Русалочья кровь (СИ) - Святненко Ева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зато я вижу! — проскрипело из-за спины.
Лес ожил и полз в сторону беглецов. Берёзки вытаскивали корни из земли, переставляли на пару шагов и подтягивали остальное. Ветки изгибались и ощупывали пространство в поиске людей. Чёрные полоски на стволах медленно раскрывались, как раскрывается веко. Обнажились древесные зрачки.
— Какая мерзость, — Соня отступила к мосту.
— Осторожно, сзади гуси.
Славка схватил сухую палку, чтобы защищаться, но та ожила, извернулась и обвила ему руки. Соня содрала живое дерево с брата и выкинула в воду. Она теперь ни к одной берёзе не подойдёт, да и вообще от деревьев постарается держаться подальше.
Они очутились между двух огней. Был выбор — остаться на берегу и попасть к ползучим деревьям или выйти на мост к летающим монстрам. Неизвестно, где страшнее.
— Идём на мост, — решилась девушка.
Беглецы прошли до половины моста и остановились посредине. Подвесная конструкция опасно раскачивалась под ногами. Берёзы напирали сзади. Птицы носились над головой, самый крупный опустился перед ними и преградил путь к противоположному берегу.
— Соня, ты же русалка! Ты смогла бы в реке жить? Прыгай вниз, а я попробую их задержать.
— Спасибо, Слав. Ты молодец. Это же вода.
Соня затанцевала и мысленно потянулась вниз. Жидкость казалась странной и враждебной, но приказу неохотно подчинилась. Река вскипела и выкинула десяток щупалец, обившихся вокруг птиц. Те жалобно кричали и бились, пока их затягивало в жадный рот полупрозрачного спрута. Вожак метнулся на помощь своим родичам, но не успел, сам еле увернулся.
Солнце показало золотой краешек, и река взвилась пламенем, сжигая чудовищную птицу и спрута. Мост запружинил, сделался вязким как болото, зачавкал, засасывая ноги.
— Мост превращается, бежим.
Каждый шаг давался с трудом. Беглецы брели внутри каменной конструкции, пока призрачной, но неуклонно обретающей материальность. Диск солнца вылез наполовину, камень обрёл упругость и отбросил их назад. Славка упирался изо всех сил и тянул сестру.
— Нужно успеть, — пробормотал парень, — пока полностью не взойдёт.
Соня не стала представлять, что тогда будет. Явно, ничего хорошего. Никогда раньше она так внимательно не наблюдала рассвет. С этого дня она будет ненавидеть рассветы, если, конечно, у них получится вернуться домой.
Диск солнца оторвался от горизонта, и одновременно беглецы свалились на противоположный берег. Условно живы.
За мостом начался уже знакомый мрачный ельник, вход в который перегораживало чудовище. Огромная, метра три высотой, старуха сидела на ступе, свесив ножки. Одна ножка — обычная в красном ботиночке, а вторая — белая кость, заканчивающаяся когтем.
Но самое страшное — волосы. Пряди спускались с головы, цеплялись за кусты и оплетали их серебристой паутиной. Такой же паутиной было затянуто всё пространство впереди. Идти было некуда.
Глава 10
Маруся присела на краешек дивана.
— Деточка, Настя, проснулась?
— Где я?
— Дома, в обители.
— Почему мне так плохо?
— Ты не помнишь?
Настя повернулась на бок, попыталась встать. Застонала, схватилась за Марусю. Та поддержала.
— Что у меня с руками? Почему они такие? Дай мне зеркало.
Маруся помолчала, погладила Настю по спутанным волосам.
— Дай мне зеркало, — закричала Настя. — Моё бирюзовое зеркальце.
— Оно разбилось. Тебе лучше не смотреть, деточка.
— Почему ты меня сегодня так называешь?
— Я детей всегда хотела. Я тебе рассказывала, что Родион мой обещал, жених несбывшийся. А как забрала меня вода, то сотню лет одна я куковала в Жиринке нашей, пока ты не появилась. Ты как дочка мне стала, сердечко моё радовала. Давно хотела тебе сказать, да всё не решалась.
— И сейчас? После всего как дочка?
— Да, девонька. И сейчас. Но я больше тебя не чувствую, как часть рода. Чёрная Жемчужина до тебя не дотягивается.
