Воспоминания артистки императорских театров Д.М. Леоновой - Дарья Леонова

Но страсть моя к театру не остыла, напротив, на этом прощальном спектакле мне казалось, что я только что вошла в свою роль.

Вскоре после прощального моего бенефиса, я приглашена была на обед в собрание художников, сделанный для меня по подписке. Овации, оказанные мне на этом обеде, выразили расположение ко мне общества, как обстановкой праздника, так и отношением участвовавших лиц. Вся зала и потолок были в зелени. Бюст мой также весь в зелени, кроме того, художник Богданов сделал акварелью мои портреты в лучших ролях. Без конца, казалось, чествовали мои заслуги; профессора говорили речи, провозглашали тосты и кушаньям обеденного меню даны были названия опер петых мною. На этом же обеде я получила серебряный вызолоченный лавровый венок из Москвы от артистического кружка, привезенный четырьмя членами кружка, выбранными депутатами от общества.

После этого обеда, был еще сделан мне вечер также обществом собрания художников в Петербурге. Публики было очень много и когда я пела романс Лишина «До свиданья!», написанный собственно для этого вечера, то публика отвечала мне повторением слова — «До свиданья!»

Распростившись с петербургскою публикою, я поехала в Москву отблагодарить артистический кружок за его внимание и чествования. В Москве, на вечере, устроенном мне в артистическом кружке, принимали меня с почетом и радушием. Между прочим, упрашивали меня надеть, поднесенный мне кружком, венок. Обстановка вечера была роскошная; оркестр музыки, богатое убранство цветами, великолепный ужин, за которым сделан был мне сюрприз: когда я села к своему прибору, то увидала перед ним окруженный цветами серебряный, вызолоченный калач, наполненный червонцами.

Ужин сопровождался тостами, публика провожала меня до кареты и все просили у меня на память цветов. 

VII

Кончина матушки. — Вторичная поездка за границу. — Концерты в Вене и Париже. — Приготовления к дебюту в «Grande Opera». — Пожар этого театра. — Возвращение в Петербург. — Предложение Сетова. — Решение ехать в кругосветное путешествие. — Концерты в Костроме. — Приезд в Пермь. — Неожиданный отказ пианиста Линева сопутствовать мне в путешествии.

Таким образом, я распрощалась с тем, что мне было так дорого! Но одна беда всегда ведет за собой другую: я рассталась со сценой и в тот же год скончалась матушка. С этой смертью прекратилось все то, что привязывало меня к Петербургу, и я очутилась совершенно одинокой. Стремление же мое к сцене разгоралось все более и более, и я чувствовала в себе столько сил, что решилась поехать за границу — в Вену, а потом Париж. В Вене я дала концерт в зале консерватории; пела сочинения русских композиторов, также Шумана и Шуберта. Немцы были в восторге. Все газеты, без исключения, даже враждебные русским, расточали мне необычайные похвалы.

В Париж я приехала во время выставки и там уже известно было об успехах моих в Вене, так как в нескольких газетах были переведены с немецкого отзывы о моих концертах, и когда я приехала, ко мне явилась депутация с просьбою петь в концерте, в пользу одной деревни близь Парижа, которая пострадала от взрыва газа. Вся пресса была заинтересована этим концертом, в котором участвовали певцы и певицы из «Grande Opera». Мой выбор был также удачен; я пела русские вещи и arioso «Ah, mon fils» из «Prophete». Французы приняли меня так, как я даже не ожидала, и мне передавали, что в фойе говорили, будто я напомнила французам их знаменитую Альбони.

На другой день подтвердилось все это в газетах. Мой голос, манеры, даже фигуру, сравнивали с Альбони, и, наконец, предложили мне дебютировать на театре «Grande Opera». Я начала готовить на французском языке всю оперу «Prophete». У меня было два профессора — один аккомпанировал мне, а другой занимался со мною французским языком, передавал мне все его тонкости, и так как я была очень способная, то успехи мои решительно поражали их обоих. Они говорили мне:

— Если вы владеете еще и сценической игрой, то мы вперед можем вас поздравить с тем, что вы будете иметь громадный успех.

