Дети Зоны: альтернативная история - Татьяна Живова

Отдав несколько коротких распоряжений касаемо пленных, Кирпич склонился над девушкой. Коснулся щеки.

— Ксанк, — тихо позвал он. — Ты там живая?

Никакой реакции. Ни вздоха, ни стона. Обеспокоенный, «браток» припал ухом к её груди. Сердце билось — редко и тихо, но всё же билось.

— Вот же падлюки… — прошипел он сквозь зубы. — Ну погодите вы у меня!..

Быстро скинув потёртый кожаный плащ — привычную и довольно распространённую среди местных «авторитетов» форму одежды — он бережно закутал в него травницу. Она только пару раз вздрогнула и чуть застонала, когда он поднимал её на руки, но так и не очнулась.

— В Деревню её надо… — сказал Хмурый, мрачно глядя на то, как их товарищи сноровисто вяжут сникших насильников. — И чем скорее — тем лучше. И врача. Вдруг они ей там чего повредили?

— Врача… — невесело хмыкнул Кирпич. — До Болотника поди доберись в его грёбаных топях, а те, что в группировках… Мужики, расстилайте плащ-палатку, понесём девушку в Деревню вольных. И этих туда же. Пусть Жаба и бродяги сами решают, что с ними делать.

— А пусть эти и несут! — предложил Койот. — Как раз их четверо осталось — по одному на угол… Только сперва надо кое-что сделать…

В его руках снова появился нож. Подойдя к вожаку мародёров (тот испуганно отшатнулся, но его удержали двое из «бригады»), он в несколько привычных взмахов… распорол и отбросил в сторону его штаны. То же самое сделал с остальными его подельниками. Теперь ниже пояса насильники были прикрыты лишь свисающими полами курток.

— Во! — ухмыльнулся Койот. — Зато не убегут!

— Добрый ты, Лёнчик… — покачал головой Кирпич, но действий своего бойца порицать не стал.

Завёрнутую в братковский плащ и по-прежнему бесчувственную Ксану бережно уложили на разостланную плащ-палатку, углы полотнища привязали к скрученным запястьям пленных. «Бригада» стаей овчарок рассредоточилась вокруг — по одному на каждого носильщика, остальные — в охранение.

— Нести аккуратно и нежно, как маму родную! — грозно предупредил Кирпич ёжащихся от стыдного неудобства и холода насильников. — И если кто хоть раз дёрнется или вякнет чего не в тему — сразу огребёт прикладом в зубы, усекли? — те мрачно, вразнобой, кивнули. — Раз-два, подняли! Вперёд — марш!

Четвёрка обезоруженных и полураздетых «крыс», конвоируемая семерыми «братками» ходко двинулась к юго-западу. На месте происшествия остались лежать обрывки одежды и — в луже крови — труп незадачливого Клипсы.

Спустя примерно полчаса из-за пригорка выбежала и рассыпалась по ложку небольшая стая слепых псов. Учуяв пролитую и уже начавшую застывать кровь, они, сперва сторожась, а потом осмелев, подобрались к трупу. Вскоре затрещала разрываемая одежда, захрустели разгрызаемые кости, сочно зачавкало на крепких зубах ещё не застывшее мясо. Стая пировала.

Вожак, отойдя немного в сторону, изучал разбросанные по полянке обрывки ткани. Что-то привлекло его внимание, и пёс, немного покружив, остановился на примятом пятачке травы. Принюхался…

— У-у-у-у-у-у-о-о-о-о-о-у-у-у-у-у!!!.. — внезапно взлетел в небо исполненный яростного горя и гнева вой. Стая оторвалась от еды и бросилась к вожаку, взволнованно обнюхивая то, что заставило его издать этот крик.

— А-а-а-а-а-и-и-и-и-и-и!.. — жалобно заскулила-заплакала молодая самка и ткнулась носом в бок своего приятеля. Тот ощерил клыки и «посмотрел» туда, куда был обращён «взгляд» вожака.

Через несколько секунд стая, без сожаления бросив недоеденный труп, как единое существо сорвалась с места и помчалась в юго-западном направлении.

Чётко по следам тех, кто уносил самое дорогое для всех порождений Зоны существо.

Их сестру.

Ради неё…

Вольные сталкеры, изумлённо и непонимающе вытаращив глаза, смотрели на странную процессию, входившую в Деревню новичков.

Семеро вооружённых мужчин, судя по виду — члены какой-то бандитской группировки — конвоировали четырёх полуодетых мрачно-испуганных типов. Не то таких же бандюков, не то вовсе каких-то маргиналов-отщепенцев. Руки пленных были связаны и подняты к плечам; к ним же были теми же верёвками привязаны углы растянутой между четвёркой странных носильщиков и прогибавшейся под тяжестью какого-то груза плащ-палатки.

