В горах ближе к небу - Наталья Солнцева

— Послушайте, Илья, — вторгся в его размышления москвич. — Вы не допускаете, что здесь, в горах, прямо на поверхности можно найти самородное золото?

— Как геолог, я в этом сомневаюсь. Раньше ничего такого не было. Я, например, ни разу не находил. Другие тоже. Вы же были у нас в лагере, почему не поговорили с ребятами? Ручаюсь, что все бы сказали то же самое, что и я.

Марат промолчал. Когда Вересов рассказал ему о золоте, у него возникло странное чувство причастности к чему-то важному, о чем никто, кроме него, не должен узнать. Сначала Марков, потом Мельникова… оба нашли самородки. И обоих нет. Марков-то жив, просто находится далековато, а вот Лариса… Неужели она поплатилась за свою тайну жизнью?

Теперь Марат почти не сомневался, что взрыв в туннеле и золото каким-то образом связаны. Он сразу принял решение помалкивать. Пусть Батыркулов и его комиссия разбираются, как все произошло. О золоте господин «Багров» никому ничего не скажет. Докопаются сами — тогда, как говорится, бог в помощь. А пока…

Он не мог объяснить себе, почему решил молчать. Глубокое внутреннее убеждение в том, что он поступает правильно, возникло на пустом месте. Ничем не подкрепленное. Но Марат привык доверять себе.

— Вы говорили еще кому-нибудь о самородке? — спросил он Вересова.

— Только Сане.

— Кто это?

— Саня Аксельрод, мой друг, — Вересов показал на альпинистов, шагающих впереди. — Я в нем уверен, как в самом себе.

— Никто больше не должен ничего знать, — сказал Марат. — Вы меня поняли? Никто. Сейчас не время.

Вересов согласно кивнул.

— Я тоже так подумал. Ни в лагере, ни спецам я о золоте не говорил.

— Это может быть опасно для жизни, — на всякий случай предупредил Калитин.

— Я не боюсь, — вскинул на него глаза Вересов. — Просто думаю, что вы правы. Есть в этом что-то… не знаю, как сказать… жуть какая-то. Словно тебе в затылок дышат, а ты, сколько ни оглядывайся, не видишь кто. С нами здесь разные странности случались. Сначала банки с консервами кто-то раскурочил, потом во время камнепада мертвый альпинист сверху свалился… Позже хватились, нет его. Коллективный мираж, что ли? В горах всякое бывает. Я когда Маркова в медпункте проведывал, он признался, что консервы вскрыл и выбросил. А зачем? Сам не понял. Потом золото у него в рюкзаке обнаружилось…

— Мне кажется, исчезновение Ларисы Мельниковой тоже связано с золотом.

Илья даже приостановился, уставившись на приезжего.

— Вы серьезно? Или пугаете меня? Марат покачал головой.

— Вы, смотрю, не из пугливых. Я делюсь своими соображениями, только и всего.

— Спасибо… — усмехнулся Илья.

Непонятно было, доволен он оказанным доверием или нет.

— На здоровье, — с такой же усмешкой ответил Марат.

— Вам бы в общину наведаться не мешало. К Нангавану. Они здесь давно обитают, многое видели. Может, что и подскажут.

— Далеко это?

— Не близко. Голдина попросим, он проводит. Потом, когда женщину отыщем.

Кишлак давно исчез из виду. Ветер крепчал, идти становилось все труднее.

— Я же говорил, погода портится, — сказал Илья.

Они подошли к глубокому провалу. Внизу, между скальных стен белел снег.

— Другие расщелины еще дальше, — махнул рукой Потапенко. — Я местных расспросил. Надо здесь искать.

— Там никого не видно, — сказал Аксельрод, наклоняясь. — Черт! Выступ мешает. Ну что, будем лезть?

— Что подсказывает ваше чутье? — спросил Марат у Ильи.

Тот молчал, вглядываясь в глубину расщелины.

— Постойте-ка… — приезжий принялся внимательно исследовать прицепившиеся к скалам мелкие кустики. — Что это, по-вашему?

Он протянул Вересову тонкую синюю ниточку.

— Нитка, — сказал тот. — Кусты колючие, вот она и… Во что была одета ваша дама?

— В синие спортивные брюки, красный свитер и коричневую куртку.

— Значит, надо лезть, — вздохнул Аксельрод. Вересов подошел поближе к краю, снял очки и внимательно приглядывался, выбирая место для спуска.

— Ни черта не видно… Там несколько выступов, — он показал рукой вниз. — Она могла скатиться под один из них. Придется спускаться. Потапенко, дай-ка мне ледоруб на всякий случай.

— Я с тобой, — вызвался Аксельрод.

— Зачем? Если что, я вам крикну.

