Рисунки Виктора Кармазова - Евгений Константинов

Благодаря вчерашнему происшествию, предлог навестить соседа имелся, чем Виктор и решил воспользоваться без предварительного звонка. Для начала зашел в магазин и купил бутылку коньяка. Конечно, можно было эту бутылку нарисовать, будто она хранится у него в холодильнике, но по таким пустякам лишний раз использовать чудесную страницу не хотелось. Тем более, на такое дело не грех было потратить вчерашние чаевые. К коньяку повезло прикупить лимон, а также четыре шоколадки-медальки в золотистой фольге.

Вместо Александра Ивановича дверь ему открыла Верочка — та самая новенькая кассирша, из-за которой Виктор вчера задержался в магазине, как следствие, получил бутылкой по голове и так далее. Виктору как-то сразу стало не по себе, — все-таки такая молодя симпатичная девушка, и сошлась с Александром Ивановичем, который ей в отцы годится. Но тут же вспомнил, что сосед, назвал ее племянницей, дочерью своего родного брата. От сердца отлегло.

— Здравствуй, Верочка! — улыбнулся он девушке, будто давней знакомой и весело подмигнул.

— Ой! Здрасте! — Верочка захлопала длиннющими черными ресницами и, как и вчера, слегка зарделась.

— Александр Иванович дома?

— Дядя Саша на какой-то Птичий рынок уехал…

— А-а-а… понятно.

— Вы проходите, пожалуйста, — девушка посторонилась, и Виктор, чуть помедлив, переступил порог.

— Верочка, зачем же «на вы»? Я же тебе не дядя.

— А я с дядей как раз «на ты» разговариваю.

— Ну и правильно. Чего церемонии разводить! Ты, кстати, откуда приехала?

— Из Серпухова. Это город такой, в девяносто девяти километрах от Москвы…

— Да знаю, я, Верочка, знаю. Мы с твоим дядей туда на Цимлянку пару раз рыбачить ездили.

— Дядя Саша, как и я, в Серпухове родился, — обрадовано доложила она. — Потом в Истру переехал, а уж оттуда — сюда, в столицу.

— И когда Александр Иванович вернуться обещал?

— Не сказал. Он совсем недавно уехал…

Виктор тяжело вздохнул — похоже, сегодня с поисками чудесного блокнота ничего не получится. Но почему бы не попытаться приятно провести время с серпуховской красавицей. Он узнал ее на одном из фотоснимков в аккуратных рамочках, развешанных на стенах — видимо, сделанном во время выпускного вечера. Еще на одном снимке — с роскошным букетом роз в руках она, счастливо улыбающаяся стояла рядом с приобнявшим ее за плечи серьезным мужчиной.

— Верочка, а ты отечественную рок-музыку слушаешь?

— Слушаю, — она, вроде бы, собиралась провести гостя из коридора в комнату, но тут начала перечислять: «Воскресенье», «Наутилус Пампилиус»…

— А группу «Кино» с Виктором Цоем, — перебил ее Виктор.

— Люблю.

— А группу «Пикник»?

— Эдмунда Шклярского — обожаю!

— Так пойдем ко мне домой, — не стал тянуть кота за хвост Виктор. — Мне вчера две новых записи дали — как раз Цоя и Шклярского.

— Как пойдем? — не поняла Верочка.

— Да я в этом же доме живу, в соседнем подъезде. Ты можешь даже шлепанцы не снимать — на улице сухо.

— Ой, нет, я лучше переобуюсь!

Верочка к тому же переоделась, и на это у нее ушло не больше трех минут. Теперь вместо футболки и юбочки, на ней были сорочка и джинсы, а на ногах — кроссовки. Симпатичненько, но.… Еще через три минуты они оказались дома у Виктора.

Для гостей у него были припасены три пары тапочек, и ту, которая поновей, он предложил Верочке. Провел гостью в комнату, усадил на диван, вручил наушники и, не спрашивая, что именно для начала она хотела бы послушать, завел «Пикник». Так же, не спрашивая, готова ли она выпить еще до обеда, деловито выставил на стол коньяк, выложил на одно блюдечко шоколадки, на другое — лимон. Чтобы порезать лимон, сбегал на кухню за ножом, затем принес две хрустальные рюмки. Казалось, погрузившейся в музыку Верочке, нет никакого дела до этих приготовлений. Она даже как бы удивилась, когда Виктор бережно снял с нее наушники, вытащил штекер из магнитофона и кивнул на сервированный стол:

— Вот, хотел с твоим дядей выпить. Отблагодарить, так сказать, за то, что вчера вовремя мне на помощь пришел. Вместе с тобой…

— Но я не…

— Спасибо тебе, Верочка, — Виктор взял наполненные рюмки и одну поднес девушке, которую она взяла с некоторым замешательством.

— Давай, — предупреждая новые возражения, он чокнулся своей рюмкой с ее. — За мое здоровье!

