Собрание сочинений. Том 7. Мельник из Анжибо. Пиччинино - Жорж Санд

— Ну нет, я не такова! — гордо возразила она. — Я отдам жизнь за них, а что до моей чести, то я сумею умереть, прежде чем посягнут на нее.

— В добрый час, храбрая девушка! Вот речи, достойные племянницы фра Анджело. Впрочем, сама видишь, я совершенно спокоен за тебя. Я знаю, что тебе никакая опасность не грозит.

— Значит, она угрожает вам, синьор? Если вы погибнете, кто защитит меня от монаха?

— Удар кинжала! И вовсе не в твою прекрасную грудь, как ты грозишься, мой ангел, но в горло той поганой скотине, что недостойна погибнуть от руки женщины. Впрочем, до этого не дойдет.

— Где мне надо назначить свидание?

— В Николози, в доме Кармело Томабене, садовника. Ты скажешь, что он тебе родня и друг; добавишь, что он в отъезде, но что у тебя есть ключи от дома. Там большой огороженный сад, и в него можно войти незаметно, если пройти через ущелье, где крест Дестаторе. Ты все запомнила?

— Прекрасно запомнила. И он придет?

— Он придет туда непременно, не подозревая, что этот Томабене накрепко связан с неким Пиччинино, которого считают главарем разбойничьей шайки и которому аббат вчера предлагал княжеское состояние, за то, чтобы похитить твоего брата и убить его в случае нужды.

— Святая мадонна, помилуй меня! Пиччинино! Я слышала рассказы о нем, это страшный человек. Он придет с вами? Я умру со страха, увидев его.

— И притом, — сказал разбойник, с радостью обнаружив, что Миле был совсем неведом настоящий ход событий, — и притом, бьюсь об заклад, тебе, как всем здешним девушкам, до смерти хочется увидеть его?

— Мне было бы любопытно его увидеть — ведь говорят, он ужасно безобразный! Но я ни за что не хочу, чтобы он увидел меня.

— Будь покойна, у этого садовника в Николози никого не будет, только я один. А меня ты тоже боишься, девочка? Очень я страшен с виду? Похож на злодея?

— По правде сказать — вовсе нет. Но почему же мне надо идти на это свидание? Может быть, достаточно отправить туда аббата… то есть этого монаха?

— Он недоверчив, как все преступники. Он не войдет в сад Кармело Томабене, если не увидит тебя там одну. Придя за час до назначенного срока, ты не рискуешь встретиться с ним на дороге. Впрочем, иди через Бель-Пассо, ты эту дорогу, наверное, знаешь лучше, чем ту, другую. Была ты когда-нибудь в Николози?

— Никогда, синьор. А это далеко?

— Слишком далеко для твоих маленьких ножек, Мила, но ты умеешь ездить на муле?

— О да, разумеется.

— Позади дверца Пальмароза тебя будет ждать надежная и смирная кобылка, тебе ее передаст мальчик с белой розой вместо пароля. Закинь уздечку на шею этой дебрей скотинке и спокойно пусти ее быстрым шагом. Получаса не прейдет, и она без ошибки доставит тебя к моей двери, ни разу не споткнувшись, как бы ни показалась страшна тебе самой та дорога, которую ей заблагорассудится выбрать. Ты не побоишься, Мила?

— А если мне встретится аббат?

— Подхлестни мою Бьянку — тебя никто не догонит, будь покойна.

— Но раз это неподалеку от Бель-Пассо, разрешите мне попросить дядю проводить меня.

— Нет, нет! Твой дядя занят в другом месте по тому же самому делу. Не если ты предупредишь его, он захочет сопровождать тебя; если он тебя увидит, то отправится с тобою, и все, что мы затеяли, пойдет прахом. Больше я ничего не могу сказать тебе — мне некогда. Кажется, тебя зовут. Ты колеблешься? Значит, ты отказываешься?

— Я не колеблюсь, я пойду туда! Синьор, вы верите в бога?

Наивный и неожиданный вопрос заставил Пиччинино побледнеть и в то же время вызвал у него улыбку.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — сказал он, закрывая лицо капюшоном.

— Ах, вы сами отлично знаете почему, — сказала она. — Бог все слышит и видит, он наказывает лжецов и помогает невинным.

Голос Пьетранджело, кликавшего дочь, раздался во второй раз.

— Уходи, — сказал Пиччинино, поддерживая ее и помогая проворней подняться по лестнице. — Не смотри: одно твое слово — и мы погибли.

— Вы тоже?

— И я!

«Это было б очень жаль», — подумала Мила, оборачиваясь наверху лестницы, чтобы еще раз взглянуть на прекрасного незнакомца. Он невольно представлялся ей героем и высоким покровителем, которого она в своем капризном воображении уже ставила рядом с Агатой. У него был такой ласковый голос, такая ласковая улыбка! Его речь была так благородна, властный вид покорял с первого взгляда. «Я буду осторожна и отважна, — говорила она себе, — и вот я, простая девушка, спасу всех!» Увы, воробушек всегда поддается ястребу!

В этом разговоре Пиччинино уступал внутренней потребности усложнить и затруднить дело ради своей выгоды и просто для своей забавы. Правда, лучшее средство поймать аббата Нинфо было зазвать его к себе на приманку распутства. Но можно было бы выбрать какую-нибудь другую девушку на месте простодушной Милы и, пользуясь некоторым сходством или одинаковым нарядом, передать ей роль женщины, которая показалась бы в саду. Аббат подчас бывал чрезвычайно недоверчив, потому что был страшным трусом. Однако, ослепленный глупым самомнением и подгоняемый грубой похотью, он мог попасть в западню. Поставить за дверью здорового молодца, применить силу — и он оказался бы в руках Пиччинино. В запасе у разбойника имелись и другие уловки, которыми он привык пользоваться и которые отлично помогли бы ему, ибо Нинфо со всеми своими интригами, любопытством, постоянным шпионством, нахальным лганьем и бесстыдным упорством в действиях был самым низким подлецом и притом самым ограниченным и тупым человеком на свете. Вообще злодеев слишком боятся, не зная, что большинство их — люди глупые. Аббат затратил бы вполовину меньше усилий и наделал бы вдвое больше зла, будь он немножко сообразительней и проницательней.

Мы видели, например, как часто он почти докапывался до истины. Он затевал тысячу переодеваний и изобретал тысячу образцовых козней, добиваясь узнать, что творится на вилле Пальмароза, и в конце концов уверился, что Микеле — любовник княжны. Он оказался за тысячу лье от догадки, что же на самом деле связывает их. Он мог легко использовать набожность доктора Рекуперати, которому при суровой честности не хватало предусмотрительности и глубоких познаний. И все же, задумав выкрасть у Рекуперати завещание, он откладывал дело со дня на день, никак не умея внушить доктору ни чуточки доверия. И так крепко держалась на его лице печать беспримесной и