Долина совести - Марина Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У вас маленькие дети? Читатели моих книжек?
– У меня нет детей, – сказала она печально. – Но я все-таки иногда бываю в книжных магазинах, и… собственно, каждый второй мальчишка спрашивает «про Гран-Грэма».
– Вы преувеличиваете, – сказал польщенный Влад.
– Возможно, – неожиданно легко согласилась Анжела. – Может быть, не каждый второй, а каждый четвертый.
Официантка поставила перед ней чашку кофе с молоком.
– Мы пропустили завтрак, – сказала Анжела, надрывая пакетик с сахаром. – Кстати, я хочу попросить прощения, что так нагло навязалась вам на дороге. Вы, как я заметила, не особенно любите попутчиков… но так уж вышло.
– Дозвонились в автосервис? – спросил он, чтобы скрыть некоторую неловкость.
Анжела кивнула:
– Они здорово ругались… – она на минуту задумалась. – …Но это еще как посмотреть. Возможно, это они должны мне платить – за моральный ущерб… А вы действительно раньше сочиняли сказки?
– Я и теперь их сочиняю, – сказал Влад. – Я живу за счет маленьких детишек и их родителей, которые читают чаду книжку перед сном.
– Вы не похожи на сказочника, – сказал Анжела.
– Я похож на автора кровавых детективов, – отозвался Влад.
– Нет, – Анжела помешивала свой кофе так энергично, что чашка на некоторое время превратилась в фарфоровый колокольчик. – У вас вполне подходящая внешность… для сказочника, но у вас неподходящее выражение лица. Слишком… собранное, что ли. Как будто вы постоянно считаете в уме.
Влад отхлебнул от своей чашки. Теплый ломтик лимона по-телячьи ткнулся в губу.
– А почему мы говорим обо мне? – спросил он после паузы.
– Мы говорили о сказках, – сказала Анжела. – Когда я заведу ребенка… а я обязательно его заведу… кстати, а у вас, наверное, есть дети? Обычно сказочники так и начинают…
– У меня нет детей, – сказал Влад и поднялся. – Извините, вынужден вас оставить. График, график…
– Удачи, – серьезно пожелала Анжела.
* * *«Здравствуй, дружище. Можешь меня поздравить – мы с Грэмом дожили до успеха, кажется… Но об этом чуть позже.
Такой снежной зимы не припомню за все четырнадцать лет, что мы с тобой не виделись. Сегодня опять снег с самого утра. Три Ручья – великолепное место, вот только неудобно до него добираться, я ехал часа три, правда, ехал медленно, потому что снег. Здесь есть озеро; говорят, тут очень хорошо летом, особенно с детьми, так что ты имей это в виду.
Прочитал твой последний обзор в «Новостях и фактах»… Вот черт, ничего не понял. Стал я ленив, аполитичен, даже последних известий не смотрю. Хотя текст твой, как обычно, блистателен, а виноват во всем премьер или виноват парламент – я не знаю, и мнения у меня своего нет, и спорить я не стал бы.
А вот статья твоя по энциклопедиям, та, что в «Книжнике» – тут я твой читатель. Безоговорочно. Жду продолжения.
На карманном издании Гран-Грэма издатель собирается прилепить мое фото. Нет, смотреть на мое изображение на бумаге – совершенно безопасно, веришь ли, я в свое время это специально проверял. Тем не менее у меня такое чувство, что мы с тобой немножко увидимся…
Нет, можешь не покупать книжку. Я ведь знаю, что у мальчишек есть предыдущее издание. Просто посмотри, если увидишь на раскладке.
Дружище, как я хотел бы заехать к вам хоть на день. Я, может быть, заеду, только тебе заранее ничего не скажу… и посмотрю издали. Так. Просто.
Я сижу сейчас в своем номере, смотрю в окно. Снег не перестает. Лет пятнадцать назад снегопад мешал мне бросить очередное письмо в твой почтовый ящик. Я боялся, что ты увидишь на снегу следы… а я хотел, чтобы не было не только отпечатков ботинок на белом – вообще никаких отпечатков. Я боялся, что ты догадаешься, кто такой этот «Апрель»…
Спасибо, что ты разрешила мне верить в тебя. Сижу в номере… скоро банкет, толпа… как обычно… но я не буду одинок, потому что со мной ты – и еще Грэм, ну, его мы в расчет брать не будем, он всего лишь тролль.
Целуй мальчишек.
