Золотая планета - Сергей Кусков

Мама меланхолично пожала плечами, дескать, ты еще убедишься в моей правоте, и вернулась к процессу поглощения пищи.

— Ты ведь думаешь, что я вернусь, да? — не выдержал я ее показного безразличия. Она кивнула. — Почему?

— А куда тебе идти? Ты сам загнал себя в угол. И со школой, и со своей Бэль. Так нельзя, сынок! Надо всегда оставлять себе свободу для маневра!

Ты взорвал все мосты, отрекся от прежней жизни в поисках апгрейда. И теперь вернешься туда, потому, что больше никуда идти не захочешь. Они позвонят тебе, можешь не сомневаться. И сообщат, что «простили», что тот эпизод не подпадает под их устав.

Мой желудок свело от ее пламенной речи. Ибо все в ней было сказано правильно.

— Ты ведь хочешь туда, как бы себе сейчас не врал. Ты уже все для себя решил, еще тогда, две недели назад, когда тебя привезли первый раз, побитого, но довольного. А теперь всего лишь пытаешься смириться с этим, убедить себя, что имеешь выбор, что можешь отказаться. Так?

Я вздохнул и опустил голову.

— Ты уже там, с головой. Я больше скажу, ты никогда таким не был, как эти дни: собранным, целеустремленным, жизнерадостным. Ни когда учился в старой школе, ни когда в новой. У тебя все эти дни глаза были… Горели они у тебя! Ты возвращался усталый и избитый, но ты был счастлив, сынок! Как тогда, во время соревнований, когда проходил в следующий круг. Или, как когда готовился к свиданию с той девушкой, аристократкой. Это трудно описать, но я мать, я видела все это со стороны, и мне соврать у тебя не получится.

«Да я и не пытаюсь!» — хотел сказать я, но лишь глубоко и задумчиво вздохнул.

— Это неизбежно, ты вернешься. Когда они позовут.

Опешивший от такой тирады, я хрипло выдавил:

— Не позовут.

Но сам уже не был уверен в этом.

Мама мило, по взрослому, усмехнулась.

— Позовут.

— Почему ты так думаешь?

— Скажи, сколько лет этой… Как ее… Донье Тьерри?

— Мишель? Ну, за сорок. Точнее не скажу.

— Правильно! — она кивнула. — Ей не двадцать, и не тридцать. На такие должности ставят только опытных людей. Знаешь, почему?

Я отрицательно покачал головой.

— Потому, что они могут думать независимо, не отвлекаясь на порывы, свойственные юношеству. Ты ошибся, бывает. Все ошибаются. И старшие прекрасно об этом осведомлены. Старшие руководствуются не эмоциями, а целесообразностью, совокупностью разных факторов, и она примет верное решение, которое не примет, например, эта майор. Она заберет тебя, попомни мои слова!

Я хотел вставить, что майор не намного младше, но сравнил их и вдруг понял, что дело не в возрасте. Мишель именно «донья», сеньора, авторитетная женщина. Катарина же — молодящаяся дамочка, считающая, что тридцать пять — это чуть больше двадцати. Да, Мишель может так сделать. В отличие от Катарины.

— А есть еще и Лея, ее величество, не забывай об этом! — повысила мама голос. — Ее тоже может заинтересовать этот проект, когда она вернется. Для того она и нужна, носительница верховной власти — исправлять то, что пропустили мимо себя подчиненные. И тогда они все равно с тобой свяжутся, не может быть иначе.

— Они не всегда были взрослыми и мудрыми, — попытался усмехнуться я, приводя последний аргумент. — Когда-то они были молодыми и глупыми, причем уже сидели на этих же самых должностях.

Мама пожала плечами.

— Когда они были молодыми и глупыми, старшие и мудрые находились рядом с ними, в тени, давая советы и подсказывая, что и как надо делать. Просто теперь поколения сменились, и настал их черед быть мудрыми. Ничего не меняется в жизни, сынок. Пройдет тысяча лет, но старшие всегда будут рядом с младшими там, где те не справятся сами. Это закон жизни, ничто не в силах его изменить.

А тебе советую подумать над своим поведением. Тебе тоже когда-то придется стать старшим и мудрым: чему ты научишь идущих следом?

Как все сложно! Не думал, что мама может копнуть так глубоко! Точнее, не думал, что мама может копнуть так глубоко под корпус, разложив его по полочкам с точки зрения обычных человеческих страстей. И мне все больше и больше казалось, что она права. И в том, что я хочу туда. И в том, что уже давно смирился, просто искал отмазки. И в том…

Господи, да она во всем права! Во всем во всем! Она лишь не учитывает маленькую деталь: я не могу… Не не хочу, а именно не могу туда вернуться! Я хлопнул дверью, и если вернусь, это будет означать, что я…

Мысль сбилась. Потому, что итог ее нравился мне не сильно.

«Эй, Хуанито, договаривай! Что же ты замолчал на полуслове?» «Потому, что я — твердолобый баран, которому западло включить реверсивную передачу».

«А если и так? Что теперь?» — возразил я сам себе.

«Ничего, баран. Ходи и понтуйся, какой ты крутой. „Человек сло-о-ова!“ — внутренний голос противно захихикал.

— Не пойду сегодня в школу. Надо прийти в себя, — промямлил я, вяло цепляя на вилку макаронину.

— Я уже поняла, — кивнула мама, встала и убрала свою тарелку в посудомойку. — Приходи. Думай. А я пошла на работу.

— Ты ж вроде сегодня выходная? — не понял я.

— Заказ. На дому. Да, кстати, тебе вчера снова звонила та девочка, которая высокая. Спрашивала, все ли у тебя в порядке и куда ты делся.

Мама, говоря это, стояла ко мне спиной, выставляя на посудомойке режим, но я почувствовал, как она довольно улыбается, и покраснел.

— Ты ей нравишься, — заключила она.

Они что, сговорились?

— Давай не будем обсуждать эту тему? — вспылил я. Мама развернулась и пожала плечами.

— Хорошо, не будем. Но другая девочка, которая, как ты говоришь, с белыми волосами, не звонила. Пока, я убегаю!

Я чмокнул ее в щеку и она, действительно, убежала, оставив меня в глубоком смятении.

Да, мама у меня тот еще кадр! Надо же, так уколоть, и как-то походя, мимоходом. И не придерешься — сказала чистую правду.

Следующая мысль заставила задуматься: она не хочет, чтобы я встречался с Бэль?

Да, не хочет. Чтобы понять это не надо быть семи пядей во лбу. Ей не нравится мысль, что у меня будут какие-то отношения с аристократкой. Эмма не из бедной семьи, но она — средний класс, а Бэль — высший. Почему?

Итак, мама против того, чтобы я ввязывался в какие-либо дела с высшим классом, при этом четко указывая, что уровень Долорес — приемлемый. Значит ли это, что я сын аристократа, а она не хочет, чтобы я допускал какие-то ошибки, подобные той, что допустила в молодости она сама?