Список Запрещенных Детей - Алексей Караулов

– И как играть?

– Просто. Встаем в круг и бросаем друг другу мячик. Ловить нельзя, только отбивать. Если он падает в центр – это бумсель.

– И все? – погрустнел Коля. – Детский сад какой-то. А в чем смысл?

– Ну, обычно в бумсель играют возле люка. Я просто боюсь, что ты сбежишь, поэтому играть будем так. Хотя с люком интереснее, конечно. Там, кто сделает бумсель, должен потом мяч доставать! Новый.

– В смысле, новый? А за старым что, нельзя слазить?

Джексон посмотрела на него, как на ненормального, но, видимо, вспомнив, что он такой и есть, тут же смягчилась:

– Вообще-то, нет. Нельзя. Если запрещенный ребенок в люк сунется, метка сработает. Дистанционно.

– И что?

– И все. Капец. Сердце взрывается, говорят…

---

Ни в какой бумсель они, конечно, играть не стали. Коле уже через минуту стало скучно просто так отбивать мячик – тем более что ронял его только он, а остальные дети, даже самые маленькие, играли, как роботы, без ошибок. Он предложил Задетям партию в футбол, но идея была встречена дружным фырканьем: игры Нижнего Мира здесь хотя и знали, но не любили. Затем он попытался объяснить правила «картошки», но быстро запутался в них сам и, смутившись, замолчал.

– И вообще, я так не могу играть, – сказал он, чтобы хоть как-то оправдаться, – я тут никого не знаю!

Джексон согласилась, мол, это правда, и попросила детей поочередно выходить на середину круга и представляться. Колина голова быстро забилась именами, но, к счастью, вернулся продуктовый отряд под командованием Стаса, и Запрещенные разбежались выуживать из тайников какие-то приборы, тарелки и сковородки.

– И вы что, всегда так живете?

– Как? – спросила, не обернувшись Джексон: она махала Стасу рукой и посылала воздушные поцелуи.

– На свежем воздухе, все вместе…

– Вместе – да. Но вообще-то, мы обычно дома живем. У нас есть несколько домов, на Пустырях, по всей Москве. Здесь они просто прятались, пока мы за тобой ходили. Хотя, вообще-то, мы всегда налегке ходим, чтобы каждый мог убежать, если что.

– Если что, например?

– Ну, облавы бывают. Разное бывает. Взрослых-то с нами нет, если Стаса не считать. Но он больше прикидывается. Иногда с ним возни больше, чем с маленькими… Неважно. Короче, взрослых нет. Нас часто ловить пытаются. Милиция, доктора всякие. Просто обычные люди.

– А они зачем? – удивился Коля.

– Да кто их знает… Может, усыновить хотят, – с кислой усмешкой ответила Джексон, – или просто помучить.

– И долго вы так бегаете?

– Долго. Некоторые с самого рождения. Слушай, – она, нахмурившись, смотрела, как на другом конце поляне разгорается ссора из-за какой-то тарелки, – я отойду, ладно? Когда обедать будем, я попрошу, чтобы каждый тебе про себя все рассказал. Тебе так проще будет познакомиться.

---

Когда он дослушал последнюю историю, девятнадцатую – Джексон свою очередь пропустила: «потом, потом», – над поляной уже висел туман, делавший сумерки еще более плотными. Коля спросил, почему так пасмурно второй вечер подряд. Сидевшая рядом с ним кудрявая девочка, встав в позу школьной отличницы (руки за спиной, подбородок задран), без выражения сказала, что вечерняя облачность – результат работы погодных машин. Коля мало что понял из ее сухих, книжных объяснений, но судя по всему, какие-то установки собирали капли воды, растворенные в воздухе, и готовились запустить их утром в Нижний Мир. В виде того же тумана или дождя.

Дети вообще говорили довольно скучно. Истории их были похожи одна на другую и различались разве что именами родителей. Слов Задети знали мало, часто повторяли одно и то же, сбивались, экали и краснели. Коля в какой-то момент понял, насколько он умнее многих из них, и подумал, что это, наверное, из-за школы. Запрещенные-то нигде не учились, понятное дело. Да и читать, судя по всему, они не любили. Помогая накрывать на стол, он тайком обследовал несколько сумок и нашел в них много игрушек, одежды, посуды и устройств непонятного назначения. Однако книги ему ни одной не попалось. «Вот они и не могут двух слов связать», – высокомерно решил Коля, который читал все подряд, от комиксов до книг из спальни родителей.

История самых маленьких Запрещенных звучала, как правило, так.

«Мои папа и мама жили в Верхней Москве. Звали их И-Ка и Бэ-Эс, а больше я про них ничего не знаю…»

Коля долго привыкал к этим сокращенным именам и часто переспрашивал, услышав очередное, из-за чего дети бесились и шикали на него.