Настя вздрогнула, прижала руки к груди и сдавила с силой ладони. Тусклое сияние окутало пальцы, пролилось жидкой зеленью. Маруся испуганно охнула.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Настенька. Что же ты натворила?
— Кажется, я создала новую Жемчужину. И человека опустошила до дна.
— Проклята ты, проклята! — Маруся испуганно отшатнулась. — Надо деда Потапа звать, пусть посмотрит. Может, подскажет чего.
Дед Потап явился на третий день. К тому времени Настя уже рассмотрела себя со всех сторон — уродина уродиной, на пугало похожа. Вместе с красотой ушла и способность наводить морок, превращаться в человека. Катя и другие девушки от неё шарахались, близко боялись подходить, будто заразная она. Маруся только рядом сидела, по волосам гладила, шептала успокаивающее.
Маруся же и поведала о последних событиях и ядовитом дожде, к счастью, кратковременном — серьёзно никто не пострадал. Несколько лёгких ожогов у людей и животных. Самым обсуждаемым происшествием стали выпавшие волосы у местной блогерши, хотя, ходят слухи, что она сама их сбрила для эпатажа.
Настя бездумно щёлкала каналы — стандартный, скучный набор передач. По местному телевидению постоянно крутили новости про ход расследования. Самыми популярными версиями были радиоактивные осадки, экологическая катастрофа и происки инопланетян. За день в Сервуге появились три уфологических общества, новая секта Свидетелей Осадков и пять магазинов с дождевиками и зонтами.
Маруся неохотно призналась, что Настю нашли оборотни на своей территории и передали русалкам с последним предупреждением. Следующее нарушение грозило обернуться официальной войной. Девушки пытались узнать насчёт тела Славки, звонили в Сервужский крест, но оборотни как в рот воды набрали. Не видели, мол, никого и ничего.
Дни ожидания протекли быстро и явился Дед Потап. Он был старым, гораздо старше Маруси. Было подозрение, что живёт он с самого сотворения мира, но никто напрямую спросить не решался.
Заговорил дед не сразу. Постоял, помялся, огладил бороду, тину с усов стряхнул. Заворчал угрюмо.
— Учишь, учишь их уму разуму, а толку не было и нет. Как были девками глупые, такими и остались.
— Ну уж прости нас, батюшка водяной, — Маруся уважительно поклонилась. — Не оставь нас помощью своей.
Потап обошёл вокруг Насти, волосы потрогал, подёргал, всю рассмотрел.
— А и думать тут нечего. Закон она преступила, а за это кикиморой болотною сделалась. Как есть кикимора. Давненько я таких не видывал.
— А вспять повернуть можно?
— О таком не слыхал, — отрезал водяной. — Ежели и есть средство, мне неведомо.
Маруся побледнела, затеребила нервно шнуровку платья. Она вспомнила, как много звёздных ночей назад она встретила Настю. С тех пор огромная вина давила ей на плечи, а сейчас стала практически нестерпимой.
Часто снилось Марусе, как девочка с русой косой приходит на берег под кривую ракиту. Зелёные глаза лучатся озорством и весельем, на щеках — ямочки, на устах — улыбка.
Маруся любовалась, спрятавшись за корягой. Такая же ясноглазая дочка могла у неё родиться, если б батюшка согласился за Родиона отдать. А вон как случилось. Нелюбимому просватали.
Вспоминала Маруся, как одна она жила в Жиринке, как тоскливо ей было. Только слежка за Настенькой и скрашивала мутные дни и длинные ночи.
Годы бежали как реченька, девочка её росла и расцветала. Стали парни заглядываться, подарки делать. Один очень уж хорош был — Василий, кузнеца сын. Добрый, ласковый, да и силой не обижен. Но Настенька нос от Василия воротила, мимо проходила.
А однажды увидела Маруся, что встречается дочка её названная под кривой ракитой с чернявым пареньком, Иваном. Затейник он первый был в соседней деревне — и на дудочке сыграть, и в любви признаться, и над девками пошутить.
Смотрела на него Настя блестящими глазами, голову на плечо доверчиво клала, позволяла себя обнимать, да целовать. А он, бесстыдник, не первую девицу открутил и бросил. И слава дурная шла, а они за ним всё равно хвостом бегали.