Она была актрисою - Александра Авророва

— Заметил, — спокойно кивнул следователь. — Да, изобразил гениально, хотя не уверен, что имел на это право. Впрочем, к актерам трудно подходить с обычными мерками. Надеюсь, Сосновцев это понимает и не был в обиде.

— А я не надеюсь! Нет, внешне, может, он и не показал, особенно в присутствии влиятельных лиц. С теми, от кого что-то зависит, он весь из себя белый и пушистый, а вы бы посмотрели, как орет на уборщицу! Женщина ему в матери годится, а он!

— Ну, Марина Лазарева не годится ему в матери, — вставил Игорь Витальевич.

— Вот именно! Раз она не легла с ним в постель, значит, стала врагом! Все вы, мужики, такие. Если вам женщина нравится, сразу тащите ее трахаться, а раз не хочет, то считаете стервой и готовы сделать ей любую гадость!

— Вынужден с вами не согласиться, — тихо и очень вежливо произнес Талызин, глянув Вике прямо в глаза. — Боюсь, вы недостаточно знаете мужчин. Вовсе не все мы, мужики, такие, и женщину, которая нравится, далеко не каждый сразу тащит трахаться, поверьте мне, Виктория Павловна.

Она отчего-то смешалась и добавила уже тоном ниже:

— А вот Сосновцев такой. Маринка ему отказала, вот он вам про нее и наплел. А мы с Евгением Борисовичем, между прочим, вовсе не думали ничего плохого про ее пьесу, наоборот! Мы собирались ставить новую.

— Но в момент ссоры Лазарева этого не знала.

— Ну, и что?

— Просто уточняю. Кстати, Лазарева не отрицает факта ссоры.

— Господи, тоже мне, событие! Преображенский со всеми ссорился. Со мной, между прочим, тоже, и по тому же поводу. Тут дело в характере.

— По тому же поводу?

Вика, не утаивая, поведала следователю о коварном замысле Евгения Борисовича вывести ее из равновесия перед премьерой. Она решила, раз подобное известно про Марину, пусть станет известно и про нее саму, так будет лучше.

— А на самом деле он нас обеих всем хвалил, — заключила она. — Это была шутка. Мы с Мариной очень удивились в воскресенье, когда все поняли.

— Покойный обладал оригинальным чувством юмора, — прокомментировал Игорь Витальевич, явно довольный. — Рад, что теперь услышал эту историю от вас лично. Значит, вы с Лазаревой обе были в схожем положении. А ведь она мне не сказала!

— Что не сказала?

— О вашем конфликте с Преображенским.

— Конечно, не сказала. Что я ей, враг, что ли, чтобы на меня наушничать! — молниеносно среагировала Вика.

Талызин махнул рукой и рассмеялся:

— Бог вам судья, Виктория Павловна. Похоже, честность вы не считаете добродетелью, хотя и обладаете этим качеством в полной мере.

«Неужто я наговорила лишнего? — испуганно подумала Вика. — А ведь старалась молчать! Запутал меня этот тип».

А тип буднично продолжил:

— Лазарева вообще сумела дать мне на редкость мало информации. Меньше, чем кто-либо другой. Складывается впечатление, что она что-то скрывает.

— Она ничего не скрывает, — возразила Виктория Павловна. — Она — моя подруга, уж я-то знаю!

— Именно поэтому я и пытаюсь вас предостеречь, — объяснил следователь. — Я вижу, вы ей полностью доверяете. Впрочем, недоверчивость вам вообще не свойственна. А Лазарева вовсе не так проста. В тихом омуте, как известно, черти водятся.

— А она то же самое сказала про вас, — изумилась Вика, впрочем, быстро усилием воли захлопнув рот, дабы не ляпнуть еще чего похлеще — например, что милиционер является для Марины одним из подозреваемых в убийстве.

— Серьезно? — опешил Талызин и, оживившись, добавил: — Вот видите! Простодушием тут и не пахнет. Вполне возможно, она честолюбива и связывала с успехом пьесы большие надежды, тогда угроза Преображенского могла вызвать у нее настоящую ненависть. Кстати, ее реакция на его слова была очень бурной. Она в ответ плакала и даже угрожала ему в крайне резкой и агрессивной форме.

— Чтобы Маринка плакала и угрожала? — фыркнула Вика. — Это Сосновцев, что ли, наплел? Вы сами-то Маринку помните? Она голоса никогда не повысит, слова грубого не скажет, бровью не поведет. Он бы еще сочинил, что она матом ругалась и била посуду.

— Когда такой вот сдержанный человек выходит из себя, результат бывает непредсказуемый. Вы полагаете, большинство убийств совершается холериками? Ничего подобного. Холерик откричится и забудет, а вот что на душе у сангвиника или флегматика, догадаться сложнее. Я бы вам советовал… ну, просто не доверять ей так уж безоговорочно, вот и все.