Конечно, я усердно работала, чтобы иметь успех, и никто не подозревал, что главной причиной тому было стремление доказать врагам моим силу мою этим дебютом в Париже. Но тут, как и много раз в течение артистической моей деятельности, нанесен был мне судьбою совершенно неожиданный удар: накануне того дня, когда назначена была мне проба в театре «Grande Opera», я была на музыкальном вечере у графини Шавони; возвращаясь в карете графини в самом приятном расположении духа, я еду мимо «Grande Opera» и вижу в окнах его пламя. И вот, почти на моих глазах, все это великолепное здание сгорело!

Никому не желаю испытать такую минуту! Не помню, как я приехала домой, как вошла на лестницу, до такой степени поразило меня это зрелище.

После этого я еще прожила несколько дней в Париже, в надежде не будет ли где-нибудь в другом месте открыта «Grande Opera», но оказалось, что ее закрыли на два года. Ждать было нечего и я отправилась обратно в Россию, через Варшаву, где дала два концерта.

Здесь встретила я многих из нашего генералитета, которые только — что вернулись из Петербурга и говорили мне, что были в «Жизни за царя», но того Вани, которого они так привыкли видеть, теперь не видали. Лестные для меня суждения эти в особенности были мне дороги в том томительном положении, в котором я тогда находилась.

Из Варшавы заехала я в Вильно, дала и там два концерта. Везде принимали меня горячо. Наконец, вернулась я в Петербург и имела большую надежду, что после успехов в Вене и Париже, о которых почти все рецензии перепечатаны были в петербургских газетах, мне предложат опять продолжать службу. Но дирекция упорно молчала. Я же со своей стороны не находила возможным предложить свои услуги на том основании, что тогда, по всей вероятности, могла бы рассчитывать еще на худшие условия, нежели у меня были прежде.

В таком неопределенном положении жила я в Петербурге и не знала, что мне делать. В это время приехал Сетов, который имел оперу в Киеве. Он предлагал мне тысяч семь, восемь, в сезон, но я не приняла его предложения. Оно казалось мне таким мизерным против того, что могло быть. Я настолько чувствовала себя оскорбленной и столько сознавала в себе силы для сценических подмостков, что не могла помириться с мыслью поступить куда-нибудь в провинцию для того только, чтобы иметь кусок хлеба; для меня этого было мало.

Вдруг в голове моей блеснула новая и смелая мысль. Задумала я думушку, которая не давала мне покою ни днем, ни ночью, а именно: дай-ка возьму, да объеду кругом света.

С каждым днем эта мысль крепла у меня, поддерживаемая уверенностью в себе и сознанием, что я в силах привести ее в исполнение. Обдумывая, конечно, все, и взвешивая, я ставила судьбу свою и даже, может быть, жизнь на карту. Нужно было все предусмотреть при составлении плана путешествия. Я остановилась на следующем: проехать через всю Сибирь к устью Амура, побывать в Владивостоке, и затем проехать через Китай, Японию и Америку. Я должна была приготовляться ко всему, даже к гибели. Если б я не обдумала этого вопроса глубоко со всех сторон, вероятно, я не решилась бы на такое длинное и опасное путешествие; но я пришла к тому заключению, что если вернусь благополучно, то это будет как бы возвращение с победой с страшного поля сражения, если же погибну, то значит так судьба велит. И я твердо решилась ехать. Я сговорилась с аккомпаниатором Линевым, который для этого приезжал из Вильно ко мне. Мы покончили с ним и он получил от меня деньги, чтобы приехать прямо к известному времени в Пермь. Я перевезла свое имущество в Ораниенбаум, где у меня и по сие время есть дача. Относительно денежного вопроса я не задумывалась, я рассчитывала на себя, хотя денег у меня было мало. С прощального бенефиса моего прошло уже немало времени и, конечно, от поднесенных мне червонцев оставалось немного, потому что, когда я оставила службу, денег у меня не было, а долгу было тысяч шесть, которые нужно было заплатить, да немало также стоило мне путешествие за границу — жизнь в Париже, приготовление мое там к дебюту; всякий поймет, что все это требовало больших расходов. Не смотря на все это, я решилась и в половине июня 1874 года выехала из Петербурга.