Хищное утро (СИ) - Юля Тихая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К одиннадцати приехала труповозка. Неаппетитный натюрморт упаковали в ящик, часть служащих уехала, а меня попросили выделить комнату для «разговора».
— Кто находился в доме? — спросил буквально с порога старший из лис.
— Я, мастер Керенберга Бишиг, господин Ксаниф Лёхикаерме, господин Ларион Лёкпеш и мой супруг, господин Ёши Бишиг.
— Вы замужем?
— Со вчерашнего дня. Нет, этот труп не является моим свадебным подарком, мастер Вито.
Лисы переглянулись, и младшие разбежались, — видимо, обнюхивать домочадцев. Персиваль устроился в кресле у камина и, кажется, задремал, зато Вито излучал тёмный, пьянящий интерес.
— Что вы делали сегодня ночью?
— Занималась сексом, — с каменным лицом сказала я. — Мы вчера поженились.
— У вас есть охрана?
— Личная? Нет.
— Общая, в доме.
Я вздёрнула бровь:
— Господа, вы находитесь в особняке Бишиг.
— Мастер Пенелопа, это не ответ.
— Мастер Вито, это не допрос.
— Расскажите про обеспечение безопасности, — предложила мрачная Харита. — Были ли раньше… инциденты?
— В особняке содержится двести шестьдесят восемь постоянно действующих созданий, — чётко произнесла я. — Из них пятьдесят семь так или иначе заняты в охране. При обнаружении посторонних горгульи издают… Крошка, продемонстрируй сирену.
Горгулья вскинула в потолку острый нос, открыла пасть и пронзительно, до боли в ушах, завизжала. Звук был высокий, чистый и такой громкий, что от него дрожали стёкла в окнах.
— Мой отец занимался разработками в области акустики, — очаровательно улыбнулась я, когда собравшиеся вытрясли из ушей осколки звука. — Как видите, это невозможно пропустить. Сегодня ночью тревоги не было.
— Барт Бишиг был чернокнижником. А ваши твари убили человека!
Я покачала головой:
— Это исключено. Горгульи не атакуют без прямого приказа, это вложено в основу чар. А вот труп на площадке они могут счесть, так сказать, завтраком.
— Ну конечно, и подтвердить это могут только Бишиги!..
Харита бросила на Вито недовольный взгляд и переформулировала:
— Кто может отдавать такие приказы?
— Я и Керенберга.
— Никто больше?
— Никто.
— Ваш муж?
— Только общие бытовые указания.
— Ясно. Как вы полагаете, откуда во дворе могло появиться тело?
Я пожала плечами.
— Спасибо, Пенелопа. От лица колдовской полиции я прошу вас не покидать города и быть на связи.
— Разумеется.
Мастер Вито прожёг меня взглядом: будь его воля, я бы уже давно сидела в застенках Комиссии по запретной магии. Беседы с прочими домочадцами тоже завершились, адвокат затребовал протокол, и вся эта толпа неприветливых людей, наконец, покинула дом.
Так и вышло, что с многоуважаемым супругом мы увиделись, лишь когда пришло время подавать обед.
— Вы очень спокойны, — заметил он, внимательно меня разглядывая.
— А с чего мне нервничать?
— У вас дома найден расчленённый труп.
— Честно говоря, — я вздохнула, — я бы даже удивилась, если бы сегодня на меня не свалилась новая неприятность.
xiv
Погибшего звали Асджер Скованд. Ему было двадцать девять, он работал младшим преподавателем на кафедре океанологии в университете имени Амриса Нгье и вёл такие замечательные дисциплины, как «введение в методику научных исследований» и «техника безопасности». Коллеги отзывались о нём как о человеке увлечённом и компанейском, но немного рассеянном. Каждый год он возил группу студентов на практику на морскую экологическую станцию, где увлечённо препарировал морских ежей и травил у костра байки про глубоководных чудовищ.
Асджер Скованд был помолвлен с Анне Вилль, вроде как — по любви; ни в каких особых скандалах замешан не был, ничего не наследовал, ни с кем не конфликтовал и в целом вёл исключительно неинтересную жизнь.
Как я об этом узнала? О, это было несложно: имя между делом сболтнули лисы, а уже в четыре часа в день убийства позвонила Каролине Скованд, троюродная тётка погибшего, представляющая материковую ветвь Рода Сковандов. Она сердечно поблагодарила меня за своевременное вмешательство, из-за которого уши Асджера остались в относительной сохранности, а затем попросила разрешения установить на месте гибели памятную плиту и посещать её в годовщины.
Видеть чужие надгробия в своём дворе мне не хотелось, и я предложила вместо этого снять с площадки дёрн, впитавший пролитую кровь Рода, и направить его семье погибшего. Это предложение было принято с воодушевлением.
Роль Старшей — вообще, довольно странная штука. Казалось бы, она даёт тебе власть, и положение, и возможность распоряжаться бюджетом и даже, если твой Род велик, устанавливать на своём острове налоги и вершить суд. Но то ли кровь и правда разжижела и выцвела со старых времён, то ли я сама делала что-то не так, — но моё Старшинство порой включало в себя необходимость договориться с дирекцией лесопарка о предоставлении небольшого трактора и наблюдать, как он перекапывает задний двор, воняет, грохочет и разводит грязь.
К вечеру адвокат подтвердил, что труп действительно принадлежал Асджеру, и поделился краткой сводкой скучной информации об убитом. Так я узнала, что в холле главного здания университета поставили портрет, и благодарные студенты принесли к нему высушенные панцири морских ежей. Никаких предположений, кому могло бы понадобиться прикончить этого любителя странных гадов, с ходу было выдвинуть нельзя. В полиции открыли дело, в котором я проходила свидетелем, и делиться со мной подробностями явно никто не планировал, — но, конечно, если бы лисы учуяли на убитом мой запах, меня бы уже задержали.
Всё это было, конечно, очень странно, — начиная, пожалуй, не с трупа, а с самой моей женитьбы или даже раньше.
Запретная магия — нехорошая вещь, это всем ясно, а Комиссия — необходимое зло, занудное, неприятное, но нужное. Хотя граница науки и магии подчас тонка, а отличить разрешённое от запрещённого бывает непросто, чтобы вляпаться в скандал с чернокнижием — нужно всё-таки сделать что-нибудь… эдакое. Сейчас же весь Огиц гудит от Комиссии, их уши торчат из каждого угла, а фармацевтический скандал, возникший буквально на ровном месте, докатился даже до меня.
Ещё вот, скажем, много лет стоял в колдовском море остров Бишиг-Се, — и никого его двойное имя особенно не волновало. Се выстроили себе отдельный склеп, плавали из собственного порта и потихоньку вымирали; лично Ёши последние лет десять не занимался ничем, кроме странных увеселений и бесконечных поездок к лунным. Все «объединительные» идеи у него были на редкость дурацкие, и вот теперь он вдруг заявляется в особняк, целует ручку Керенберге и становится Бишигом, проводит со мной отвратительную ночь и спит с утра так крепко, что не слышит даже бурной горгульей радости свеженькому мяску, — а ведь его окна выходят ровно на задний двор.
Да и ладно бы радость: полиции я не соврала ни словом. Мне сложно представить даже теоретически,