«Так вот, однажды у них без разрешения родился я. Они меня очень любили, поэтому не отдали в больницу, где из меня сделали бы лекарство, а стали прятать. Прятали-прятали, да так хорошо, что скоро сами забыли, где. А потом к ним в гости пришла Джексон и нашла меня. Я сначала не хотел с ней идти, но потом она сказала, что я смогу гулять и играть, сколько захочу, и я пошел».

Или:

«Я жил с мамой и папой, а потом они переехали в новый дом, а меня забыли. Я сидел, их ждал-ждал, а потом пошел на улицу гулять. Там меня нашли другие дети, которые тоже гуляли – и взяли с собой. А когда я вырасту, я пойду и найду папу с мамой, и мы снова будем жить вместе».

Дети постарше, в том числе Колины ровесники, рассказывали, как ни странно, почти то же самое. Только истории их были более подробными. Кто-то, краснея, сообщал, что до десяти лет вообще не знал, что есть улица, потому что сидел взаперти в подвале. Кто-то вспоминал, как его продали каким-то людям, которые его хорошо кормили и не обижали, но постоянно приводили всяких взрослых на него посмотреть… Но начало и конец всех историй были одинаковыми: жил с мамой и папой – найду их и снова буду с ними жить.

Задети боготворили Джексон. Она заменяла им и маму, и учительницу, хотя сама была еще девочкой. Именно она придумала все время держаться вместе – до тех пор дети бродили по городу парами, ночевали, где придется, и регулярно таскали еду из магазинов и ресторанов (судя по их рассказам, в Верхнем Мире люди не были так повернуты на охране чего бы то ни было, и украсть одежду или готовую мясную котлету не составляло труда). Джексон научила их правильно вести себя на улице и одеваться – до этого многие из них ходили, в чем попало, и часто привлекали к себе внимание в людных местах. Конечно, особенно трудно ей было с запрещенными, которых родители бросили совсем маленькими, едва им исполнялось лет пять или семь. К счастью, большинство детей доживало в семьях хотя бы до десятилетнего возраста – в обстановке секретности и под постоянным надзором родителей.

Кстати, не всех детей мамы и папы бросали. Женька-Джон, например, до сих пор жил бы с отцом. Если бы как-то раз, когда к тому пришли в гости друзья с работы, Женька не свалился со шкафа, куда залез, чтобы посмотреть на настоящих людей.

Так же по глупости выдала себя кудрявая отличница по имени Инга. Ее папа был летчиком из Министерства Изучения и часто уезжал из дома, чтобы летать на магнетическом зонде (она старательно, но неуверенно выговаривала эти слова) над Северным Полюсом. Однажды она, зная, что папа возвращается сегодня, побежала открывать входную дверь, хотя это ей было строжайше запрещено. Ну и конечно же, за дверью оказалась соседка, которая тут же позвонила в милицию. К счастью, Инга к тому времени уже сбежала из дома, вытряхнув все деньги из кошки-копилки. По этой кошке она до сих пор скучала сильнее, чем по родителям, но взять ее с собой не могла – та была слишком тяжелой.

Был еще мальчик Костик, полноватый и потому особенно застенчивый блондин в очках с маленькой трещиной на левом стекле. Он говорил охотно, но очень тихо. Костик был разрешенным ребенком лет до двенадцати, пока его отцу не пришло в голову украсть что-то с работы, а работал он в Министерстве Погоды. Мальчика собирались посадить в тюрьму и даже приехали за ним. Но он догадался снять мешок номер два и увернулся от конвоиров в собственной прихожей, после чего прыгнул с балкона. Он тогда сломал ногу, но смог дохромать до подвалов, где и скрывался, пока не примкнул к Задетям.

Но это была еще ерунда по сравнению с историей, которую после долгих уговоров поведал Стас. Коля был уверен, что Запрещенные не раз слышали ее, и все равно все девочки – не исключая, разумеется, и Джексон – восторженно ахали через каждые три предложения…

---

Отец Стаса был военным, причем полковником. Профессия довольно редкая для Верхнего Мира, где все войны закончились после Обрушения. О-Эс – так звали отца – командовал Войсками Патрулирования Края, к западу от Москвы. Места там были довольно дикие. Не из-за животных, которых в лесах почти не было. А из-за людей.

Когда произошло Обрушение (каждый раз, произнося «Обрушение», Стас подмигивал Коле, и за это его почему-то хотелось ударить), пострадали в основном жилые, густонаселенные районы. Оно и понятно: дома давили на землю и люди каждый день ходили туда-сюда, стуча по ней каблуками. Однажды земля не выдержала и провалилась. Некоторые люди, жившие раньше в ушедших под землю городах, переехали в Москву. Но большая часть ушла жить в лес, который не рухнул и не пострадал. Их стали называть охотниками.