Истинная для Мира (СИ) - Владимирова Анна

Я вернулась взглядом к окну и замолчала. Не сомневался. Он вообще не доверял мне.

В груди заворочалась обида, но я поспешно прихлопнула ее, пряча чувства. Хуже не придумаешь! Враг, для которого я вся — словно открытая книга. С ним невозможно просто поговорить, просто быть рядом и не сгорать от противоречивых чувств. Он делал больно — мне хотелось ответить тем же:

— А… как вы с Киром руководите делами стаи? Вдвоем?

— Сейчас стаей правит Кир, — процедил он, награждая привычным колючим взглядом, сбивающим дыхание. Захотелось выскочить из машины и броситься прочь со всех лап. — Я… пока не в состоянии.

Так тебе и надо! Похоже, задела за живое. Я снова отвернулась к окну… и… задремала?

Потому что вдруг скакнула в сугроб и утонула чуть ли не по уши, но тут же выскочила и бросилась через белоснежное поле навстречу видневшемуся вдалеке лесу. Из груди рвалось восторженное рычание, морозный воздух беспощадно хлестал по незащищенным глазам, вынуждая часто моргать и щуриться. С удовольствием я бежала все быстрее, чувствуя каждую мышцу! Каждый прыжок отдавался в груди всплеском счастья, когда вдруг неожиданно в него щедро плеснули адреналина: меня преследовали! Чужое утробное рычание совсем рядом поставило жирную точку в вопросе «быть или не быть». Я запнулась и полетела кубарем в снег, жалея, что не могу провалиться глубоко под землю.

Большие лапы вспороли снежную глазурь перед самым носом, и на меня уставился знакомый недовольный взгляд…

— Аня, — лицо обдало холодом, и я поморщилась. Открыла глаза и глянула на своего «преследователя»: взгляд определенно был схожим. — Приехали.

— Долго ты меня догонял… — пробормотала спросонья и выпала из машины в его руки. Он поставил меня на ноги и пытливо всмотрелся в лицо:

— Давал фору… — оскалился вдруг.

Я сглотнула и отстранилась.

Мы оказались в незнакомом районе Сортавалы, царстве обшарпанных «хрущевок». Стоило озаботиться целью поездки, как Мирослав показал мне на неприметный вход в какой-то магазин… который неожиданно оказался представителем передовых брендов горнолыжной экипировки и просто дорогих качественных зимних вещей. Оказалось, что Мир решил возместить мне потерю теплого пуховика в гостиннице Ламберга. Он сказал, что мой «драник», в котором я приехала, годился только для перебежек между авто и домом. И, честно говоря, был прав.

Меня спросили только о цвете — бежевый или серый. Все остальное «властелин» выбирал сам. В итоге меня экипировали в длинный пуховик, утепленный непромокаемый комбез и высокие сапоги на шнуровке. Короче, если бы я вдруг уснула во всем этом в лесу, до меня бы не доковырялись не только мороз, но и волки.

Когда мы выехали обратно, уже стемнело. Я молчала и вглядывалась в звездное небо. Здесь оно было особенным… Если бы не мороз, можно было бы часами лежать на снегу и пропадать всей душой в неизведанных мирах. Прямо как в детстве. Не успела вдохнуть, душу заволокло воспоминаниями: поблескивающая в свете удаленных городских фонарей лыжня через большой пустырь, и я, пыхтящая на лыжах, пытавшаяся догнать отца… В горле встал ком. Я медленно выдохнула и шмыгнула носом:

— А можно мне навестить женщину, у которой я здесь останавливалась? — обернулась к Мирославу.

При мысли о старой ведунье внутри чуть отпустило… чтобы тут же покрыться коркой льда от его ответа:

— Я ее выслал, — жестко отозвался он, не отрываясь взглядом от дороги.

Я повернулась и уставилась на его профиль, подсвеченный красными бликами от панели приборов.

— Почему?! — задохнулась от возмущения.

— После произошедшего… — все больше злился он, но и у меня тормоза отказали:

— Ты избавился от единственного человека, который бы мог ответить на вопросы?!

— Мне не нужны никакие ответы! — процедил он, уже еле сдерживаясь.

— Да почему?!

Он резко ударил по тормозам, хорошо, в этой глухомани никого, кроме нас, ночью не оказалось. Хотя хорошо ли? Я еле успела выставить руки, едва не впечатываясь в парприз.

