Поворот - Вадим Фролов

За мной сразу вышли Татьяна и Машка.

— Ты какой-то странный, Семен, — сказала Татьяна. — Что случилось?

Машка молчала и только поглядывала на меня искоса.

Я сказал:

— Со мной ничего не случилось, а вот с кем-то, может, и случилось.

— С кем? — спросила Татьяна.

— С Венькой? — испугалась Басова.

— Может, и с Венькой, — сказал я.

— Слушай, Половинкин, — рассердилась Татьяна, — мы друзья или нет?

— С тобой еще может быть, — сказал я.

Машка дернула головой, как это она умеет, заложила руки за спину и пошла от нас своей походочкой принцессы. А Татьяна рассвирепела:

— Пижон ты, Четвертинкин, — сказала она, — хуже девчонки. Ну, чего ты выдрючиваешься?

— Это я выдрючиваюсь? — медленно спросил я.

— И она выдрючивается, — сказала Татьяна. — Оба вы хороши. Монтекки и Капулетти!

— Кто, кто?

— Некогда мне объяснять. Маша, иди сюда! — крикнула Татьяна.

Басова нехотя повернулась:

— Ну, что еще?

— Ох, — сказала Татьяна, — я, кажется, сейчас вас обоих лупить буду!

Басова засмеялась. И я не выдержал, тоже засмеялся — уж больно она забавная была, эта Татьяна, сердитая. Я представил, как она нас лупит — очень смешно.

— Ладно, — сказала Маша, — но пусть он…

— Нет, пусть она… — сказал я.

— Пусть вы оба, — сказала Татьяна.

И мы опять засмеялись. А сзади Апологий сказал:

— Переговоры прошли в теплой и дружественной обстановке. Целуйтесь.

Я обернулся и по привычке чуть не дал ему по шее, но вовремя удержался.

— Это я так, — дружелюбно сказал Апологий. — Шу-тю. Между прочим, вы Балашовым интересуетесь? Я могу вам кое-что сообщить.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно спросила Машка.

— Я все знаю.

— Ну? — спросили девчонки.

Звонок не дал нам договорить.

На уроке я тихо спросил Машу, кто такие Монтекки и Капулетти.

Она почему-то покраснела и сказала:

— Это Ромео и Джульетта.

Больше я ничего не спрашивал. Про Ромео и Джульетту я кино видел. И вообще. Я сидел, уткнувшись в учебник, а на Машу боялся посмотреть. И она уткнулась в учебник. Два раза я наткнулся на взгляд Г. А. — Герки. Он смотрел как-то странно, будто хотел что-то понять и никак не мог. Ну и пусть его смотрит!

А на следующей перемене меня сразу окружили «рохлики». Гринька слегка прихрамывал, и одно ухо у него было красное и пухлое, как помидор. «Рохлики» были злые.

— Видал? — спросил Матюшин и ткнул пальцем в Гринькино ухо. Гринька заверещал. Я не выдержал и засмеялся.

— Он еще смеется! — закричал Гринька.

— Знаешь, кто его отделал? — спросил Петька.

— Твои дружки, — сказал Матюшин, — Фуфло и этот, как его… Хлястик.

— Какие они мне дружки? — спокойно спросил я.

— А кто своего кабысдоха на нас натравил?! — заорал Петька.

— Вы что, ребята? Повидло просто еще дурак необученный. Он не понял, на кого кидаться надо. А я… так я просто хотел сказать, что с ними по-другому нужно. Просто…

— Все у него просто, — сказал Матюшин.

— Да! — сказал Гринька. — А у меня нога и вот… ухо.

— Здорово отдули? — спросил я, пожалев Гриньку.

— Здорово, — грустно сказал Гриня. — Затащили в подворотню и отдули.

— Ну, ладно! — сказал я. — Дождутся они!

И я пошел к Татьяне, Маше и Апологию, которые ждали меня в конце коридора.

— Эти подонки вчера Гриньку избили, — сказал я.

— Это уж… это уж… — забормотала Маша.

— Погоди, — сказала Татьяна. — Логий, повтори, что ты нам рассказал.

Хм-м… Логий. Это, пожалуй, лучше, чем Апик.

— Я вчера видел Веньку, — сказал Апологий и затрясся, но меня это уже не злило, я только отвернулся, даже и не отвернулся, а просто скосил глаза, чтобы не смотреть. А Маша скосила глаза в мою сторону.

— Где ты его видел? — спросил я.

— На Моховой.

— Одного?

— Нет. Фуфло с ним был и еще какой-то парень.

— Черный?

— Белобрысый. Маленький, но такой… квадратный.

— Тот! — сказал я.

— Какой «тот»? — спросила Маша. — Тот черный.

— Это другой, — сказал я. — Куда они шли?

— Они шли в подвал, — сказал Логий. — Там дом такой есть…

— Когда это было? — перебил я.

— Часов в шесть.

«Значит, это было до того, как я Фуфлу искал, — подумал я, — тогда в подвале уже никого не было».

