Читающая по цветам - Элизабет Лупас

– Все это неправда, мастер Уэдерел, – сказала я. Я была так ошеломлена фантастической выдумкой о том, что Александр будто бы родился в тот же день, что и бедный маленький принц Джеймс, что до меня не сразу дошла вторая, еще большая ложь – что Александр был конюшим Марии де Гиз. – Александр никогда бы не сказал ничего подобного, так что я не верю, будто вы, как вы утверждаете, в самом деле встречались и говорили с ним.

Он задумчиво посмотрел на меня. Большинство мужчин рассердились бы, если бы их так прямо обвинили во лжи. Интересно, мастер Уэдерел еще помнит, как сердиться, или же он столь давно подвизается на дипломатическом – и, по всей вероятности, шпионском – поприще, что совершенно утратил обычные человеческие чувства?

– Уверяю вас, мистрис Лесли, я действительно дважды встречался с вашим мужем в Эбердине. Однако встречался я с ним или нет, и сказал он мне правду или неправду, – это вещи второстепенные. Важно другое – та реликвия, которую он получил от королевы-регентши. Он обещал передать ее сэру Томасу и через него, само собой разумеется, королеве Англии в обмен на соответствующую плату. И цель моего визита – не только выразить вам соболезнования как вдове молодого сэра Александра, но и изыскать путь осуществить сей обещанный сэру Томасу обмен.

Я еще никогда не слышала, чтобы в одном кратком высказывании было употреблено так много замысловатых и бессмысленных фраз.

– Позвольте мне говорить без обиняков, мастер Уэдерел, – сказала я. – Не знаю, встречался ли Александр с вами в Эбердине или нет – время от времени он ездил в город по своим делам. Но он совершенно точно не родился в тот же день и год, как кто-либо из двоих маленьких принцев. И у него не было никаких отношений с Марией де Гиз. Не являлся он и обладателем какой бы то ни было реликвии, а если бы и являлся, то ни за что не продал бы ее англичанам. Так что вас, мастер Уэдерел, ввели в заблуждение.

Он провел рукой по своей густой седой шевелюре, словно пытаясь пригладить пряди, которые от ужаса встали дыбом.

– Стало быть, вы утверждаете, – проговорил он своим вкрадчивым тоном прожженного дипломата, – что ваш супруг не являлся обладателем серебряного ларца с письмами, который прежде принадлежал Марии де Гиз? Ларца, в коем хранились личные конфиденциальные бумаги старой королевы?

«…Серебряного ларца с письмами, который прежде принадлежал Марии де Гиз…»

О Александр! Откуда он это знает? Сколько раз ты предал меня?

– Да, – сказала я, ни на йоту не отступив от истины, – именно это я и утверждаю. Мой муж никогда не был обладателем подобного ларца.

– Быть может, он спрятал его, не сказав вам?

– Нет, это невозможно.

Я стала вспоминать, кто присутствовал на моей аудиенции у королевы Марии Стюарт, когда я призналась, что ларец спрятан в надежном месте, и заключила свою собственную сделку – обещала отдать его в обмен на… как там выразился мастер Уэдерел? Ах, да – на соответствующую плату. Итак, там, разумеется, была сама королева Мария. И лорд Джеймс, и месье Никола де Клерак. Там еще были две дамы: Мэри Ливингстон и Мэри Битон – им велели удалиться, но они вполне могли подслушивать под дверью. Быть может, кто-то из них шепнул кому-нибудь еще, что серебряный ларец Марии де Гиз у меня? Быть может, вся эта болтовня мастера Уэдерела – всего лишь вымысел, придуманный после того, как его хозяин узнал, что ларец у меня, и решил таким образом заставить меня почувствовать себя обязанной продать его англичанам?

– Похоже, мы зашли в тупик, – сказал мастер Уэдерел. – Думаю, мне следует подойти к этому делу с другого конца и сообщить вам, что, как мы думаем, содержится в этом ларце и что сэр Томас обещал вашему мужу в обмен на него.

– А я думаю, не стоит. – Я встала, и, само собой, мастер Безшеий Сахар-Медович вынужден был тоже встать. – И прошу вас передать сэру Томасу следующее: если такой серебряный ларец существует и если в нем хранятся конфиденциальные бумаги, то Мария де Гиз предназначила его для своей дочери и ни для кого, кроме нее.

– Он существует, – твердо сказал Ричард Уэдерел. Его личина лощеного дипломата с безупречными манерами слегка сползла, и из-под нее блеснула сталь холодной беспощадности. – А Мария де Гиз давно умерла. Ваш супруг согласился отдать нам ларец со всем содержимым в обмен на тысячу золотых соверенов, английский баронский титул и земли и место при дворе королевы Елизаветы. То же самое мы можем обещать и вам, мистрис Лесли. Конечно же, это лучше, чем сидеть здесь, в четырех стенах, и быть фактически узницей.