— Мужики, что случилось? — со всех сторон летели вопросы. Одиночки сбегались к странной группе со всех сторон.

— Кирпич? — узнал кто-то главаря семерых «братков». — За каким фигом…

— Хромого позовите! — не останавливаясь, бросил молодой пахан сбежавшимся вольным. — И Жабу! Дочку его… обидели… Эти вот!.. — он резко и как-то дёргано кивнул на связанных.

Толпа одиночек заволновалась, услышав такое известие. Кто-то помчался за старостой и торговцем.

Кирпич сделал знак, и понукаемые его бойцами пленники спустили с плеч свои импровизированные носилки.

— Аккуратнее, мля! — рявкнул «браток», когда один из носильщиков — мелкий, тощий, с тоскливо-перепуганными глазами — едва не упустил из рук свой угол полотнища. Впрочем, сделать это ему всё равно бы не дала верёвка, надёжно привязывающая кусок ткани к его скрученным запястьям.

Полотно «носилок» опустилось, давая возможность вольным бродягам разглядеть ту, что лежала в них, бережно закутанная в кожаный бандитский плащ, с парой свёрнутых бандитских же курток под головой вместо подушки.

При виде безжизненного, покрытого следами побоев лица их всеобщей любимицы, вольные разразились гневными криками и руганью. Кое-кто, сжав кулаки, подступил к перепуганным обидчикам девушки, чтобы посчитаться с ними.

— Стоять!!! — заорал Кирпич, и по его знаку «бригада» мигом рассредоточилась вокруг носилок, прикрывая пленников. И тут же пояснил возмущённым его начальственным ором сталкерам:

— Они ж её не удержат — если вы их сейчас лупцевать начнёте! Девочка и без того никакая… И вообще! Жаба придёт — сам решит, что с ними сделать! Отвалите, мужики, добром прошу!

— Что с Ксаной? — выкрикнул кто-то.

— Что-что… — резко и неприязненно отозвался Кирпич. — Эти вот… Хотели её развести на инфу про артефакты. А она — ни в какую. Они её и… это самое… — почему-то слова с трудом давались «братку», привыкшему называть вещи своими именами и не особо стесняться в выражениях. — Развлеклись, сучары… В аномалию потом бросить хотели, чтоб следы замести. Да не вышло.

Поднялся общий, полный ярости, крик. Бойцы из «бригады» предупреждающе щёлкнули затворами, недвусмысленно показывая, что, пока пойманные с поличным мерзавцы держат на весу носилки с девушкой — самосуда над ними они не допустят.

Тут, к счастью, появился запыхавшийся Жаба. Вслед за ним торопливо приковылял староста.

— Что у вас тут… — начал торговец. И осёкся.

— Ксаночка…

На памяти многих присутствующих это был, кажется, первый случай за много лет, когда они увидели Жабу таким — белым, как мел, с остановившимися, полными ужаса глазами.

— Ксана, доченька… — торговец словно во сне двинулся к носилкам. На его пути, не сговариваясь, встали двое — Техник и Рассол. Молча переглянулись, чуть расступились и придвинулись к нему, готовые подпереть плечами враз постаревшего на несколько лет бывшего сталкера.

— Она жива, дядька Панас. — успокоил Кирпич. — Но ей срочно нужен врач.

— Врач… — как-то бессмысленно повторил Жаба. — Врач… да…

— У нас тут, в ближайших окрестностях, всего один медик — мрачно пояснил «браткам» один из вольных. — Сама Ксана… Ну, ещё Болотник, но до него идти…

— Хрен с ним, с Болотником! — вдруг решительно выпрямился Техник. — Кордон ближе, санчасть у них есть! Я схожу.

— Тебя ж там вояки пристрелят!

— Это ещё неизвестно, пристрелят или нет! И… что они — не люди, что ли? — сталкер, которого уже потихоньку начинали считать в Зоне легендарным, поправил сдвинутую козырьком назад армейскую кепи. — В общем, погнал я. Ждите.

И, больше не размениваясь на слова прощания, он развернулся и почти бегом направился к южной оконечности деревни, где единственная улица переходила в разбитую дорогу, ведущую к периметру Зоны и к Кордону.

К военным, с которыми вольные сталкеры находились в, мягко говоря, довольно непростых отношениях.

Проводив взглядом товарища, Рассол повернулся к старосте.

— Хромой, что делать будем?

— В дом её надо… — отозвался тот. — Донесёшь?

— А то!

«Бригада» безропотно посторонилась перед высоким плечистым одиночкой. Тот бережно поднял на руки бесчувственную девушку и, прижав к груди крепко, но осторожно, понёс её к дому Жабы. Сам торговец, опомнившись от первоначального потрясения, поспешил следом.

Об обидчиках своей дочери он, кажется, и думать забыл. Весь мир для него заслонила её растрёпанная головка, бессильно опущенная на плечо Рассола.