— А дальше что? — нетерпеливо спросила Татьяна.

— Н-не знаю, — сказал Апологий.

— А может, там, в подвале… Веньку… — Маша испуганно зажала рот ладошкой. — А мы тут разговариваем, разговариваем… Пошли!

— Куда? — спросила Татьяна.

— Туда… в подвал! — сказала Маша, и глаза у нее стали круглыми.

— Я там был, — нехотя сказал я. — Никого там не было.

Они обе уставились на меня и спросили хором:

— Когда?

Пришлось рассказать, что со мной в этом подвале случилось. Они тихонько ахали и смотрели на меня с уважением. Но когда я кончил рассказывать, Татьяна вдруг возмутилась, и Машка ее поддержала. Они начали кричать, почему я никому, например отцу, не сказал, да как я мог молчать, да зачем я им сразу не рассказал и так далее. Я разозлился.

— Сама же с меня слово взяла, — сказал я, когда они прокричались.

— Так ведь это уже тебя касалось, а не Веньки, — сказала Маша.

— А это все время меня касалось, — сказал я.

Они опять уставились на меня. Я хотел им рассказать про мой разговор с батей сегодня утром, и про то, что всю ночь его не было. Но не стал рассказывать, чего уж там…

А на последнем уроке в классе появились завуч Рената Петровна, Маргоша и… капитан милиции товарищ Воробьев в новенькой форме.

Когда все расселись, Рената Петровна постучала ладошкой по столу и сказала:

— Мы пришли нарочно до звонка. Чтоб вы не разбежались. Случилось очень серьезное, очень чрезвычайное, очень неприятное происшествие. Вот, товарищ капитан нам расскажет. А вы слушайте и делайте выводы.

Она укоризненно покачала головой и села.

«Ну, так, — подумал я, — вот и домолчался ты, Половинкин». Я посмотрел на Машу. Она сидела, выпрямившись, а руками прямо вцепилась в парту. Лицо у нее было бледное, и она глаз не сводила с капитана. А Татьяна, наоборот, раскраснелась, положила один кулак на другой, а подбородок уткнула в кулаки и тоже смотрела прямо в глаза капитану. У меня внутри все дрожало, и мне даже казалось, что я весь начал трястись, как этот… Логий.

Капитан Воробьев встал, одернул мундир, обвел нас всех взглядом и сказал:

— Один ваш товарищ попал в беду. Сейчас он находится в больнице с тяжкими… с довольно тяжкими телесными повреждениями.

Ребята загудели.

Герка Александров быстро оглядел весь класс, высматривая, кого нет, и, заметив, что нет Веньки, кивнул головой — дескать, ясно кто. Мне хотелось запустить в него чем-нибудь, но я сдержался. Сердце у меня колотилось, и я представлял себе всякие страшные картины. Подвал и… Веньку.

— А что случилось-то? — спросил Коля Матюшин. — Под машину попал, да?

— Кто попал под машину? — закричал Петька.

— Не перебивайте, — строго сказал капитан Воробьев. — Я все изложу. Под машину никто из вас пока не попадал. К счастью. И, надеюсь, не попадет. В больнице лежит ваш товарищ, — капитан достал из кармана бумажку и посмотрел в нее, — ваш товарищ Вениамин Балашов, тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года рождения, проживающий по улице Моховой… Вчера в 18.30 его жестоко избили. Ваш товарищ…

— Какой он нам товарищ… — заверещали вдруг эти две зануды — Зоенька и Юлька. — Он сам хулиган.

— А ну, цыц, попугайчики! — рявкнул Коля Матюшин, а ребята зашумели. Зоенька и Юлька обиженно поджали губы.

— Тихо! — сказал Герка. — Продолжайте, товарищ капитан.

Капитан удивленно покосился на Г. А.

— Я продолжаю, — сказал он. — Ваш товарищ в тяжелом состоянии был доставлен в больницу.

— А как это случилось, товарищ капитан? — громко спросила Татьяна.

— Как это случилось? — переспросил капитан. — О подробностях я вам сказать не могу. Будет суд. Но в двух словах скажу. За тем и пришел. Ваш товарищ Вениамин Балашов находился под влиянием плохой компании. Но в критический момент нашел в себе силы и сознательность выйти из-под этого влияния. Как настоящий советский школьник, — капитан наклонился к Маргоше и что-то спросил, а она кивнула в ответ, — как… г-мм… настоящий товарищ, он пришел к нам и сообщил о готовящемся преступлении. Бандиты-рецидивисты выследили и избили его.

В классе опять все зашумели, а Машка сжала мне локоть и в самое ухо сказала:

— А?! Что я говорила?

У меня все прямо перевернулось внутри и очень захотелось выскочить из класса. Но я заставил себя сидеть спокойно.

Капитан Воробьев вдруг широко улыбнулся.

— В общем, хороший парнишка оказался. Просто чудесный парень. Верно ведь?