Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец - Вадим Васильевич Полищук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отойдя от первого испуга, вроде даже не обоссался, Вова начал, наконец, соображать и, кажется, нашел выход. Оттопырив зад, он прополз полтора метра и дернул командира за рукав.
– Слышь, Акимыч, там где-то канава есть.
– Какая?
– Большая. Я немного в сторону отошел и чуть в нее не упал, когда сюда шли.
– Давай вперед, – принял решение сержант, – мы за тобой.
Подтянув к себе винтовку, Вова пополз в направлении, откуда они пришли. Руки быстро окоченели, тощий вещмешок перекатывался по спине, винтовка волочилась по снегу. Спасительная канава отыскалась метров через семьдесят, показавшиеся вечностью. Скатившись вниз, Лопухов оценил инженерное сооружение – метра полтора глубиной, края пологие. Мелиорация, мать ее. Сверху кто-то скатился. Акимов. За ним мелкий Санька в своей длинной шинели, следом Белокопыто.
– Молчунов где?
На вопрос сержанта никто не ответил, похоже, не повезло мужику. Дальше в канаву начали спускаться другие уцелевшие. Три Процента уже знал, что уничтожить несколько сотен человек за короткое время невозможно, кто-нибудь обязательно выживет. Самые шустрые и удачливые, не потерявшие головы в этом аду, собирались в этой вырытой несколько лет назад канаве.
– Ну, чего сели? Фрицев ждем?
Немецкого плена Вова боялся панически, даже больше смерти. Передвигаться по канаве лучше всего на четвереньках. Ползти медленно, снег лезет во все щели в одежде, приподняться страшно – стрельба наверху вроде ослабела, но пули продолжали свистеть. Сильно мешала длинная неуклюжая винтовка. Вова подумывал, а не бросить ли ее, без нее передвигаться можно значительно быстрее. Но по здравому размышлению, оружие решил все-таки оставить – тот же сержант спросит, едва очухается. А может и обратно за винтовкой отправить, с него станется, настоящий совок.
Так пыхтя, сопя и матерясь под нос, проползли метров триста-четыреста. Канава уводила в сторону от фронта, но главное, отдалялись фрицевские позиции. Стрельба наверху почти стихла, постреливали винтовки, коротко взлаивали пулеметы. Вряд ли немцы рискнут сунутся на поле до утра. Акимов рискнул выглянуть и оценить обстановку.
– Лес рядом совсем, давайте по одному.
Никто не выразил желания первым выбраться из спасительной траншеи.
– Лопухов, давай первым!
– А чего я? – возмутился Три Процента.
– Вперед! Бего-ом, марш!
Скользя по осыпающемуся откосу, Вова выбрался наверх и, переломившись пополам, порысил в сторону темнеющего леса. Немецкие ракеты давали небольшое освещение, отбрасывая косые, ломаные тени. По нему не стреляли. Едва достигнув первых деревьев, Три Процента упал, переводя дыхание. От пережитого страха и холода его начало колотить. Рядом с ним плюхнулся Белокопыто, путаясь в своей длинной шинели, прибежал Санька. За ним был какой-то незнакомый дядька.
– Один, д-два, т-три…
Очередной добежавший упал, шипя от боли, его тут же начали перевязывать, разрезав рукав шинели.
– Ч-четыре, п-пять, ш-шесть…
Еще один растянулся в нескольких шагах от первых кустов и бегущий за ним едва не наступил на него. Сценка сопровождалась приглушенным матом.
– Семь, в-восемь, д-девять, д-десять…
Наконец, появился сержант.
– Од-диннад-дцать.
Одиннадцать. Вместе с самим Вовой – двенадцать. Из трехсот. Нет, не может быть, захлопнуть ловушку немцы не успели. Или не смогли из-за своей малочисленности. Те, кто шел в хвосте колонны, должны были уцелеть. Красноармеец Лопухов очень хотел на это надеяться.
К утру подморозило. Отсыревшие шинели встали колом, мороз пощипывал уши, зуб не попадал на зуб. О том, чтобы развести костер, никто и не заикнулся, немцы были рядом. Хорошо было слышно, как перекликаются их часовые, время от времени то и дело с шипением взлетали в темное небо осветительные ракеты.
Серая утренняя мгла не принесла облегчения. Все понимали, что долго здесь не высидеть, надо что-то делать дальше, но что именно никто не знал.
– Надо на разведку идти, – предложил бас в паре метров слева от Вовы, – наши должны быть недалеко.
– Ты, что ли, пойдешь? – просипел простуженный справа.
– Пойду, – согласился бас.
– Ну и вали, герой, – напутствовал сиплый.
– Ты осторожнее там, – Три Процента узнал голос Акимова.
– Не учи ученого, – отрезал бас, – осторожности меня финны уже научили.
Ветеран зимней кампании растворился практически бесшумно, все замерли, прислушиваясь – тишина, изредка нарушаемая немцами. Мутный промозглый рассвет постепенно сменился серым промозглым днем. Температура опять перевалила за нулевую отметку, и тонкий снежный покров растаял, оставив после себя жидкую серую грязь. Три Процента стер с казенника налипшую грязь, на срезе ствола было чисто. Хотел проверить работу затвора, да передумал – курок взведется, а спустить его бесшумно может и не получиться. Где-то вдалеке изредка постреливали, но без фанатизма, так, дежурная перестрелка.
– Вроде наши, «максим».
Вова попытался подбодрить товарищей, но его не поддержали.
– Может, и наши, а может…
У некоторых сохранились сухари. Их грызли медленно, растягивая, как будто это могло хоть как-то утолить голод. У Вовы в мешке из съестного не было ничего, кроме сырой картошки. Он уже подумывал употребить ее прямо так, но решил, что червячок в животе грызет его не слишком сильно, и можно еще потерпеть.
Разведчик вернулся, когда время явно перевалило за полдень, когда его уже перестали ждать.
– Можно пройти.
Обладатель баса оказался высоким крепким мужиком, лет тридцати. Привалившись спиной к стволу осины, он ножом счищал с шинели налипшую грязь.
– До наших километра два всего. Днем не пройти, а ночью можно попробовать. Там низинка есть.
– А на немцев в твоей низинке не нарвемся.
– Не. Она болотистая, окоп не вырыть. А немцы сухие места любят. Там разрыв метров двести – двести пятьдесят. По одному, на брюхе проползем.
– А мины? – поинтересовался Акимов.
– Да какие там мины!
Разведчик махнул рукой с ножом, с лезвия сорвался комок грязи. На том и порешили. Лучше бы идти под утро, когда у немцев самый сон, но после наступления темноты вытерпели едва ли часа три, холод и голод гнали вперед.
– Я иду первым. Метров триста можно пройти, – инструктировал красноармейцев бас, – дальше – ползком. Фриц ракету пустил – замри, не дыши. Ракета погасла – еще две минуты лежишь, не двигаешься.
Акимов решил идти последним. Саньке, Лопухову и Белокопыто, следовательно, выпадало идти в хвосте, что увеличивало шанс нарваться. Вове этот момент сильно не нравился, но отрываться
