Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования - Г. Коган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только папе? А право-славие
<293>Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем, что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: "Лучше поработите нас, но накормите нас".(IX, 251)
<343>Тогда хоть и преследовались поединки жестоко, но была на них как бы даже мода между военными, — до того дикие нарастают и укрепляются иногда предрассудки.(IX, 251)
<344>Все мне вдруг снова представилось, точно вновь повторилось: стоит он передо мною, а я бью его с размаху прямо в лицо, а он держит руки по швам, голову прямо, глаза выпучил как во фронте, вздрагивает с каждым ударом и даже руки поднять, чтобы заслониться, не смеет, — и это человек до того доведен, и это человек бьет человека! Экое преступление!(IX, 310)NB
<363>Ибо уединение не у нас, а у них, но не видят сего. А от нас и издревле деятели народные выходили, отчего же не может их быть и теперь?(IX, 310)
<363>Наступает и в народе уединение: начинаются кулаки и мироеды; уже купец все больше и больше желает почестей, стремится показать себя образованным, образования не имея ни мало, а для сего гнусно пренебрегает древним обычаем и стыдится даже веры отцов.
<364>А Россию спасет господь, как спасал уже много раз. Из народа спасение выйдет, из веры и смирения. Отцы и учители, берегите веру народа, и не мечта сие: поражало меня всю жизнь в великом народе нашем его достоинство благолепное и истинное, сам видел, сам свидетельствовать могу, видел и удивлялся, видел, несмотря даже на смрад грехов и нищий вид народа нашего. Не раболепен он, и это после рабства двух веков. Свободен видом и обращением, но безо всякой обиды. И не мстителен, и не завистлив.(IX, 311)
<364>Но спасет бог людей своих, ибо велика Россия смирением своим. Мечтаю видеть и как бы уже вижу ясно наше грядущее: ибо будет так, что даже самый развращенный богач наш кончит тем, что устыдится богатства своего пред бедным,
<365>а бедный, видя смирение сие, поймет и уступит ему с радостью и лаской ответит на благолепный стыд его. Верьте, что кончится сим: на то идет. Лишь в человеческом духовном достоинстве равенство, и сие поймут лишь у нас. Были бы братья, будет и братство, а раньше братства никогда не разделятся. Образ Христов храним и воссияет как драгоценный алмаз всему миру… Буди, буди!(IX, 311-312)
<366>Думал я о сем много, а теперь мыслю так: неужели так недоступно уму, что сие великое и простодушное единение могло бы в свой срок и повсеместно произойти меж наших русских людей? Верую, что произойдет, и сроки близки.(IX, 312)
<366>Без слуг невозможно в миру, но так сделай, чтобы был у тебя твой слуга свободнее духом, чем если бы был не слугой.(IX, 313)NB
<367>"Что же нам, говорят, посадить слугу на диван да ему чай подносить?" А я тогда им в ответ: "Почему же и не так, хотя бы только иногда". Все тогда засмеялись. Вопрос их был легкомысленный, а ответ мой неясный, но мыслю, что была в нем и некая правда.(IX, 313-314)NB
<380>Из таковых, например, была даже самая эта закоренелая вражда к старчеству, как к зловредному новшеству, глубоко таившаяся в монастыре в умах еще многих иноков.(X, 9)
<511>Петр Ильич вкратце, но довольно ясно изложил ей историю дела, по крайней мере ту часть истории, которой сам сегодня был свидетелем, рассказал и о сейчашнем своем посещении Фени и сообщил известие о пестике. Все эти подробности донельзя потрясли возбужденную даму, которая вскрикивала и закрывала глаза руками…(Х, 122-123)
665Вообрази себе: это там в нервах, в голове, то есть там в мозгу эти нервы… (ну черт их возьми!) есть такие этакие хвостики, у нервов этих хвостики, ну, и как только они там задрожат… то есть видишь, я посмотрю на что-нибудь глазами, вот так, и они задрожат, хвостики-то… а как задрожат, то и является образ, и не сейчас является, а там какое-то мгновение, секунда такая пройдет, и является такой будто бы момент, то есть не момент, — черт его дери момент, — а образ, то есть предмет али происшествие, ну там черт дери — вот почему я и созерцаю, а потом мыслю… потому что хвостики, а вовсе не потому, что у меня душа и что я там какой-то образ и подобие, все это глупости. Это, брат, мне Михаил еще вчера объяснял, и меня точно обожгло. Великолепна, Алеша, эта наука! Новый человек пойдет, это-то я понимаю… А все-таки бога жалко!(X, 255)
<669>Именно, может, оттого, что идеи бушевали во мне неизвестные, я и пьянствовал, и дрался, и бесился. Чтоб утолить в себе их, дрался, чтобы их усмирить, сдавить. Брат Иван не Ракитин, он таит идею. Брат Иван сфинкс, и молчит, все молчит. А меня бог мучит. Одно только это и мучит. А что как его нет? Что если прав Ракитин, что это идея искусственная в человечестве? Тогда, если его нет, то человек шеф земли, мироздания. Великолепно! Только как он будет добродетелен без бога-то? Вопрос! Я все про это. Ибо кого же он будет тогда любить, человек-то? Кому благодарен-то будет, кому гимн-то воспоет? Ракитин смеется. Ракитин говорит, что можно любить человечество и без бога. Ну это сморчок сопливый может только так утверждать, а я понять не могу. Легко жить Ракитину: "Ты, — говорит он мне сегодня, — о расширении гражданских прав человека хлопочи лучше, али хоть о том, чтобы цена на говядину не возвысилась; этим проще и ближе человечеству любовь окажешь, чем философиями".(Х, 258-259)
<674>Ты прав, — решил Алеша, — решить невозможно раньше приговора суда. После суда сам и решишь; тогда сам в себе нового человека найдешь, он и решит.