Выпил, закусил долькой лимона и, подмигнув Верочке, протянул ей и лимончик, и шоколадку. Волей-неволей ей тоже пришлось выпить. Щечки у молоденькой кассирши сразу порозовели.

— А вы узнали, кто вас вчера ударил? — спросила она, закусывая лимон шоколадкой.

— Конечно, узнал, — он вновь наполнил рюмки коньяком. — Мужик, судя по всему, душевнобольной. Он, ведь, когда меня бутылкой по башке вырубил, вытащил у меня из кобуры пистолет — хотел нашу машину грабануть. Я вовремя успел его догнать и остановить. Морду набил, пистолет отобрал, хотел связать, да он вывернулся и удрал. Стрелять в спину я ему не стал.

— Вот это да! — распахнула ресницы Верочка.

— Это вы молодцы, что вовремя меня в чувство привели. Поэтому второй тост — за тебя и за Александра Ивановича!

Теперь Верочка уже сама взяла дольку лимона, а потом и шоколадку.

— Как тебе Шклярский? — Виктор кивнул на магнитофон.

— Классный! А вы можете дать мне катушку послушать?

— Да это не моя, во вторник отдавать надо, — сказал Виктор и, заметив скользнувшее в глазах гостьи разочарование, добавил:

— Но до вечера понедельника — можешь забирать.

— Ой! Спасибо вам.

— Да что ты все «выкаешь»! — возмутился он. — В общем, так, я знаю, как это исправить. Надо выпить на брудершафт.

— Ой…

— Возражения не принимаются, — Виктор вновь наполнил рюмки. — Знаешь, как это делается?

— Кто ж не знает…

— Тогда — давай!

Они переплели руки, выпили коньяк, но теперь вместо кислого лимона на закуску стал поцелуй — сладкий и долгий. За первым поцелуем последовал второй, третий. Верочка не то чтобы только губы подставляла, да чуть-чуть языком шевелила, — целовалась страстно, даже изобретательно, Виктор поймал себя на мысли, что она хоть и помоложе его года на три, но в этом деле намного искуснее.

Он схватил ее за грудь и, почувствовав, что под сорочкой нет бюстгальтера, осторожно стиснул упругий холмик, помял, слегка прищемил пальцами крохотный пенечек, который тут же стал чуть потолще и потверже. Не встречая сопротивления, вновь слился с Верочкой в долгом и сладком поцелуе, одновременно расстегивая пуговицы на сорочке. Как же все было бы проще и быстрее, не поменяй она футболку, на эту сорочку с несметным количеством пуговиц!

Наконец, он справился с маленькими перламутровыми врагами и дорвался губами и руками до обнаженных девичьих грудей — аппетитных и возбуждающих! Верочка издала еле слышный стон, и это добавило Виктору активности. Эх, если бы вместо джинсов на ней оставалась юбка! А тут — тугая клепка, неподатливая молния, а еще и вмешавшаяся в процесс раздевания девичья рука.

— Нельзя, — негромко сказал Верочка.

— Можно, — продолжил поползновения Виктор.

— Нет…

— Да….

— Нет. Нельзя! — девушка резко отпрянула.

— Почему?

— Только опосля свадьбы…

— Чего? — его пальцы вновь ухватились за молнию на джинсах.

— Опосля свадьбы! — Верочка вдруг схватила со стола бутылку с остатками коньяка и донышком врезала художнику по запястью.

Виктора словно ушатом холодной воды окатили. Это было не столько больно, сколько обидно. Что он такого сделал? Пригласил девушку в гости, угостил, начал флиртовать — все, казалось бы, по обоюдному влечению…

— За что? — серьезно спросил он.

— Прости, я не хотела! — Верочка схватила руку, которую только что ударила, и принялась осыпать ее поцелуями.

Такого Виктор вообще не ожидал — чтобы девушка целовала руку парню!

— Ну, хотя бы на «ты» перешли, — сказал он. — Наливай, а то я травмирован.

Верочка послушно наполнила рюмки, и они вновь выпили на брудершафт. Очередной поцелуй затянулся, не отрывая своих губ от ее — таких нежных и страстных, Виктор уложил Верочку на диван, навис над ней, потянул молнию на джинсах вниз, до упора. Его пальцы проникли под резинку ее трусиков, дальше, дальше… Но когда они почти добрались до заветного местечка, девушка вдруг напряглась и с такой силой оттолкнула Виктора, что он слетел с дивана и пребольно ударился лодыжкой о ножку стула.

— Я же сказала — опосля свадьбы! — крикнула Верочка и выбежала из комнаты, а потом хлопнула входной дверью.

— Ну не дура же! — Виктор сел на диван, потирая ушибленное место. — Из Серпухова она видите ли. Ты не из Серпухова, ты… дура!!!

Так его еще никогда не кидали — и в прямом, и в переносном смыслах. Случалось, конечно, что от понравившейся девушки не удавалось добиться взаимности, но чтобы быть отвергнутым в самый последний момент и до такой степени грубо!