— Она моя подруга.

— Умные женщины подругам доверяют в последнюю очередь. Кстати, весьма сомневаюсь, чтобы Лазарева доверяла вам, не тот у нее тип.

— И ошибетесь!

— Да? А вот скажите, многое ли вы знаете про ее личную жизнь? Например, есть ли у нее сейчас любовник и кто именно. Я вовсе не прошу вас открывать эту тайну мне, а лишь интересуюсь, известна ли она вам. Ведь это, наверное, первое, что начинают обсуждать между собой подруги.

Вика старательно напрягла память. Ну да, когда Марина ночевала здесь пару месяцев назад, они полночи беседовали «за жизнь», и Вика выложила все про Сашку, и про Лешку, и про страсть к театру. А Марина внимательно слушала, сочувствовала, понимала. Складывалось впечатление, что и сама она в ответ… или нет? По крайней мере, Виктория Павловна ничего не вспомнила. Любовник… ну, наверное, есть, она симпатичная.

— То есть вам ничего не известно, — констатировал следователь. — Вот видите! Лазарева — скрытная особа и неохотно пускает в свой внутренний мир.

— Она не скрытная, — твердо заявила Вика. — Наоборот, слишком часто говорит, что думает. Просто она не любит рассказывать о себе. Пусть я и не знаю чего-то про нее, но я знаю, какая она.

Талызин вздохнул, слегка нахмурившись.

— Дело ваше, Виктория Павловна. Я и так сказал больше, чем надо. Ладно, идите на работу, вы уже опаздываете. Нет, погодите! Сколько длится занятие кружка?

— Часа два.

— Вот к окончанию я и подойду, чтобы в присутствии всех уточнить некоторые детали. Попросите людей не расходиться.

— Но ведь некоторых не будет! Например, Галина Николаевна, и Сосновцев, и, наверное, Наташа…

— Не волнуйтесь, их тоже не минует чаша сия. Итак, до скорой встречи. Вас подвезти или предпочитаете на своей машине?

— Предпочитаю на своей.

Обалдевший поклонник исчез, и Вика поняла, что ей очень тошно. Она чувствовала, что вела себя глупо и неправильно. Вместо того, чтобы холодно поставить назойливого мента на место, она то кипятилась, то вдруг распускала нюни и откровенно делилась своими мыслями. А тот тихой сапой, незаметно выпытал все, что хотел! Он вертел ею, словно тряпичной куклой, и потешался в душе. И вообще, откуда он столько знал? А если без того знал, зачем было терзать еще и Вику? Или брал ее на пушку — лишь догадывался, а она, как дурочка, попадалась на удочку и подтверждала? Куда ни кинь, все клин. Отвратительно, тоскливо, хоть плачь!

Плакать было не в привычках Виктории Павловны. Она позвонила Марине, предложила:

— Давай я за тобой заеду. Надо поговорить.

В автомобиле Марина выслушала сбивчивый, но подробный рассказ, несколько сокращенный лишь в том, что касалось нелепых обвинений в ее же собственный адрес. Постепенно мрачнея, под конец она громко и нервно воскликнула:

— Ну и дуры же мы с тобой! Две старые глупые гусыни!

Вика, у которой на душе моментально стало легче, покладисто подтвердила:

— Дуры. А почему?

— Таких, как мы, надо сдавать под опеку, — сурово продолжила Марина, — на содержание любимому государству, поскольку индивидуумов с подобным уровнем развития ни к какой работе допускать нельзя. Даже к чистке унитазов. Ты только подумай, Вика! Мы с тобой битых три часа обсуждали убийство с разных сторон, версий напридумывали, и не позаботились о той единственной и простой вещи, с которой надо было начать. Совершенно очевидно было, что твой Обалдевший поклонник будет нас допрашивать, и в первую очередь следовало договориться, что мы ему скажем, чтобы нам с тобой друг другу не противоречить. Мне иногда кажется, у меня что-то не в порядке с головой. После разговора с Талызиным я должна была срочно тебе позвонить, но у меня на работе нет телефона, и я решила отложить до вечера.

— Как нет телефона?

— Ну, я же преподаватель, я не сижу в конторе, а в том корпусе, где мои занятия, телефоны за неуплату отключены.

— А когда он с тобой разговаривал?

— Да сегодня, а потом, видимо, сразу заявился к тебе. Нет, по сравнению с моим идиотизмом твой — это еще кладезь премудрости. Я должна была срочно бежать на кафедру и тебе звонить, наплевав на свою дурацкую лекцию. Но мне почему-то в голову не пришло, что он успеет захватить тебя до нашей встречи. Энергичный мужчина, не теряет времени даром!

— Он сказал, что получил от тебя очень мало информации, — решила утешить подругу Вика. — Меньше, чем от кого-либо другого.