побоялся, что мне в голову однажды придет такая же мысль, как и Люси?

– Дэйр… – мои пальцы осторожно огладили его напряженное плечо. – Не переживай. Я никогда не брошу вас с Ксилем. И не позволю маме хоронить дочь, а Хэлу – сестру. Веришь?

Он ничего не ответил, только притянул меня к себе и обнял покрепче.

– Верю, Нэй. Верю…

Руки у него были горячими и немного дрожали…

Глава 32. Связующие нити

«Бездна» не подавала признаков жизни уже добрых три дня. Чуткие приборы и заклинания ежесекундно отслеживали малейшие изменения в состоянии артефакта, лучшие умы Академии анализировали результаты и…

…и – ничего.

Заговорить о «бездне» вечером за чашечкой чая, или в коридоре, случайно встретившись, или в столовой, или в библиотеке – словом, каждый раз, когда собирались вместе больше двух человек – стало признаком хорошего тона. Эти беседы были сродни обсуждению погоды, эдакий способ незаметно перейти к действительно интересным вопросам.

Даже «мозговой штурм» в лаборатории начал напоминать, скорее, дружеские посиделки. Риан в сотый раз выслушивала или перечитывала с листа описание злополучного опыта, высказывала одно из давно затасканных предположений. Тантаэ отстраненно напоминал о слабых местах версии. Ириано начинал кипятиться и доказывать, что Пепельный князь неправ и погряз в предрассудках. «Академики», разделившись на поклонников Тантаэ и почитателей Риан, подбрасывали спорщикам аргументы – сплошь старые, не первый день известные. Холли поглядывал на всех с превосходством и отпускал язвительные комментарии, а сам небрежно черкал что-то на обороте очередного отчета.

Испорченные листы неизменно комкались и отправлялись в корзину.

Однажды я из любопытства развернула одну из смятых бумажек, но «консультант со стороны» писал на своем родном языке, и о переводе, конечно, не заботился. После очередной «летучки» мы с Феникс набрались смелости и спросили у Холли, что значат все эти закорючки.

– Ничего особенного, – пожал тот плечами. – Стихи, песни. Какие старые, какие новые… Было время, менестрелем по дорогам бродил, на гитаре бренчал… Да одной страннице гитара нужнее оказалась, ей и отдал. А новая не ко двору пришлась. Теперь моим песням только на бумаге и жить… Без Сэтры-то… Сэтрой гитару звали.

На его лицо словно тень набежала, и Холо разом постарел на много-много лет. Даже морщин, кажется, прибавилось…

Больше я расспрашивать его ни о чем не рискнула. Некоторые тайны определенно не стоили того, чтобы вытаскивать их на свет. И так в последнее время грустных историй звучало слишком много.

Единственной же радостью было то, что отношения между Рэмом и Люси наконец-то наладились. Парочка целыми днями ворковала в лазарете. Мэйсон носил своей невесте фрукты и цветы – и где только доставал посреди зимы, в промерзшем замке! А Люси смотрела на некроманта глазами влюбленного олененка и улыбалась, робко и виновато.

Я навестила ее в палате всего один раз. Одного взгляда на болезненно бледную, но счастливую девушку и заботливого, непривычно деликатного некроманта хватило, чтобы понять: мне лучше здесь не показываться. «Новые чувства – как свежие раны», – сказал Максимилиан. Я бы добавила: «Или как тонкий лед».

Пройдешься в сапогах по тонкой корочке – провалишься. И хорошо, если в лужу, а не в глубокое озеро.