Искры и химеры - Дорофея Ларичева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ланс задохнулся от возмущения. Вот как! Ксана здесь не просто так! И она дочь… Теперь холодно стало не только рукам. Ланс Шамин смотрел на человека напротив и не верил глазам.
– Ты!
– Рад, что не сильно изменился, – улыбнулся отец Ксаны. – Пойдем!
– Никогда и никуда! – разозлился молодой человек, делая шаг к двери. Если нет иного выхода, он готов драться. Даже поднять тревогу.
– Рокси, дочка, подтверди, – мягко попросил мужчина, загораживая собой выход.
Девушка на кровати улыбнулась, помахала гадальной картой, поддразнивая Ланса, и неожиданно произнесла:
– Ты пойдешь с ним.
От этого голоса – тихого, повелительного, не терпящего возражений – по телу рассыпались мурашки, защипало на пояснице и в пятках, горло загорелось красным перцем.
«Природный гипнолог!» – понял Ланс. Как он психолог, так эта девочка… Ей нельзя сопротивляться. Вот почему она молчала – берегла связки. За одну повелительную команду такие люди сипнут на много дней…
– Пошли, парень, у нас много работы. – Отец Ксаны посторонился и слегка подтолкнул юношу к выходу.
Ланс шагал за высоким человеком в темном свитере, беззвучно ругая свою внушаемость, невезучесть и недогадливость. Он-то мог… мог узнать мелодию, которая уже больше месяца доносилась из всех квартир и машин, заполняла собой лето. Мог догадаться, чьи это позывные. Мелодия играла и в том необъятном торговом центре.
Сколько вокруг людей! Но крикни, позови на помощь, обернутся единицы, и вряд ли кто-то подойдет. Никто не поверит, что Ланс идет следом за отцом Ксаны не добровольно. Тем более есть зрелища куда более интересные, чем похищение из больницы сенса-неудачника.
В окружении ребятни за стеклянными витринами сражались друг с другом голограммы героев модного фильма. Беззвучно сшибались, высекая искры, мечи. По голографическим доспехам стекала голографическая кровь вкупе с лучами невидимого солнца. Древние римские воины точно сами были пилигримами, занесенными в современный мир. Они приглашали окунуться в реальность гладиаторских боев, завоевательных походов, победоносных императоров, интриг и предательств. Увы, интриг и предательств было предостаточно и в сегодняшнем дне.
Пока Ланс учился в здешней школе, интересовался Римом. И даже побывал там с родителями. Не своими, естественно, а погибшего Сергея. Помнится, вышел из метро на станции «Колоссео» и сразу оказался у подножия Колизея, не в силах поверить до конца, что вот они – руины некогда великой цивилизации, история, которую можно потрогать руками…
Как ни старался Ланс всячески отвлечься от своего проводника, от слов Ксаны, отменить ее приказ не мог. Ни яркие рекламы, ни одежда и драгоценности в витринах, ни зачарованные искусно созданной атмосферой праздника люди не позволяли позабыть, кого он сопровождает.
Избавиться от ощущения дежавю не выходило. «Так не должно быть! Он не мог найти меня!» Умом он понимал, что это возможно, но не сердцем. И мучительно стыдился своего прошлого.
– Куда мы идем? – окликнул он мужчину.
Тот обернулся через плечо, не сбавляя шаг:
– Увидишь.
Эскалатор вознес их на самый верх торгового центра – туда, где пахло дорогими духами и хорошим кофе, где созывали на семичасовой сеанс кинотеатров те же гладиаторы. Но Ланса вели дальше, мимо стеклянных витрин игрового зала и детской комнаты, в подсобные помещения.
Словно в кроличью нору, они нырнули в грузовой лифт и поднялись этажом выше. Усталая уборщица кореянка прошла мимо, не глядя по сторонам. А отец Ксаны, Витель, распахнул дверь с табличкой: «Осторожно! Высокое напряжение!»
За дверью длинными рядами, словно шторы, висели голографические полупрозрачные экраны. С ярко-синих полотен сияли подсвеченные лица. Тысячи разных лиц, смутно знакомых и неизвестных. Адреса, личная информация… Казалось, здесь есть досье на каждого жителя страны.
Ланс вдруг почувствовал себя очень маленьким и слабым. Люди, работавшие с экранами, изучали его, безмолвно приветствовали. Все как один – сенсы и психологи.
Были и иные. Молодой человек ощущал их ярче, болезненней. Он сглотнул подступивший к горлу комок, отступил назад, чтобы наткнуться спиной на захлопнувшуюся дверь.
– Я не хочу! – чужим голосом произнес юноша. – Не желаю повторения того кошмара. Витель, пожалуйста! Я уже не Костя, я стал Лансемасом, ты же читал досье. Сейчас я Ланс.