— Потому, что уже ничего не исправить! — рявкнул, поворачиваясь ко мне. — Мне достаточно того, что твоя боль бьет по нервам так, что я слепну!

— Боль? — опешила я.

— Прямо сейчас! Здесь! Когда смотрела в окно!

Чувствовала, что тормоза уже отказали обоим, но понимание внезапно охладило пыл:

— Я думала о родителях, Мир… — объяснила спокойно. — Ты же знаешь, что я выросла на Севере… просто вспомнила отца…

У меня давно не было родителей — трагедия на дороге унесла обоих, когда мне было пятнадцать.

Мы смотрели друг на друга, тяжело дыша, когда он вдруг попросил-приказал:

— Расскажи…

Я порывисто вздохнула…

— Не знаю, что рассказать, — смущенно пролепетала и забегала взглядом по салону. — Отец был нефтяником, брал меня иногда на работу…

— Разве можно было? — искренне удивился он.

— Когда работал на канадскую фирму по нефтедобыче. Не знаю, что я любила больше — гулять с ним по тайге или пастись в их столовой…

Мир усмехнулся.

— И что же было в столовой?

Не верила ушам.

— Кокосовое пирожное ручной работы.

Зверь улыбнулся шире.

— А отец? — напомнил вдруг, переставая улыбаться, и меня словно бросило обратно в снег, душа свернулась прокисшим молоком, кислота воспоминаний опалила давно затянувшиеся края раны…

— Я помню его до мельчайших подробностей… На ночь, пока была маленькой, он рассказывал мне вместо сказок о том, как производится хлеб или сахар… — я вдруг перевела глаза на Мирослава: он манипулировал… Специально заставил забыть прежние эмоции и снова окунул в них, чтобы отделить их, узнать наверняка, врала ли я… — Мир, ты… — процедила я, разбиваясь о лед в его взгляде.

— Мне, правда, важно, Аня…

— Что?!

— Верить тебе. И знать о тебе все…

-28-

Я обиженно засопела и отвернулась. Слышала, как он завел двигатель, машина снова мягко тронулась. Пошел снег. В свете фар снежная завеса казалась еще плотнее, я с трудом различала дорогу. Даже очертания ворот поселка еле угадала, а когда узнала знакомую аллею, ведущую к особняку, стало поздно.

— Мы что… сразу на ужин? — встрепенулась я.

— Да, — Мир заглушил мотор и вышел, чтобы тут же открыть дверь с моей стороны.

— Но я… — подала ему нерешительно руку, — я же не готова…

— А у тебя есть что-то, чтобы подготовиться?

Действительно, вещи привезут только завтра. Но все же я представляла себе семейный ужин у оборотней немного по-другому. Думала, сбежится весь поселок посмотреть на «неведому зверушку», а в холл встречать нас вышла только мать Мира. Ольга Михайловна нарисовалась на лестнице, едва он помог мне раздеться.

— Мирослав! — прозвучало так резко, что я вздрогнула. Мне вдруг подумалось: если эта женщина — все, что Мир видел с детства, то не удивительно, что он вырос таким холодным и жестоким. Мать окинула меня презрительным взглядом, поджав губы, и надменно глянула на сына: — Опаздываешь. Хочу с тобой поговорить. Сейчас!

Вроде бы ну что такого? Ну, рявкнула «шакалица»… Только из моей груди вдруг вырвался приглушенный рык. Я поспешно прикрыла рот ладонью и смущенно прокашлялась:

— В животе… урчит…

Мир неожиданно оскалился, а лицо Ольги Михайловны натурально вытянулось. Глаза женщины раскрылись так, что едва не выкатились, а губы задрожали.

— Что это такое? — выдохнула она.

— Моя истинная кошечка, — довольно возвестил Мирослав, собственнически прижимая меня к себе. — Больше нет сомнений?

Самообладание отказало женщине не на шутку, она побледнела и пошатнулась, а Мир, вместо того, чтобы помочь матери, увлек меня в сторону от лестницы, где виднелся вход в просторный зал.

— Мир… мама же… — затравленно оглянулась я.

— Ей только на пользу, — зло усмехнулся он.

Тут уже был накрыт стол, звучала приглушенная классическая музыка. Мария суетилась с сервировкой: