Каникулы строгого режима - Андрей Кивинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сумрак с безразличием, не разбирая, бросил пакеты на свободную кровать, кивнул Кольцову:
— Хочешь, хавай…
Сам он за весь вечер так и не притронулся к «дачке», ограничившись несколькими глотками минералки. Опер съел пару яблок и банан.
Утром Сергей привез последние и не очень приятные известия. Вывел однополчанина на задний двор больницы, угостил сигаретой. Сидеть перед больничкой было бы неосмотрительно. Могли доложить, что командир «Тайфуна» нарушает должностные инструкции.
— В зоне бригада прокурорская работает. Разбираются по поводу вашей заморочки. Вышкина хотели из отпуска отозвать, только с ним связи нет, он все телефоны отключил, чтоб не доставали. Меня вчера допрашивали. Гладких заявил, что начальство в известность не ставил, дескать, сам хотел бунтовщиков угомонить. Я его спрашиваю, кому ж ты тогда из кабинета названивал? Обстановку докладывал? А он — никому я не докладывал, послышалось, наверное, тебе.
— Мутит он что-то…
— Это точно. Следачка дело на твоего соседа возбудила по триста двадцать первой, за то, что ему по харе дал. Я соврал, что вы еще не оклемались. Как в Тихомирск переведут, приедет на допрос. Передай мужичку: пусть к очередной пятилетке готовится. Меньше не получит. Обрадуется, наверно.
— Он-то, может, и обрадуется. Только я заскучаю.
Сергей ничего не ответил. Как обеспечить Женьке безопасность, он пока не придумал.
И вряд ли придумает. Даже перевод в другую колонию дело не такое простое. Хоть побег устраивай. Только куда отсюда убежишь? Найдут и довесок к сроку припаяют. Больший, чем сам срок.
— А когда в Тихомирск переведут? Примерно?
— Послезавтра, — нехотя ответил Сергей.
Они посидели еще немного, потом Гагарин проводил друга до палаты и умчался на службу.
Сумрак еще спал. Всю ночь он ворочался, видимо, страдал бессонницей, и вырубился только под утро. Повязка по-прежнему стягивала его глаз. Врач сказал, чтобы в тюремную больницу обязательно вызвали специалиста по глазным травмам.
— Да у них там каждый прапор специалист! — пробурчал Сумрак. — Второе бы зенко сохранить.
Когда он проснулся, Кольцов не рискнул сообщать приятную новость в лоб. Решил подготовить, зайдя со стороны:
— В зоне прокуратура работает.
— Много не наработает.
— Серега сказал, на тебя копают. Ты чего, куму по роже заехал?
— Если б серьезно заехал, он бы сейчас в соседней палате дох. Так, по скуле браслетами погладил…
— Боюсь, это без разницы. Главное, заехал.
— Тебе-то чего бояться? — Чувствовалось, что разговаривать с ментом у положенца особого желания не было.
— Но ты ж за меня вписался. Там, в карантине.
— Настроение было хорошее. — Сумрак не стал раскрывать истинную причину.
— Просто, если ты не вернешься в зону, мне кердык, — откровенно сказал Кольцов.
Витя ничего не ответил, несколько секунд помолчал, потом саданул гипсом по кровати, едва не согнув ее металлическую спинку.
— Да что ж это за гнилуха! Я когда-нибудь отсюда выйду?! Как в восемнадцать сел, так и мотаюсь по зонам! Осенью, наконец, откинуться хотел, так, бля, снова под «раскрутку» попал!
(Опять-таки по этическим соображениям высказывание приводится в сокращенном варианте.)
«Не надо было режим нарушать», — хотел произнести Кольцов, но промолчал. Он уже на своей шкуре понял, что нарушай не нарушай, а если захотят, будешь сидеть.
— У меня ж ни одной бабы за всю жизнь не было! — продолжал бушевать положенец.
Были ли у него мужики, опер уточнять не стал.
— Сейчас еще пятерик накрутят, и кому я потом нужен буду! Инвалидом выйду или сдохну! С-суки! Суки позорные!
В палату, услышав шум, заглянула стража.
— В чем дело? Ожил?
— Нормально все, мужики, — ответил за положенца Кольцов, — браслеты туговаты. Ноги натерли.
Стража придирчиво осмотрела помещение и, убедившись, что заключенные не смогут удрать без посторонней помощи, исчезла за дверью.
Сумрак закрыл глаза.
«Да, действительно, интересная у мужичка жизнь. Интересная и разнообразная. Сплошные путешествия и приключения. От лагеря к лагерю. Это ж он, получается, при социализме еще сел… Я бы чокнулся».
— Я вчера смотрящему за Тихомирском звонил, — снова ожил положенец. — Хреново дело. Зону поломали.
— В каком смысле? — уточнил Кольцов, не освоивший в совершенстве «блатную музыку».
— В прямом. В красное перекрасили. Кум постарался. Теперь там администрация банкует. Авторитетных бродяг по другим колониям срочно раскидывают, чтоб не мешали. Остальных дубинами по ребрам — и в ШИЗО. Активисты королями ходят. Шаман, сучара позорная, «переобулся», главкозлом стал.
— Кем?
— Председателем СКК. Совет коллектива колонии. Такие черножопые всегда легко переобуваются. «Черный зона — мы вора, красный зона — повара», — с кавказским акцентом передразнил Шамаева Сумрак. — Встречу, порву иуду!
Кольцов рассказал, что видел Шамана в «локалке» первого отряда.
— Да я уж понял, что он с кумом снюхался… Пес продажный… И крысу в котел он подкинул.
— То есть он теперь основной в лагере?.. Вместо тебя?
— Молодец, догадливый… Чего погрустнел?
Грустить было от чего. Привезут из больнички, а на доске объявлений уже некролог висит. Заранее написанный. «Заключенный Кольцов Евгений Дмитриевич трагически скончался от острого респираторного заболевания и потери крови. Завтра в клубе состоится гражданская панихида… Был прекрасным осужденным, вставшим на путь исправления… Режим не нарушал… Вечная память». — «Что, нравится?» — «Да, ничего… И фотка хорошая. Как живой». — «А раз нравится, пошли… Панихиду переносить нельзя».
Все, никаких шансов. Ни единого. Активист ты, не активист. Тебя при любом строе на плаху отправят.
— Напридумываете себе правил идиотских и понятий, потом сами же из-за них страдаете. — Бывший опер посмотрел в глаза положенцу. — «Смотрящие», масти, «красная», «черная»… «Зеленой» нету? В которой любители природы сидят?
— Если б мы их придумывали… Разделяй и властвуй, как один авторитетный пахан говорил.
— Ага, скажи еще, что и сажают вас просто так. За глаза некрасивые.
— Тебя вообще-то тоже посадили.
Опер не ответил. Действительно ведь посадили.
— Шаман теперь куму очко вылизывать будет, любой приказ исполнит. Даже кукарекать по утрам, — продолжил Сумрак.
— Почему?
— Его блатные с воли к смерти приговорили. Когда откинется, прямо за воротами зоны встретят и битами забьют. А кум может его по-тихому на хлебовозке какой-нибудь вывезти. Захочет — вывезет, а не захочет — не вывезет. Вот Шаман и будет задницу рвать, чтобы вывез…
— Может, я глупость спрошу, просто не силен в ваших законах. А обратно зону не «перекрасить»?
— Можно. Только резня начнется. Блатные ссученным мстить будут. А Вышкину этого не надо. Ему главное — до пенсии дотянуть. Зуб даю, он на кума для понта покричит, а менять ничего не будет.
Чувствовалось, что Сумрак едва сдерживается. И если б на месте Кольцова лежал какой-нибудь вор, заявления были бы более категоричными.
Кольцов дотянулся до пластиковой бутылки с минералкой. Горло от последних крайне радостных новостей изрядно пересохло.
И что теперь делать? К Шаману, придурку лагерному, на заклание идти? «Здравствуй, Казбекушка — кавказский сын, вот и я. Режь мне горлянку аки барану». Или к Гладких в ноги падать, хромовые сапожки целовать? Готов, мол, стучать верой и правдой, только огради от беспредела… Во-первых, вряд ли оградит, а во-вторых, лучше кинжалом по горлу получить, чем заточку в анус… Жалобы в управление и прокуратуру писать? Ха-ха, ты словно в системе не работал… До стола замполита, может, и дойдут.
Что же делать, Господи?..
Кольцов с грустью посмотрел в окно. За окном была свобода. И, главное, — жизнь. В детстве ему часто снился один и тот же кошмар. Он попадал в какое-нибудь замкнутое пространство, где ему угрожала смертельная опасность. Но всегда находил маленькую лазейку, чтобы выбраться. С трудом, но выбирался, не застревал. И попадал в другое пространство, где ждала новая угроза. Сейчас кошмарная реальность очень походила на сон. Смертельное пространство и маленькое окошечко, за которым…
Что за которым?
Такое же смертельное пространство… Разница лишь в том, что поглотит оно тебя, возможно, не сразу… А даст помучиться.
…Побег?
Эти мысли Кольцов гнал если и не поганой метлой, то обыкновенной точно. Побеги — привлекательная тема лишь для сценаристов и режиссеров. «Колумбийские картинки» представляют: блокбастер «Побег» по мотивам одноименного фильма Егора Кончаловского. В главной роли Харрисон Форд. Тайга, погоня, новая жизнь, красивая любовь. «Динамо» бежит? Все бегут… По жизни, если до леса добежишь, считай — удача. И даже если выползешь через болота на твердую землю, питаясь одними поганками и шишками, что на этой твердой земле делать? Первый встречный спросит: «А не вы ли тот самый трудящийся, что из колонии убежал? По телевизору показывали и в газетах предупреждали. Что-то лицо знакомое и костюмчик подозрительный…» Вот и весь блокбастер. Конец фильма.