Название игры - Нора Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вся прислуга ее жалела: малышку наряжали и выставляли напоказ исключительно по прихоти отца. У нее были трехэтажный кукольный домик, чайный сервиз из английского фарфора и белая шубка. К ней приходил домашний учитель, чтобы заниматься балетом, фортепиано и французским языком. Другие маленькие девочки могли только мечтать о том, в чем Джоанна не знала отказа, стоило только протянуть руку.
Когда ей исполнилось шесть лет, в прессе были растиражированы ее фотографии. На ней было красное бархатное платье, слегка прикрывавшее туфельки, и миниатюрная диадема с бриллиантами: она — девочка-цветочница на второй свадьбе своего отца. Голливудская принцесса, да и только. Невеста — итальянская актриса, обожавшая устраивать истерики. Отец
Джоанны почти два года, столько тянулся этот союз, провел на итальянской Ривьере, оставив Джоанну в Беверли-Хиллз на попечении прислуги и учителей.
Потом случился скандал и развод с полосканием грязного белья. Актриса отсудила виллу в Италии, а отец закрутил быстротечный роман с исполнительницей главной роли в очередном продюсируемом им фильме. У Джоанны в возрасте восьми лет выработалось свое, не по годам серьезное представление об отношениях между людьми. И поэтому она предпочитала людям общение со своими цветами. Она не любила надевать перчатки, потому что ей казалось, что без них она гораздо лучше чувствует почву и тоненькие корешки. Когда ей случалось выкроить время на маникюр, в салоне ее обычно встречали с ужасом. Джоанна имела обыкновение коротко обрезать ногти и не утруждать себя нанесением лака.
Неженственная. Так о ней говорила Лидия — одно из самых крикливых и долго продержавшихся увлечений отца. Лидия отличалась потускневшей красотой и неиссякаемым эгоизмом. К счастью, она не стремилась выйти замуж за Карла Паттерсона, хотя тот был не прочь связать себя семейными узами.
—Милый, отправь девчонку в пансион в Швейцарии. Там ей привьют немного грации и женственности, — говорила она.
Двенадцатилетняя Джоанна жила в страхе, что ее отошлют из дома, однако Лидия исчезла из жизни отца раньше, чем смогла заставить его оплатить обучение.
Неженственная. Это слово время от времени всплывало в памяти Джоанны. Обычно она не обращала на это внимания, поскольку уже давно нашла свои способы проявления женского начала. Однако это слово вновь и вновь не давало ей покоя, и это было похоже на старый шрам, который время от времени дает о себе знать.
Она встала на четвереньки и занялась сперва георгинами возле террасы, затем — фрезиями, которые расцветут вот уже в ближайшую неделю-другую. Она старательно и заботливо вырвала все сорняки нагло вылезающие повсюду. Этой весной дождей почти не было, и Джоанна, потрогав почву, прежде чем закончить работу, решила устроить цветам хороший душ.
Услышав шум машины, она даже не потрудилась взглянуть на нее, уверенная, что та проедет мимо. Но этого не произошло, и Джоанна успела только оглядеться вокруг, прежде чем дверца со стороны водителя распахнулась и появился Сэм.
Она обомлела и так и осталась стоять на коленях, потеряв дар речи.
Он был взбешен. Весь немалый путь от ранчо стал для него настоящим испытанием. Как мальчишка, он гоняется за какой-то, черт ее дери, блондинкой с надменным взглядом и думает только о том, как прекрасна она была в лунном свете!
День едва уловимо близился к концу, только-только начинало смеркаться. Она стояла на коленях перед охапкой цветов, словно дева, приносящая жертву языческому божеству. Руки ее были перепачканы землей. В воздухе пахло непреодолимо-темной греховной страстью.
—За каким чертом вам нужны секретарша и автоответчик, если вы не собираетесь отвечать на сообщения?
—Я была очень занята.
—Вы не очень-то вежливы!
Джоанна терпеть не могла невежливости и сейчас понимала, что ведет себя просто неприлично.
— Простите! — Она улыбнулась своей самой деловой, прохладно-вежливой улыбкой. — В эфир скоро выходит вечерний выпуск шоу и я разрывалась между встречами и бумажной работой. У вас что-то важное?
—Черт вас дери, вы прекрасно знаете, насколько это важно!
Следующие десять секунд она вытирала перепачканные руки о джинсы, не сводя глаз с его туфель.
— Если что-то не так с вашим контрактом...
— Хватит, Джоанна! Мы свое дело сделали! Оно закончилось.
Услышав это, она подняла глаза.
—Да, верно.
Он сунул руки в карманы. Если бы они еще чуть дольше оставались на свободе, он, возможно, задушил бы ее.
—Я не люблю чувствовать себя дураком!
—В этом я уверена. — Она поднялась, следя за тем, чтобы сохранить дистанцию вытянутой руки. — Я теряю время, Сэм. Если у вас все... — Остальные слова застряли у нее в горле, как только он схватил ее за ворот рубашки.
—Что-то вы последнее время постоянно от меня отворачиваетесь, — тихо произнес он, слишком тихо. — Я всегда искренне считал себя уравновешенным. Кажется, я ошибался.
—Ваш темперамент меня не волнует.
—Да знаю я, что не волнует! — воскликнул он и прижал ее к себе. Джоанн машинально выставила руки вперед для равновесия и защиты. Но его губы уже приникли к ее губам.
На этот раз не было ни испытующего поцелуя, ни осторожной прелюдии. Сейчас все в нем говорило о нетерпеливом, требовательном желании, явно не дававшем ему покоя все эти дни. Джоанна не сопротивлялась. Ему не хотелось думать о том, что могло бы произойти, если бы она вела себя иначе. Она на мгновение притихла, и обоим показалось, будто она безучастна к тому, что происходит.
И тут она застонала, и этот стон, исполненный отчаяния и покорности судьбе, срываясь с ее губ, проник в него. Вдруг она замерла на мгновение, а потом обняла Сэма, вцепившись пальцами ему в плечи.
Сумерки сгущались, становилось все холоднее, но Джоанна, прижимаясь к нему, не ощущала ничего, кроме тепла его тела. От Сэма пахло лошадьми и кожей. Изумившись этому, она подумала, что этот древний запах — часть позабытого образа из ее фантазий. Рыцарь на белом коне! Только она, Джоанна, не хочет, чтобы ее спасали. Еще недавно она имела глупость думать, что сможет убежать от него, да и от себя тоже. Понадобилось всего мгновение, чтобы понять, насколько она уже к нему привязалась.
Он проводил губами по ее лицу, словно пробуя на вкус ее нежную ароматную кожу. Ее губы обвели линию его подбородка: она тоже искала все больше и больше блаженства. Сэм обнял крепче ее. Он думал о том, что прежде осмеливался полагать, будто знает, что значит желать женщину до боли. Но никогда раньше с ним даже отдаленно не происходило ничего подобного. Чем больше он прикасался к ней, тем сильнее ощущал боль и тем больше желал прикасаться к Джоанне.