Спеши любить - Николас Спаркс

Я пошел вперед; немного погодя Джейми двинулась следом. Всю дорогу она держалась в нескольких метрах позади и не пыталась завязать разговор, пока мы не добрались до дома. Я уже собрался уходить, когда она сказала:

– Спасибо, что проводил, Лэндон.

Дрожь пробежала по моему телу при звуках ее голоса. Я был груб с ней, говорил самые обидные вещи, но Джейми все-таки нашла повод поблагодарить меня. Такая уж она была, и я, наверное, по-настоящему ненавидел ее за это.

Точнее, ненавидел себя.

Глава 8

Вечер выдался свежим и морозным, небо без единого облачка. Мы должны были приехать в театр за час до начала спектакля, и весь день я прескверно себя чувствовал из-за того, что накануне говорил с Джейми таким тоном. Она была со мной мила, и я понимал, что вел себя как идиот. На перемене увидел ее в коридоре и решил извиниться, но она скользнула в толпу прежде, чем я успел подойти.

Когда я приехал, Джейми уже была в театре; она разговаривала за кулисами с мисс Гарбер и Хегбертом. Вокруг все суетились и нервничали, а Джейми казалась до странности спокойной. Она еще не переоделась (ей предстояло появиться на сцене в развевающемся белом платье, как и подобает ангелу) и стояла в своем школьном свитере. Я понятия не имел, как она отреагирует, но все-таки подошел к этой троице.

– Привет, Джейми. Здравствуйте, преподобный Салливан, мисс Гарбер…

Джейми повернулась ко мне.

– Привет, Лэндон, – негромко сказала она. Судя по всему, она не забыла вчерашнее, потому что не улыбнулась, как делала обычно при виде меня. Я попросил позволения поговорить с ней наедине; мы извинились и отошли в сторону. Хегберт и мисс Гарбер наблюдали за нами.

Я нервно огляделся и сказал:

– Прости за то, что наговорил вчера. Я сожалею, если ранил твои чувства. Это была большая ошибка.

Джейми смотрела на меня и как будто размышляла, можно ли верить моим словам.

– Ты сказал именно то, что думал? – наконец спросила она.

– Просто у меня было плохое настроение, вот и все. Иногда я срываюсь. – Я понимал, что это не ответ.

– Понимаю, – отозвалась Джейми так же, как накануне, а затем посмотрела в пустой зрительный зал. Глаза у нее снова были грустные.

– Послушай, – сказал я, взяв ее за руку. – Обещаю, что искуплю свою вину.

Не спрашивайте, отчего я это сказал, – просто показалось, что так будет правильно.

Впервые за вечер Джейми улыбнулась.

– Спасибо, – ответила она.

– Джейми! – позвала мисс Гарбер.

– Что?

– Мы тебя ждем. – Мисс Гарбер махала ей рукой.

– Мне пора, – сказала Джейми.

– Да.

– Ни пуха ни пера.

Желать актеру удачи – плохая примета. Поэтому говорят «ни пуха ни пера».

Я выпустил руку Джейми.

– И тебе тоже. Непременно.

Нам пора было готовиться, и я зашагал в мужскую гримерку. Драматический театр был довольно велик для такого городка, как Бофор, поэтому благодаря отдельным гримеркам мы чувствовали себя настоящими актерами.

Мой костюм, который до сих пор хранился в театре, уже лежал там. На репетициях с нас сняли мерки, чтобы подогнать все по фигуре; когда я переодевался, без стука вошел Эрик. Эдди как раз в эту минуту перевоплощался в немого бродягу; при виде моего приятеля в его глазах мелькнул ужас. По крайней мере дважды в неделю Эрик устраивал ему трепку, поэтому Эдди, наспех натянув штаны, постарался удрать как можно быстрее. Эрик не обратил на него внимания и опустился на край туалетного столика.

– Итак, – сказал он с дьявольской усмешкой, – что ты собираешься выкинуть?

Я удивленно посмотрел на него:

– О чем ты?

– О пьесе, идиот. Ты собираешься забыть слова?

Я покачал головой:

– Нет.

– Значит, опрокинуть реквизит?

– Нет, – мужественно ответил я.

– Хочешь сказать, что не задумал ровным счетом ничего?

Я кивнул. Пакостить мне и в голову не приходило.

Эрик смотрел на меня очень долго, как будто увидел впервые в жизни.

– Наверное, ты наконец вырос, Лэндон, – сказал он.

Я не знал, можно ли считать это комплиментом.

Хотя Эрик был прав.

В пьесе Том Торнтон поражен, когда впервые видит ангела, – именно поэтому он ходит вместе с ней и помогает несчастным. Его первая реплика: «Вы прекрасны»; следовало сказать эти слова так, как будто они вырываются из глубины души. Это был ключевой момент пьесы, он задавал тон всему остальному. На беду, я никак не мог произнести их искренне. Они звучали не слишком-то убедительно, и, наверное, всякий бы, глядя на Джейми, произнес их точно так же, за исключением разве что Хегберта. Мисс Гарбер ни разу не удостоила эту сцену оценки «великолепно», поэтому я слегка нервничал, упорно пытаясь вообразить в роли ангела кого-нибудь другого, но приходилось думать о стольких вещах, что я окончательно утратил надежду сосредоточиться.

Джейми все еще была в гримерке, когда подняли занавес. В первых сценах она не участвовала – там в основном речь шла о Томе Торнтоне и его отношениях с дочерью.

Я не думал, что буду сильно нервничать на сцене – мы ведь столько репетировали, – и все-таки пережил настоящий шок. Театр был битком набит зрителями; как и предупреждала мисс Гарбер, пришлось поставить два дополнительных ряда стульев. Обычно в зале помещалось четыреста человек, но сегодня как минимум на пятьдесят больше. Люди теснились даже вдоль стен – стиснутые, точно селедки в бочке.

Когда я шагнул на сцену, наступила тишина. Публика, насколько я заметил, состояла в основном из седовласых леди – тех, что играют в бинго, а по воскресеньям пьют «Кровавую Мэри», – но в задних рядах сидели мои приятели во главе с Эриком. Настоящий кошмар – стоять перед людьми, которые ждут твоей первой реплики.

Я постарался выбросить это из головы и начал. Салли, это одноглазое чудо, играла мою дочь, потому что была маленького роста; мы с ней всё сделали так, как на репетициях, и ни разу не сбились, хотя зрелище трудно было назвать впечатляющим. Когда первый акт закончился и занавес закрылся, мы начали торопливо менять декорации. На этот раз помогали все, и мои пальцы не пострадали – я старательно избегал Эдди.

Я до сих пор не видел Джейми – судя по всему, ее освободили от возни с реквизитом, потому что ее платье было сшито из тонкой ткани и могло порваться, если бы она зацепилась за гвоздь. Мне, в общем, некогда было о ней думать. Потом занавес поднялся снова – я вернулся в мир Хегберта Салливана и побрел по улице, заглядывая в витрины в поисках музыкальной шкатулки для дочери. Когда Джейми появилась на сцене, я стоял к ней спиной, но услышал, что зрители дружно вздохнули. Если раньше было тихо, то теперь наступило прямо-таки гробовое молчание. Краем глаза я заметил, что у Хегберта, стоявшего за кулисами, подрагивает челюсть. Я собрался с духом, обернулся и увидел…