Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916 - Анджей Иконников-Галицкий

С этим связана первая тайна «Народной воли». Эффективная, пусть даже немногочисленная, подпольная организация требует денежных затрат. Надо нанимать конспиративные квартиры, изготовлять поддельные документы, обеспечивать постоянные переезды с места на место, в том числе путешествия за границу для связи с политической эмиграцией, печатать листовки, прокламации, газеты в секретных типографиях… Если можно поверить в то, что революционно-вольнодумные кружки и слабо организованные объединения, подобные «Земле и воле», могли существовать «вскладчину», на скудные пожертвования своих братьев-студентов, да на редкие дары богатых соучастников, то народовольческое подполье, несомненно, имело постоянные и немалые источники финансирования. Тем более что народовольцы избрали новую для России тактику террора – использование взрывных устройств. Создание таких смертоносных чудовищ, даже при фанатичном энтузиазме и гениальной изобретательности «главного техника партии» Николая Кибальчича – это и оборудованные лаборатории, и дорогостоящие материалы. Вообще, бомба дорого стоит по сравнению с пулей и кинжалом.

Как осуществлялось финансирование народовольческого террора? На этот вопрос внятного ответа нет. Конечно, использовались средства, собранные среди сочувствующих, в том числе эмигрантов и иностранных социалистов. Есть упоминания о двадцати тысячах рублей, полученных народовольцами Якимовым и Зацепиной при заключении ими фиктивного брака и пожертвованных на нужды организации. Упомнают и об одиннадцати тысячах, полученых по завещанию после казни землевольца Лизогуба. Этих денег могло бы хватить на издание подпольной газеты, на скромное содержание полутора десятков профессиональных борцов за свободу, на один серьёзный теракт, но никак не на осуществление систематической подпольной «динамитной» деятельности. Можно сказать с уверенностью: источники денежной поддержки своего дела революционеры могли найти только в России и только у сильных мира сего. И тут нельзя не вспомнить о совпадении интересов некоторых властных лиц и группировок с задачами народовольцев. Самодержавие мешало одним и будило ненависть других. Да к тому же ещё эти попытки самодержца избавиться от усиливающейся опеки со стороны собственного окружения, эти перетасовки сановной колоды, эти странные матримониальные планы, вызывающие у большинства вельмож постоянную неуверенность в своём будущем… Всему этому очень желательно было бы положить конец.

И другая загадка: поразительная неуспешность правоохранительных структур в борьбе с террористами. В течение одиннадцати месяцев, прошедших после взрыва на железной дороге, народовольческая организация оставалась неуязвима, невидима для полиции и жандармов. А между тем террористы изготовляли свои мощные бомбы не в лесу и не в подземных пещерах, а в столице, на квартирах, в многолюдных жилых домах, можно сказать, у всех на виду. Вопиющий факт: 29 ноября 1879 года при аресте народовольца Квятковского, тесно связанного с Халтуриным, у него был обнаружен подробный план Зимнего дворца с обозначением места предполагаемой закладки бомбы. Бумага эта попала в руки сыщиков через десять дней после взрыва на железной дороге и за шестьдесят восемь дней до взрыва в Зимнем. И вплоть до 5 февраля оные сыщики так и не смогли разгадать значение добытого документа. Конечно, можно объяснять это неготовностью охранных структур к борьбе с революционным подпольем. Однако же терроризм в России начался не осенью 1879 года, а гораздо раньше, можно было бы и научиться. Притом как раз первый теракт, каракозовский, был расследован куда лучше, чем последующие. В этом отношении показателен случай с Соловьёвым, а также эпизод с ещё одним политическим покушением.

20 февраля 1880 года Михаил Тариэлович Лорис-Меликов, только что назначенный председателем Верховной распорядительной комиссии, собирался отправиться по важным вельможным делам из своей квартиры на Большой Морской, возле Почтамтского переулка. Слуга подал шинель, швейцар распахнул дверь, и генерал вышел на ступени крыльца. Карету ещё не подали. Лорис-Меликов огляделся вокруг, вдохнул сыроватый февральский воздух, подумал что-то о нерадивости кучера… В это время к подъезду подбежал молодой человек, выхватил револьвер и почти в упор выстрелил. Генерал среагировал мгновенно: бросился на стрелявшего, повалил его, вырвал из руки оружие. Тут и охрана подоспела. Пока вязали злоумышленника, Михаил Тариэлович осмотрел себя: ран не было, зато шинель продырявлена пулей. Задержанный, как выяснилось, Ипполит Млодецкий, то ли поляк, то ли польский выкрест. А, ну раз поляк, то всё ясно. Борец за «неподлеглость» и враг России. На следующий день он был осуждён, а ещё на следующий – казнён.