Вересов привязал к поясу приспособление для подъема тела пострадавшего, попросил ребят подстраховать и начал медленно спускаться.

— Неудобно как, — заметил Кострома, стоя у края провала и наблюдая за происходящим. — Выступов много. Странно, что она не задержалась ни на одном.

— Может, ее там и нет, — возразил Потапенко. — Шла мимо, зацепилась штаниной за куст… и все дела.

Всех охватило лихорадочное нетерпение. Первым не выдержал Аксельрод.

— Ну, что там, Илюха? — крикнул он, сложив ладони рупором.

Вересов молчал.

— Э-эй! Илья! Нашел?

Страховочная веревка несколько раз дернулась.

— Что-то есть! — обрадовался Потапенко.

Марат всматривался вниз, но ничего не видел. Пот заливал глаза. «Это от напряжения, — подумал он, вытирая мокрый лоб. — Хорошо, что больше искать не придется. Лариса здесь». Он чувствовал приближение развязки.

— Э-э-эй! Илья! — кричал Потапенко. — Ты в порядке?

Вересов скрылся за одним из выступов и не подавал голоса. Страховочная веревка снова дернулась.

— Давай, тащи! — крикнул Аксельрод.

Альпинисты действовали слаженно и без лишней суеты. Марат невольно залюбовался. Спустя несколько минут они вытащили безжизненное тело Ларисы. Как и предполагалось, она была одета в синие брюки. Из-под куртки выглядывал красный свитер. Ее бледное запрокинутое лицо отдавало синевой, волосы слиплись и смерзлись.

Марат сразу понял, что она мертва. Но все-таки пытался нащупать пульс, потом расстегнул куртку, приложил ухо к груди. Тишина. Он не видел, как выбирался из расщелины Илья.

— Мертвая она, — тихо сказал Вересов, опускаясь на корточки рядом. — Заледенела вся.

Марат быстро обыскал тело, обшарил карманы куртки. Золота не было. Все, кроме Ильи, с недоумением и скрытым презрением следили за его действиями…

Глава 9

Ангелина Львовна ехала в метро и думала о Марате. Он не звонил. Впрочем, разве он обещал, что будет звонить?

Сегодня она выехала пораньше: до первого сеанса нужно успеть поговорить с Самойленко. В ее сознании теснились странные образы, возникали феерические картины, которые утомляли, лишали сна и нормального отдыха. Все это было так или иначе связано с золотом. Совершенно чуждые видения и мысли хлынули из неизвестного источника и буквально затопили ее внутренний мир. Сама того не желая, она погружалась в их иллюзорную реальность в самый неподходящий момент. Например, в магазине, раздражая этим продавцов. Доктор Закревская не могла спокойно работать, не могла читать, смотреть телевизор, заниматься обычными домашними делами. Она была близка к панике.

Полный пассажиров вагон метро мерно громыхал, несясь по темным туннелям от станции к станции. Ангелина Львовна задремала… И сразу изо всех уголков ее сознания или подсознания, — она уже перестала отличать одно от другого, — полезли навязчивые мысли о каком-то средневековом монахе, который то появлялся при дворе европейского короля, то священнодействовал в монастырском подвале с узкими окнами и закопченными потолками. Он бормотал что-то о Хрисаоре — магическом золотом мече, символе высочайшего Божественного установления, потом посыпал медную чашу красным порошком и опускал ее в некую кипящую субстанцию… Монах произносил непонятные заклинания, колдуя над раскаленными тиглями, и торжествующе хохотал, пересыпая из ладони в ладонь золотые монеты. На монетах блестел профиль короля…

— Auri sacra fames! — сотрясался от смеха монах.

Ангелина Львовна была не сильна в латыни, но почему-то знала, что произнесенная монахом фраза означает «Проклятая жажда золота!»

— Правь мирами, Золотой Телец! — вопил монах и осыпал себя монетами. — Верши свою волю, Желтый Дьявол!

Внезапно безумного монаха сменяли бородатые люди в грязной одежде, копошащиеся в мелководной речушке. Они говорили о «копытах Золотого Тельца», которые тот забросил на Камчатку… и Ангелина Львовна догадалась, что это золотоискатели. Маленькие желтые самородки поблескивали на черных от грязи ладонях, а глаза людей горели лихорадочным огнем…

О, как они заблуждаются, думая, что ищут золото! Все обстоит как раз наоборот. Это золото ищет их и находит, безжалостно ломая судьбы и характеры, разбивая вдребезги их алчные сердца.

— Станция Белорусская, — объявил мелодичный женский голос, и Закревская пришла в себя.

Напротив нее сидела сухонькая интеллигентная старушка в кружевном платке поверх шапочки-пирожка.