Выбор для Пепла (СИ) - Вознесенская Дарья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь тоже готовили спектакль. Только готовили не совсем в привычном смысле - развлекать приглашенных на прием, который был запланирован через несколько дней, будто они какие-то актеры, старшие представители семьи считали, естественно, ниже своего достоинства.
Нет, они являлись лишь кукловодами… Дававшими роли и задания своим «марионеткам».
Детям, подросткам и… мне.
Все бы ничего, вот только за мои ниточки должен был «дергать» Лайнел дарелл Канилосс. И судя по многообещающей улыбке мне точно не понравится новая роль.
17
Одна из самых романтичных и «красивых» историй Дюма «Королева Марго» имела мало что общего с действительностью.
Маргарита, спавшая со своими братьями и пробовавшая разных мужчин, как конфеты, была порождением совсем не сказочного времени. Как и её брат, Карл IX, распахнувший в Варфоломеевскую ночь окно и стрелявший из него наугад, потому что ему надо было хоть кого-то убивать. Как и её мать, выдавшая дочь замуж, чтобы заполучить в число приглашенных знатных гугенотов и истребить их подчистую.
Те, кто привык относиться к Средневековью, как к времени галантных рыцарей и великосветских манер, были бы шокированы правдой. Вонью сточных канав, насекомыми в только издали роскошных париках, ядовитыми помадами и кострами инквизиции. В те времена люди не знали ни развитой медицины, ни ежедневной сытости - только тяжкий ручной труд, эпидемии и голод, уносивший тысячи жизней. И в таких условиях необходимо было жестко регулировать порядок в обществе и защищать свое имущество.
Власть.
И имя.
Так что и за сворованный крестьянский обед, и за попытку заполучить трон могли убивать с одинаковой неумолимостью. Каждый из жителей - будь он хоть благороден, хоть прост - сталкивался со смертью каждый день… Именно потому она никого не шокировала.
Как и казни.
И наказания.
Я осознала это только тогда, как сама вернулась после «пыток». Только поверив окончательно, что меня, по непонятным мне причинам, пожалели. Только приняв тот факт, что никто не жесток как-то особенно именно ко мне - все это просто норма для местного общества.
И что, что я оказалась и не готова? Мои проблемы.
Никто не преследует персонально меня… они об этом просто не думают. Живут как умеют - пьют, едят и даже моются. Развлекаются за счет живых игрушек, стравливают кого можно, упиваются собственными возможностями и знать не знают, что можно переживать за чьи-то чувства и боль.
Как ни странно, осознание этого помогло мне больше, чем нелепые попытки остаться с теми же черно-белыми представлениями о жизни, что и раньше. Дало сил больше, чем твердолобая уверенность, что все должно быть по моему. Позволило, наконец, уместить в голове, что боюсь я больше от непонимания, чем от издевательств; и ненавижу больше от обиды на собственную судьбу, чем от реальных поступков окружающих.
А там где признание - там и переосмысление. Во всяком случае, возможность совладать с собственными эмоциями и памятью тела.
Там где оценка собственных страхов - там и борьба с ними.
Поэтому за эти дни я снова научилась смеяться. Чаще - про себя. Не давая лишнего повода обратить этот мысленный смех мне во вред. Иногда - откровенно. Когда оставалась наедине с Камиль или репетировала спектакль, что, при всех моих опасениях, оказался и правда довольно забавен. И неожиданно близок к правде.
Ну и пусть под руководством противного Лайнела.
Всего лишь злого мальчишки, которому никогда не дождаться очереди на престол и который бравирует своими и правда неоднозначными склонностями, чтобы хоть как-то выделяться в этом паноптикуме.
Нет, я никого не оправдывала. И не впала вдруг в слабоумие - пусть и понимала теперь Камиль гораздо лучше и уже предполагала, что ее «лучезарность» не только следствие кровосмесительных связей, но и вполне здоровая и осознанная защита от реальности.
