Твардовский - Юзеф Крашевский

«Бросьте в котел сердце голубя, у которого охотник застрелил милую голубку. Тоскует по голубке голубь: пусть и он тоскует и сохнет так, напившись нашего любовного зелья!»

В другом месте другие старухи-ведьмы варили другой чародейский напиток, сидели вокруг котла, покачивали головами, махали руками, бросали в котел разные снадобья, приговаривая одна вслед за другою:

— Бросаю кость человеческую, взятую с кладбища: пусть тот, кто отведает зелья, высохнет и пожелтеет, как кость эта!

— Бросаю воск от свечи церковной, горевшей на похоронах: пусть кто отведает зелья, сгорит, как свеча!

— Бросаю горсть соломы из-под крыши церковной; кто отведает зелья, пусть в душе его гнездятся грусть и злые намерения, как гнездились совы и воробьи под той церковной крышей!

— Бросаю сердце висельника, высохшее на виселице: кто отведает зелья, пусть ему будет так, как тому, когда он целовал крест из-под рук попа; пусть умрет он, как умер тот; воронам на ужин сердце его; воронам на обед его легкие, коршунам и ястребам на завтрак все тело его!

— Бросаю гнилушку от гроба; кто отведает зелья, пусть в том сгниет веселость и счастье, как сгнил труп в том гробе.

— Растет над могилой цветок; цветет в удушливый день черным и белым цветом… Бросаю цветок в котел; пусть тот, кто отведает зелья, познает черные мысли, горе и отчаяние!

— Бросьте в котел сердце той совы, которая прячется днем и плачет ночью, которую преследуют люди и птицы, пусть и тот, кто напьется зелья, будет преследуем и ненавидим во всю жизнь свою!

Мешали они любовный напиток мертвыми костями и лили в него всю желчь и злобу, какие были в сердцах их. Кипел и шумел напиток, вздымался и пучился, доходя до краев котла. И если стекала на землю капля его, то под ней выгорала трава и на земле оставляла после себя кровавое пятно.

Был и другой кружок ведьм, но тут, среди смеха и шепота, Твардовский не мог расслышать, о чем шла речь. Любопытство не удерживало его, и он ехал далее.

Увидел он старого вампира, который учил молодого высасывать кровь из людей во время их сна; увидел и старую стречу, которая учила молодую садиться на грудь спящим и душить их.

Далее шла свадьба: козел женился на старой бабе. Перед ними шли музыканты и играли на костяных пищалках и били в барабаны, обтянутые человеческой кожей. Постель для молодых послали на гробовой доске, а над нею разбили шатер из савана.

Там и сям расхаживали духи и привидения, то поодиночке, то попарно с дьяволами. Некоторые из них, отыскивая себе товарищей, приставали к прохожим распутницам, передразнивая гримасы влюбленных. Были между ними старики и молодые, старухи и цветущие молодостью девицы, солдаты и монахи, дворяне и мужики, купцы и мещане. И все это ходило взад и вперед, толкалось, шумело, пело и кричало, смеялось и плакало, бранилось и торговалось, спорило и проклинало.

Кое-где слепые гусляры играли колдуньям песни и танцы; в другом месте пили, ели; другие сидели вокруг разложенного огня подле кустарников и вели шумную беседу.

Ко всему этому присматривался и прислушивался с любопытством Твардовский. Грустные мысли и чувства волновали его душу.

Вдруг почувствовал он, кто-то ударил его по плечу, и в то же время отозвался знакомый ему голос — голос Мефистофеля, — его демона.

— Я знал, что найду тебя здесь.

— Как мог ты отыскать и увидеть меня? — спросил его удивленный Твардовский.

— По обыкновению, я шел за тобою вслед.

— По обыкновению, говоришь ты?

— Да, по обыкновению.

— Так ты следишь за мной, как за своим невольником?

— Не как за невольником, извини, но как мать за сыном.

— Спасибо за сравнение, но, признаюсь, я не желал бы быть для тебя ни тем ни другим.

И замолчали оба.

— Зачем же не хочешь ты разделить с нами веселья? — спросил бес.

— Веселиться не люблю, — отвечал серьезно Твардовский, — а выучиться тут мне нечему.

— Все у тебя в голове ученье! Долго ли будет портить твой мозг эта наука, Твардовский? Разве человек только и должен думать, что об ученье?

— Что ж бы я стал делать тут? Полезным здесь я быть не могу…

— Разве всегда человек должен думать об услуге и пользе? — возразил дьявол.

— Чего ж ты требуешь от меня?

— Чтоб ты гулял и веселился с нами и пользовался бы жизнью, покуда она твоя.