— Нового человека аль Бернара, тот и решит по-бернаровски! Потому, кажется, я и сам Бернар презренный! — горько осклабился Митя.(Х, 262)
<На форзаце:>
Старец35, вражда к старчеству380
Нельзя вообще прежде ее смысла267
Нелепо, но… (нужно)282
Свобода и хлеб293
От нас и издревле деятели нар. выходили363
А Россию спасет господь364
Пророчество366
<На оборотной стороне:>
157277281344
237Курсистка!
261Либерализм и космополитизм Смердякова
273Вера Ивана Карамазова
283, 284исповедь Ивана Карамазова (страдания и гармония)
343в Дуэли
365Решение соц. вопр. в России
366, 367слуга, свободный духом.
665Мите бога жалко!669
679Алешу "бог послал сказать"!
Общая исповедь185
О старчестве198
NBВсе такие же на его месте252
ОБЗОРЫ
Достоевский в Германии (1846-1921). Обзор В. В. Дудкина и К. М. Азадовского[1872]
I. Ранние откликиНачало европейской известности Достоевского было положено в Германии. В 80-е годы XIX века, когда на литературную арену Германии выходит новое направление — натурализм, в стране пробуждается живейший интерес к русской литературе в целом, и прежде всего — к Достоевскому и Толстому.
До 80-х годов Достоевский и его творчество были не известны немецким читателям. Число прижизненных упоминаний о Достоевском, встречающихся в немецкой периодической печати, невелико, и носят они эпизодический и случайный характер. Самым первым откликом следует, по всей видимости, считать статью Фердинанда Леве в "Sankt-Petersburgische Zeitung", опубликованную анонимно в 1846 г.[1873] Ее авторство подтвердил недавно немецкий русист Г. Цигенгайст в статье: "Фердинанд Леве — забытый пропагандист русской литературы"[1874]. Леве сопоставляет роман Достоевского "Бедные люди" с "Вертером" Гете, считая, что отличительной чертой обоих произведений является "сентиментальность".
В последующих номерах "Sankt-Petershurgische Zeitung" печатается ряд отрывков из "Бедных людей" — первый на немецком языке перевод из Достоевского[1875]. Перевод был опубликован также анонимно. Цигенгайст считает, что переводчиком был Леве[1876]. Однако на этот раз Цигенгайст ошибается. Отрывки из "Бедных людей", напечатанные в "Sankt-Petersburgische Zeitung", были переведены не Леве, а В. Вольфсоном (1820-1865), одним из первых пропагандистов русской литературы в Германии, переводчиком Пушкина, Герцена и других русских авторов.
Спустя 17 лет тот же перевод Вольфсон публикует в издаваемом им журнале "Russische Revue"[1877]. Уже простое сличение обоих текстов свидетельствует, что перевод, опубликованный в 1846 г., и перевод, напечатанный в 1863 г. в "Russische Revue", сделаны одним и тем же лицом.
Наконец, сам Вольфсон в статье о Достоевском, напечатанной в том же номере, вспоминает:
"Сразу же после публикации оригинала я перевел из него отрывок, стремясь по возможности передать языковое своеобразие автора, Я опубликовал его в одном периодическом издании, которое имело столь узкий читательский круг, что и тогда уже я рассматривал этот перевод как "напечатанную рукопись". Тем более счастливой представляется мне теперь возможность извлечь его из забвения"[1878].
В то же время Вольфсон выступал не только как переводчик Достоевского. В ежегоднике "Jahrbucher fur slawische Literatur…", издаваемом Я. П. Йорданом, в 1846 г. была напечатана его корреспонденция "Литературные известия из России"[1879]. Вольфсон рассказывает, что в момент выхода в свет "Бедных людей" он был в Петербурге, о молодом авторе узнал от Панаева, что В. Ф. Одоевский и В. А. Соллогуб были в восторге от "Бедных людей" и утверждали, что "границы возможностей начинающего Достоевского более широки, чем у Гоголя"[1880].