Апрель».* * *В банкетном зале стоял тот самопроизвольный звон, который наступает, если в большом, ярко освещенном помещении собрать сотню уверенных в себе людей, предоставить в их распоряжение стол, спиртное и тему для разговора, а потом дать возможность полтора часа повариться в этом котле. Голоса и смех, бокалы и обнаженные зубы, одинокая маслина на тарелке, тосты и здравицы, новые знакомства – Владу казалось, что он стоит рядом с позолоченной каруселью, только вместо лошадок навстречу плывут один за другим очень важные, известные в книжном мире люди, и с каждым надо обменяться любезностью, а лучше двумя, а еще лучше – выпить…
На завтра назначено было подписание договора – не с «Колокольчиком», нет. С крупнейшим литературным агентством, которое, в свою очередь, уже фактически продало «Грэма» издательскому монстру под названием «Детский мир». К завершающей стадии подошли переговоры об экранизации двух первых книг. Предстоял выпуск подарочного издания, карманного издания, комикса, игрушки-сувенира «Гран-Грэм» и серии раскрасок для самых маленьких.
А дойду ли я до номера, совершенно трезво подумал Влад. Надо же, голова вроде ясная, а вот с координацией движений – хоть караул кричи. Впервые в жизни…
Его обволакивали. Его беспрерывно касались. Он был чрезвычайно притягателен для них для всех – он был живым воплощением успеха; наверное, они неосознанно хотели забрать частицу удачи – себе. Как забирают частицу запаха.
Внутренний счетчик зашкалил и сбился. И заглох, парализованный волнением и алкоголем; все эти контакты не имели значения, потому что завтра… если, конечно, он будет в состоянии сесть за руль… в крайнем случае послезавтра… А кроме того, их слишком много. Пусть себе хлопают по плечу, пожимают руку, даже пьяные поцелуи он согласен терпеть (разумеется, в малых дозах).
Его роль на сегодняшнем банкете сыграна. Он со всеми перезнакомился, все воочию убедились, какой славный парень этот Палий, о котором ходили слухи, что он не существует. Теперь самое время потихоньку выйти вон, подняться в номер…
Его опять с кем-то знакомили. Влад удивленно нахмурился: лицо женщины показалось ему знакомым…
А, да ведь это Анжела.
– Как вы…
– Меня пригласили, – она заметила, что он испытывает явное затруднение с длинными фразами, и ответила раньше, чем он задал вопрос. – Этот милый господин, который сейчас отошел за новой порцией коньяка… запамятовала, как его зовут.
– Не важно, – сказал Влад.
– Многие люди мечтают всю жизнь, – сказала Анжела без малейшего перехода. – О настоящем успехе. А вам, кажется, повезло…
– Кажется, – согласился Влад. И добавил, помолчав: – Снег все еще идет?
* * *Снег шел. Дорожка перед главным корпусом, днем расчищенная, теперь снова была завалена по щиколотку. Фонари горели будто через силу – к каждому пятнышку света слетелась белая пушистая мелочь, как будто мошкара вьется вокруг огня, не решаясь облепить его окончательно.
Влад глубоко дышал. Смотрел на хлопья – и на тени хлопьев, синеватые тени на снегу, падавшие снизу вверх.
– Так лучше? – спросила Анжела.
Он понял, что она держит его под руку.
– Очень хорошо, – сказал Влад. – Замечательно.
– Там впереди есть бювет, – сказала Анжела. – Такая штука, где пьют минеральную воду.
– Из какого животного из…готовлена ваша шуба? – спросил Влад, любезно поддерживая светскую беседу.
– Вероятно, из крашеной козы, – сказала Анжела.
– А я думал, это лиса, – признался Влад несколько разочаровано. – Ан…жела. Вы чем занимаетесь?
– Помогаю вам справиться со свалившейся славой, – сказала она серьезно.
Влад рассмеялся:
– Это не слава… Это алкогольное опьянение. Я вообще-то не пью… И я завтра уезжаю. Ну, послезавтра.
– Давайте не сворачивать с дороги, – сказала Анжела обеспокоенно. – Наберем снегу в ботинки… Простудимся…
– Вам идет эта шуба, – заметил Влад. – Но мне жалко лису.
– Козу…
– Козу не жалко…
– Влад. Не сворачивайте с дороги. Там глубокий снег…
Он оступился и едва не рухнул в сугроб. Анжела ухватила его за руку; ему было приятно ее прикосновение. А внутренний счетчик молчал, зашкаливший, сбитый с толку.
– Ан…жела… Вы никогда не чувствовали себя немножко троллем? Немножко чудищем, немножко монстром?
– Бог с вами, Влад… Да стойте же ровно, в следующий раз я вас не удержу…
– Бросьте, я не упаду. Анжела, я причинил страдания живому существу. Гран-Грэму. Зачем я придумал его таким несчастным? Что, мне трудно было написать, что у него с рождения были приличные папа, мама, общественное уважение…
– Читатель же должен сочувствовать, – возмутилась Анжела. – Что, если бы у Золушки с самого первого дня были папа, мама, всеобщая любовь?