– Я не узница! – Я чувствовала ярость и боль из-за предательства Александра и легкий страх при мысли о той непомерно высокой цене, которая была предложена за ларец. – Я придворная дама королевы Марии и сейчас нахожусь здесь, в Холируде, вместо того, чтобы сопровождать ее в поездке вместе с остальным двором, лишь потому, что еще не вполне оправилась после рождения дочери.

– Ах да, у вас есть дочь, – сказал Ричард Уэдерел. – У меня тоже есть дети. Разумеется, они сейчас в Лондоне, и я по ним скучаю. Вы позволите мне познакомиться с вашей малюткой?

– Нет, не позволю. – Дети в Лондоне – как бы не так! Я не поверила ему ни на секунду и, конечно же, не дам ему приблизиться к Майри. – Мастер Уэдерел, вы глупец и ваш хозяин тоже, если вы мните, что я когда-нибудь покину Шотландию. Я – Лесли из Грэнмьюара, и я останусь Лесли из Грэнмьюара до самого своего смертного часа. Ни английское золото, ни английские титулы мне не нужны.

– Стало быть, ларец все-таки у вас.

– Нет, у меня его нет. – Это утверждение было ложным лишь отчасти, ведь ларец Марии де Гиз в самом деле находился не у меня, а в потайном подвале под часовней Святой Маргариты. К тому же мне было все равно, лгу я этому субъекту или нет. – Прощайте, мастер Уэдерел.

Он поклонился и вышел вон, а я так и осталась стоять, глядя ему вслед. Я была так потрясена, что даже не могла позвать Дженет.

«Известно ли вам, мистрис Лесли, что у вашего мужа был… была, э-э, некая реликвия, оставленная ему покойной королевой-регентшей Марией де Гиз?»

Не может быть! Александр никогда бы не сказал ничего подобного, не стал бы утверждать, что старая королева оставила ларец ему, и уж конечно не стал бы предлагать его на продажу англичанам! Это какая-то из придворных дам молодой королевы подслушала под дверью во время моей аудиенции и передала агенту англичан Рэндольфу, что серебряный ларец Марии де Гиз существует. А потом Рэндольф и его седовласый лакей сели и состряпали историю о письмах и встречах, с человеком, который убит и уже не может опровергнуть их ложь. Они надеялись, что их выдумка так потрясет меня и выбьет из колеи, что я просто отдам им ларец, возьму их проклятое английское золото и, перейдя границу Шотландии, молча исчезну в каком-нибудь захолустном английском поместье.

Жалкие глупцы.

Я сказала конюшим королевы, моим сильным, прямым побегам чертополоха, что более не желаю видеть никаких визитеров, пока королева Мария не вернется в Эдинбург. Быть может, череда однообразных дней, в конце концов, не такая уж плохая вещь.

– У тебя лицо белее молодого сыра, – заметила Дженет, когда я вернулась в опочивальню. – Что он тебе сказал?

– Да так, наговорил разных… вещей. – Я хотела сказать «разных врак», но так и не смогла заставить себя произнести это слово. Я села на кровать, и Дженет отдала мне Майри.

– Каких вещей? – спросила она.

– Дженет. – Я наклонила голову и коснулась губами лба Майри. Он был теплым и гладким, гладким, как шелк. От нее пахло мылом с отдушкой из диких роз. – Скажи мне, что ты думала об Александре?

Последовала долгая пауза. Майри гукала и пускала пузыри.

– Он был красив, как картинка – этого у него не отнимешь, – заговорила, наконец, Дженет Мор. – И, наверное, хотел как лучше – и любил тебя, как только мог любить кого-либо, кроме самого себя.

Я сглотнула. Я не могла заставить себя взглянуть ей в глаза.

– Я знаю, как сильно ты любила его, Ринетт. Но когда ты увидела его впервые, тебе было двенадцать, а ему шестнадцать – не удивительно, что в твоих глазах он был героем – солнцем, луной и звездами в одном лице. Ты ухаживала за ним, ведь у него была сломана рука – и какая девушка не влюбилась бы в него, такого красивого и беспомощного? Я и сама тогда наполовину в него влюбилась.

– Но твоя влюбленность долго не продлилась.

– Это потому что мне никто не говорил, что мне нельзя его любить, а тебе и твоя бабушка, и мадам Лури твердили это день-деньской. А ничто не влюбляет девушку в парня больше, чем такие вот запреты.

Я подумала над ее словами. Она была права. Сначала бабушка и тетя Мар, потом старая королева – все они разлучали меня с Александром, но из-за этого мне хотелось заполучить его только еще сильнее.

– Он приехал в Грэнмьюар, когда я нуждалась в нем, – сказала я.

– Верно. Но в часовне Святого Ниниана… мне рассказала мадам Лури. Он не стал за тебя сражаться.