Поразительная торопливость! Как будто специально сделано, чтобы подследственный не успел ни о чём рассказать. А ведь Млодецкий был связан с «Народной волей», за которой охотились все «ищейки царизма». Но связи не выявлены, возможный свидетель уничтожен. Снова та же история, что и в деле Засулич, и при расследовании покушения Соловьёва.

Ничего не изменило объединение полиции и жандармерии под управлением Департамента полиции и создание при нём отдела, ведающего секретной агентурой. Прошло более полугода, прежде чем им удалось выйти на след руководителей «Народной воли», и то защитники правопорядка всё время, как нарочно, в опасной игре с «бомбистами» запаздывали на один ход. Да и суд над «первомартовцами», и их казнь совершились так поспешно, так много вопросов оставили без ответов, что невозможно отделаться от мысли: кому-то нужно было если не спасти «Народную волю», то, по меньшей мере, затянуть борьбу с ней на неопределённый срок.

Но самое главное, самое далеко идущее последствие этого странного вальса террористов и власти – торжество двойничества и провокации. Рождённая в кружках нечаевцев, вскормленная хитроумными подчинёнными графа Шувалова, провокация по-настоящему взрослеет и обретает себя в народовольческие времена. Ею равно пользовались и революционеры, и охранители устоев. Хорошо известно, что осенью 1880 года жандармам удалось завербовать близкого к руководству партии народовольца Ивана Окладского, сыгравшего потом немаловажную роль в сыске и изобличении многих своих товарищей. Но с противоположной стороны такого рода попытки были предприняты ещё раньше. «Народная воля» ещё не оформилась вполне, а Желябов, создавая «Военную организацию», лелеял планы внедрения своих агентов в штабы войск, в структуры государственной власти и, прежде всего, в III Отделение и Департамент полиции. В 1880 году ему это удалось: в Департамент полиции был принят на службу неприметный и очень исполнительный сотрудник, Николай Клеточников. Более полугода он, завоевав полное доверие департаментского начальства, добывал и передавал руководству «Народной воли» секретную, жизненно важную информацию, и лишь в декабре был раскрыт. Обычно его деятельность, его провал и гибель представляют как пример фанатичного служения делу революции. Но точно ли так слепо было руководство Департамента? Не использовали ли Клеточникова для установления контактов с руководством «Народной воли»? События последующих лет покажут, что такой вариант вполне возможен. Обе стороны окончательно осознают ту истину, которую когда-то проповедовал Нечаев: охранителям режима выгодна активность революционеров, ибо она безмерно расширяет пределы жандармской власти; врагам режима выгодна жестокая бесчеловечность властей, потому что она мобилизует под знамёна революционной борьбы новых и новых сторонников. Провокация с обеих сторон неизбежна. Вскоре она станет основной формой взаимоотношений между террористами и империей.

Полицейский револьвер против революционного лома

16(29) декабря 1883 года в самом центре Петербурга, в доме № 91 по Невскому проспекту, в квартире под роковым нумером «13», был зверски убит жандармский подполковник Георгий Порфирьевич Судейкин, глава секретной полиции России. История его убийства представляет собой невероятный клубок провокаций, загадок, романических приключений и политических интриг. И последствия сего происшествия были великие: революционное подполье в дьявольском акте совокупилось с произволом бесчеловечного государства – и породило чудовище по имени «провокация». Предательство, ложь, коварство и безудержное стремление к власти становятся отныне основными мотивами поведения политических деятелей России вплоть до наших дней.

Традиционная версия происшедшего сложилась из показаний, данных соучастниками убийства на суде в мае-июне 1887 года, и из воспоминаний их товарищей-народовольцев. Наиболее связен рассказ Льва Тихомирова, одного из вождей «Народной воли», впоследствии перешедшего в монархический лагерь. Тихомиров, в свою очередь, о многих обстоятельствах преступления повествует со слов его организатора и участника Сергея Дегаева. Вот эта версия в основных чертах.