Его провожатый обернулся, продемонстрировал белозубую улыбку.
– Ты теперь со мной, и я выбираю имена, Костя. Думал, состоишь на службе у единственного на свете гения?
– Ты не гений! Ты вор, как Императорская Пятерка! – обреченно отозвался юноша. – Живешь за счет чужих знаний и технологий!
– Как все пилигримы, – не стал спорить мужчина.
Он присел на крутящийся круглый табурет подле экрана. Люди рядом занимались своими делами, сортировали фото, проводили расчеты, строили графики, чертили схемы, иногда переговаривались вполголоса, решали, на кого из высокопоставленных граждан влиять в первую очередь. При этом ни на миг не ослабляли внимания к новичку. Они настойчиво лезли в голову, ломая прочные барьеры.
Ланс понимал – долго держать оборону не сможет. К обычным сенсам подключились другие. Ланс пока не мог подобрать в русском языке названия для тех несчастных, но Витель с ухмылкой полюбопытствовал:
– Как тебе мои химеры? Гораздо лучше, чем тогда. Помнишь?
Именно химеры, гадкие, пугающие, пустые внутри! Они жаждали познания. Новый человек для них был игрушкой, которую можно потрогать своей силой, даже сломать без сожалений. От их присутствия было страшно. Ибо когда-то, не здесь и не сейчас, Ланс помогал их создавать и сам чуть не влился в ряды нелюдей.
– Помнишь, как все начиналось тогда? Из какой грязи тебя вытащил, спас? – примирительно поинтересовался Витель.
– По твоей милости я угодил в еще большую грязь.
Первую миграцию императорского инспектора Константина Ланс помнил слишком хорошо.
27,5 лет назад в иной реальности
Он не сразу осознал себя. Вначале были отрывочные картинки, пугающие грезы, всплывающие в мозгу девятилетнего ребенка. «Первый полет», гибель несостоявшихся астронавтов, расследование, подозрение, павшее на Императорскую Пятерку, смерть жены Ани, клятва императору и себе…
О той миграции Ланс всеми силами стремился забыть. И вовсе не потому, что инспектор Константин оказался в теле беспризорника, обретавшегося в портовых складах, голодавшего, замерзающего, задыхающегося от кашля. Но обо всем по порядку.
Первым его ощущением был ужас беспомощности – как найти убийц, как отомстить? Он же ничего не может, никого не знает! Он слаб, необразован, почти слеп. А вокруг чуждый, необъятный мир!
Когда Костя сделал попытку перебраться из порта в город, городские мальчишки поймали его и доходчиво объяснили, что «протухшую рыбу» городские чистюли не любят. Избитый, он возвратился в свое убежище, неделю отлеживался, питаясь припрятанным черствым хлебом.
Тогда он принялся за поиски работы. Но кому нужен хилый девятилетний сопляк, то и дело путающий слова местного языка и речи недостижимой отныне Россы? Удача, улыбнувшаяся отчаявшемуся мальчику, приняла вид худощавой склочной трактирщицы. За тарелку супа, лежанку в отапливаемой подсобке и шесть монет в неделю Костя чистил овощи и рыбу, драил полы, выносил мусор…
Он сжимал зубы и обещал себе – он выберется, освоится, сумеет найти убийц и отомстить. Вера в справедливость, тоска по погибшей любимой и потерянной родине придавали сил, не позволяли потеряться в личности ребенка. Костя утешал себя – парень все равно не жилец. До совершеннолетия бродяжка бы точно не дотянул. А так…
Новый мир казался неправильным, несуразным, диким. Костя накопил денег на очки и книжки, за год научился читать, узнал его историю. Триста лет назад по вине человеческой жадности на планете случилась катастрофа. После чересчур активной добычи полезных ископаемых и испытания геооружия проснулся крупнейший вулкан, обрекший мир на четыре года кромешной тьмы, холод, голод, болезни и вымирание большей части населения.
Окончательно погибнуть не позволили технологии. Электричество освещало выстоявшие домики и фермы, парники с овощами. Когда тьма рассеялась, не потеплело. На полюсах наросли громадные ледовые шапки, пепельное низкое небо чаще дарило снег и ледяной дождь, чем лучи солнца. Над землями, где раньше цвели капризные южные сады, теперь проносились беспощадные ветра…
«Пятеро тут не задержатся, – твердил про себя Константин, долгими ночами думая о своих врагах. – Только бы успеть их отыскать!»
Шли дни, недели и месяцы, а пути из порта не было. Озаренный желто-оранжевыми огнями трактир на берегу холодного моря отныне был его единственным домом, пока глаза служили ему.