Я просто улыбалась, иронизировала, покатывалась со смеху потому, что понимала - за смехом никогда не будет прятаться насилие. Напротив, он успокаивает, утешает и делает независимым.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Власть не говорит на языке смеха, обман надевает только серьезные и страшные маски, а вот смех… очищает дорогу будущему. И заставляет мое сердце биться сильнее, а кровь - наполняться энергией.
Какой-то головной убор... Что с ней
случилось?
Что, если я понравилась той дари?!
Вот это поворот! Она глядела
Во все глаза и говорила так,
Себя на полуслове обрывая,
Что, видимо, парила в облаках.
Всё сходится: она в меня влюбилась!
В избытке чувств не знает, что
придумать:
Посланца шлёт, чтоб он – противный тип!
Чепец вернул мне, о котором я
Ни сном, ни духом. Лучше бы она
Влюбилась в призрак, горестная дари,
А не в меня. Не дремлют силы зла:
Сменив одежды, соблазняю женщин,
Чьё сердце – плоть свечи: любой смышлёный
малый,
Что хочет, то и лепит из него.
И что? Мой дарелл ведь влюблён в неё!
Я, чудище несчастное, к нему
Неравнодушна; а она по мне
Тоскует по ошибке. Что мне делать?
Мужчиной или женщиною быть?
Шутка была в том, что во время спектакля на приеме я играла девушку, переодетую юношей, в которого влюбилась другая девушка.
Теперь можно было с уверенностью сказать, что я все знаю о гендерной интриге… если бы было кому говорить.
Как и о брачных обрядах, а также способах выскочить замуж среди местной аристократии. Утрировано, конечно - но театр всегда был увеличительным стеклом.
Дари, как я уже убедилась, были далеко не бесправны в это мире. Могли встать у руля, если не было наследников мужского пола, могли отправиться на войну, проникнуть в дом под видом слуги-посланника, чтобы быть ближе к предмету своего воздыхания. Могли даже сделать предложение мужчине - в случае, если были выше по положению.
Или же проявить интерес, отправив свой чепец или накидку на волосы. Головные уборы здесь имели большую символическую ценность - каждый орнамент, высота, структура что-то да значили. Они первыми бросались в глаза и показывали не только статус, но и принадлежность к определенным семьям, даже настроение владельца, степень богатства и профессию.
Они же использовались вместо обручальных колец или браслетов во время свадебных церемоний.
Вот и сейчас я, по сценарию сохранив инкогнито, помогала тем, кого хотела разлучить. В конце последней сцены превратилась в «свидетеля и дародателя» - местную работницу ЗАГСа - и водрузила довольно суровые на вид венцы на головы жениха - одного из кузенов - и невесты - Камиль.
- Ах, Нико, у нас все получилось! - младшая Канилосс снова сияла, и я поддалась её настрою. Правда сдержанно отодвинулась, когда она попыталась потискать меня на глазах у все еще посматривающих гостей. К сожалению, занавеса и кулис предусмотрено здесь не было, и мы стояли едва ли не посредине зала, ослепительного в своем убранстве, и были на виду. Естественно, я оказалась любопытна лишь в качестве складно говорящей марионетки - но и это внимание для меня было пределом.
Хорошо, что и эта история... закончилась.
Присутствующие, наконец, отвлеклись. Камиль куда-то ушла в сопровождении наставницы, я же направилась подальше, в угол - указания покинуть залу пока не было. И позволила себе выдохнуть и чуть оглядеться, конечно, не заметно, чтобы никто не подумал, что я дерзко смотрю на них.
Бальный зал на верхнем этаже башни оказался невероятен. И сильно отличался от помещений ниже - я вообще заметила, что, чем ниже располагалась комната, тем более темные цвета использовались в ее убранстве и тем меньше там было просветов. Вопрос безопасности? Уверенности в этом не было…