Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Виктор Бакин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эту роль в фильме сыграл Олег Борисов. Играл хорошо, как мог играть один из лучших актеров тогдашнего советского кино. Но когда сравниваешь его игру в том же эпизоде с «пробой» Высоцкого, начинаешь понимать, что запретители Высоцкого вредили не только ему, но и вообще искусству.
Он в этот фильм предложил «Балладу о детстве», написанную накануне. Но в фильм это, одно из лучших произведений, тогда не вошло. При сдаче фильма режиссеру было предложено убрать из песни три куплета. Ни Высоцкий, ни Шешуков на это не согласились. Кроме того, режиссеру предлагалось убрать кадр с изображением Государственного флага СССР, не называть в фильме Польшу — Польшей, а поляка (соперника героя по рингу) — поляком, настоятельно предлагалось убрать кадры военнопленных немцев, работающих на наших стройках, изъять фразу «Товарищ Сталин не позволит» из звучащего по радио сообщения ТАСС.
И.Шешуков выполнил предписания почти в полном объеме. Фильм это не спасло. Его положили «на полку» из-за жестокого реализма. Выпустили фильм на экраны в новой редакции только в 87-м году, и «Баллада о детстве» прозвучала в нем в сокращенном виде.
Эту балладу Высоцкий часто исполнял на своих концертах. Пытаясь осмыслить историю страны, он здесь обращался к личному опыту, к собственным впечатлениям и воспоминаниям.
5 декабря Австрийское телевидение снимает Высоцкого для документального фильма. Режиссер Роберт Дорнхельм решил показать Высоцкого во всех ипостасях: театрального актера, артиста кино и автора-исполнителя своих песен. В начале фильма телеведущий рассказывает о поющих поэтах, приводит в пример знаменитого немецкого барда Вольфа Бирмана, а затем приглашает зрителей познакомиться с русским поэтом, певцом и актером Владимиром Высоцким, «портрет» которого приготовил Роберт Дорнхельм.
В ленту включены фрагменты фильма «Сказ про то, как царь Петр арапа женил» и рассказ о Высоцком кинорежиссера А.Митты. Кроме того, Высоцкий дал довольно подробное интервью, перемежающееся исполнением нескольких песен. «Я пою о вещах, которые задевают и беспокоят всех, — сказал Высоцкий Р.Дорнхелму. — Я чувствую, что помогаю приводить вещи в порядок тем, что пишу эти песни».
12 декабря на даче фотокорреспондента журнала «Советский Союз» Юрия Королева Высоцкий дает интервью Фрицу Пляцгену — корреспонденту телевидения ФРГ. Среди вопросов, обычно задаваемых, были два необычных:
— Володя, кто пишет вам песни?
— Я сам. Это мое — как хочу, так и пою!
— Как буржуазный корреспондент я могу задать провокационный вопрос: нравятся вашему начальству ваши песни?
— Это не провокационный вопрос, — ответил Высоцкий, но разъяснять ничего не стал.
ВЫСОЦКИЙ — ГАМЛЕТ — ЗОЛОТУХИН
После гастролей в Болгарии перед театром забрезжила перспектив расширения гастрольной географии. Зная нестабильность поведения и импульсивность характера Высоцкого, Любимов вновь ищет возможность ввода на роли Галилея и Гамлета. Это было естественное и отчаянное желание режиссера сохранить спектакли, сохранить творческую форму всех остальных актеров. В середине декабря он предлагает И.Бортнику репетировать Гамлета:
— Я не хочу от него зависеть...
— Но ведь спектакль полностью сделан под Высоцкого...
— Тебе надо взять и выучить текст. У вас с ним одинаковое качество темперамента, и мне не надо будет ничего переделывать, мизансцены останутся те же.
Отказ Бортника страшно возмутил Любимова:
— Я тебе предлагаю играть ГАМ-ЛЕ-ТА! Ты отказываешься играть ГАМ-ЛЕ-ТА!
Жена Любимова Людмила Целиковская смеялась мефистофельским смехом: «Ха-ха-ха, он не хочет играть Гамлета!»
Л.Филатов, по мнению Любимова, на роль не подходил — «у него много желчи, таков склад ума». Оставался Золотухин, которого не нужно было уговаривать.
Из дневника В.Золотухина: «Любимов: — Ты мне кажешься ближе к данному решению. Я не знал, что ты оказывается, даже занимался этой ролью... Я тебе помогу... С господином Высоцким я работать больше не могу. Он хамит походя и не замечает... Уезжает в марте во Францию. Ездит на дорогих машинах, зарабатывает бешеные деньги, — и я не против... на здоровье... но не надо гадить в то гнездо, которое тебя сделало... Что же это такое?!
Золотухин:
— Мы потеряем его, когда будет найден другой исполнитель. Заменить, может быть, и следует, но, думаю, не по-хозяйски было бы его терять совсем.
— Да он уже потерян для театра давно. Ведь в «Гамлете» я выстроил ему каждую фразу, сколько мне это мук и крови стоило, ведь артисты забывают...
— Я видел один из последних спектаклей «Гамлета». Это стало сильнее неузнаваемо. Сначала я не был поклонником его исполнения, теперь это очень сильно. И спектакль во всем механизме стал отлажен и прекрасен.
— Я тебя не тороплю. Ты подумай.
— А чего мне думать? Отказываться? Для меня, для актера любого на земле, пробовать Гамлета — великая честь и счастье. Но для того чтобы я приступил к работе, мне нужен приказ, официальное назначение. Потом, если у меня не будет получаться, вы можете отменить этот приказ, и в данном случае я не хочу, чтобы мы тут играли друг перед другом, но чтоб это не носило такой самодеятельный оттенок. Официальное, производственное назначение, а там уж видно будет...»
На том и порешили...
В. Золотухин: «Ну вот, теперь надо думать, что делать с Володей, с этикой-эстетикой я разделаюсь. Боязнь эстетики — удел слабых. Так, кажется, у Достоевского. Надо найти форму физическую».
Вот такой «хозяйственный» друг был у Высоцкого. Ну и пусть «мы потеряем его», только «не по-хозяйски» это. И на «этику с эстетикой» плевать, хотя прекрасно знал, как Высоцкий относится к предполагаемому вводу. На вопрос «быть или не быть?» Золотухин для себя давно ответил. Еще в 67-м году, когда готовил несостоявшегося Кузькина, он сам себе дал амбициозную оценку: «Я чувствовал и понимал свое положение первого артиста».
В.Смехов: «Однажды (у Любимова) сорвалось: ах, ты (Высоцкий) не явился вовремя из-за рубежа, опять отмена «Гамлета», опять лихорадка — амба! Срочно ввести нового исполнителя! Ага, один «сачканул», ибо испугался, другой — по-другому, третий согласился. Начались репетиции... И Демидова, и я отказались участвовать: не из-за подвижничества (его не бывает в быту), просто из неприязни к обреченной и поспешной попытке. Володю не терзала зависть: у него даже никакого сомнения не было, что Золотухин не допрыгнет до его планки. Это была ревность из-за роли, как из-за любимой женщины, с которой хочет переспать другой. Таков характер Высоцкого. Того, кто согласился, никак не осудить по закону профессии. Но думаю, что его суд над самим собой и здесь, и в других случаях добровольного двоедушия более тяжек, чем можно подозревать...»