— Пользоваться жизнью? — повторил смеясь Твардовский. — Для этого мне не нужны Лысая Гора и ваше общество.

— Но ты также мало пользуешься ею и в людях.

— Для этого не пришла еще пора, — отвечал Твардовский. — Благоразумный человек должен удалять от себя удовольствия жизни, покуда не узнает свет совершенно.

— А когда захочет пользоваться удовольствиями, то будет уже поздно, — шепнул дьявол.

Эта мысль заставила Твардовского задуматься.

— Такой человек, как я, — сказал он, собравшись с мыслями, — исполнит все, чего ни пожелает.

Вместо ответа дьявол захохотал.

Между тем шабаш подходил к концу. Не дожидаясь пения петухов, многие ведьмы оставили Лысую Гору. Мало-помалу гасли огни, пустела гора; в воздухе раздавался свист от улетавших чудовищ и ведьм. Раздался бой церковных часов, и вслед затем запел первый петух в ближнем селении.

Твардовский возвратился в Быдгощ и разбудил Матюшу, спавшего крепким сном.

XVIII. Как Твардовский помолодил бурмистра Сломку

Было еще очень рано, как кто-то постучался к Твардовскому. После воздушной поездки своей на Лысую Гору Твардовский не мог сомкнуть глаз. Он сидел за столом, печальный, задумчивый. Мысли и чувства, одни другим противоположнее, волновали его.

Вошедший был тот самый бурмистр, которому Твардовский советовал курить порошками из мертвых зубов. Средство это, как известно уже читателю, не помогло бедному бурмистру, потому что в доме его вместо злых духов проказничали возлюбленные почтенной пани бурмистровой. Не было ничего мудреного в этом обстоятельстве: бурмистр был стар, а жена его молода. Крайности не всегда сходятся. Догадался об этом наконец сам бурмистр и повел речь свою таким образом:

— Sapientissime! Знаю теперь, что делается у меня в доме, — проказит моя жена. Если хочешь поправить беду, то молоди меня или ее сделай старухою. Лучше, однако ж, если б ты выбрал первое; недаром говорит пословица: седина в бороду, а бес в ребро; старую печку дьявол топит. Как помолодею, то если жена и не станет любить, то, по крайней мере, ее приятели будут меня бояться. Знаю я, что для тебя нет ничего невозможного; исполни же мою просьбу, ради Бога.

— Не так-то легко исполнить твою просьбу, — отвечал серьезно Твардовский. — Сделать из старика молодого — не шутка. На это нужно много времени, много трудов, много издержек.

— Не буду жалеть никаких издержек, — отвечал бурмистр, — заложу все имущество свое, чтоб достигнуть цели, чтоб сделаться молодым… Какого же рода издержки могут быть в таком случае? — спросил он Твардовского, почесывая свою лысину.

— Значительные издержки, — отвечал Твардовский. — Для этого надо мне редких и дорогих зелий, заморских мазей; одно приготовление лекарства отнимет год времени.

— Год! — вскричал изумленный бурмистр.

— Лучше помолодеть через год, чем никогда, — заметил Твардовский.

— Правда; но я могу и не дожить до такого счастия. Год — не шутка, особенно для таких стариков, как я.

— Кроме того, мне надобно приискать помощника, к которому бы я имел полное доверие. На первый раз попробую взять моего слугу. Ты должен разгласить везде, что оставляешь город. Никто не должен знать ни о твоем намерении, ни о твоем местопребывании. Между тем мы отыщем для себя где-нибудь подальше квартиру и там примемся за дело. Предваряю: если дорога тебе жизнь, то ты должен хранить все в тайне и быть немым, как камень.

— Буду нем, как гроб, — сказал, низко поклонившись, бурмистр. — В городе разглашу всем о поездке своей в Вильну для покупки кож, куда я не раз ездил. Квартиру наймем себе где-нибудь в отдаленном предместье; я сам поищу ее, а покуда эти деньги удовлетворят нашим первым нуждам.

И, говоря так, бурмистр положил на стол набитую деньгами кису.

— Ну, теперь прощай. Хлопочи о квартире и не являйся ко мне раньше, чем через несколько месяцев. Это время мне также необходимо для приготовлений.

По уходу обрадованного бурмистра, Твардовский сказал сам себе:

— Невелика беда, если не удастся мой опыт над этим глупым стариком. Попробую… Эй, Матюша!

Явился заспанный Матюша.

— Знаю твою преданность ко мне и потому хочу употребить тебя для одного важного дела. То, что ты узнаешь, может тебе со временем пригодиться. Во всяком случае, ты дашь мне новое доказательство твоего усердия и преданности.

— Слушаю и исполню все, что ты прикажешь.

— Дело идет о том, чтоб из старика сделать молодого.