Отторжение - Инна Тронина

— Очень даже хорошо, — расплылся в улыбке Озирский. — Да и наследство тебе не помешает. Семья большая, потребляет много. Кстати, насчёт той штучки, что нужно Косаревой показать. Я рассматривал её в лупу, и увидел волокна шерсти. Похоже, что раньше это стёклышко украшало кофту или джемпер, а потом было оторвано. Если тот убитый — Антон Аверин, пусть девчонка расскажет всё, что знает. До самых мельчайших подробностей. Ради этих показаний я и «коку» достал бы. Всё равно нюхать будет — с нами или без нас. А так хоть польза.

— «Коку» лучше не надо, — предупредил Гай. — Поймают — греха не оберёшься. Ну, всё, не буду тебя больше задерживать. Скоро придёт машина, подождите минут двадцать. Значит, очередное дело в Москве кончаете?

Озирский кивнул, по обыкновению выпятив губу.

— Представляете, ребята, что они придумали? В ветвях каштана подвесили взрывное устройство. И всех троих конкурентов — насмерть. Оставшиеся в живых после того барбекю обратились к нам в агентство. Теперь уже кончаем их разрабатывать. На днях наступит развязка. Оксана как раз по этому делу и работает. Вот освободится — и поговорим. Девица она железная — уж ты мне поверь. Обожает ходить по краю. Предпочитает всё острое и горячее. Когда вернёшься из Калифорнии, приступите к тренировкам. А я уже в Питер уеду…

— Что это за группировка? Те, что бомбу на каштан повесили? — заинтересовался я. — На Литейном про таких и не слышали.

— Всё случилось в Подмосковье, — объяснил Андрей. — А к нам обратились по рекомендации. Банда эта связана с аэропортом «Домодедово» и с уральской мафией. Брать их трудно. Так что ругайте меня, на чём свет стоит…

Озирский прошёл в комнату Прохора, взял с тахты гитару. Пока не пришла машина, нужно было чем-то занять время. Он ударил по струнам, чудом их не порвав, и запел с нарочитой хрипотцой.

Моя мёртвая мамка вчераКо мне пришла.Всё грозила кулаком,Называла дураком…

Я и не знал, что Андрей так здорово знает творчество Егора Летова. Вообще, рок он пел классно. И эти слова про мёртвую мамку — даже мороз по коже!

— Прохор, машина не пришла ещё?

Озирский на минуту прекратил бренчать. Он стоял в прихожей, прислонившись к дверце гардероба.

— Потерпи немного. — Гай тоже с интересом слушал ту же самую песню, которую начал петь сам.

А сегодня я воздушных шариков купил,Полечу на них над расчудесной страной…

— Приехали за вами, — сообщил Прохор. Он стоял у окна на кухне и смотрел во двор.

— Отлично! — Андрей отбросил гитару.

Открыл стенной шкаф, он надел серый плащ, такую же шляпу. Я поспешно натянул отцовское кожаное пальто. Гай своей маленькой рукой так стиснул мои пальцы, что до макушки пронзила острая боль. А искалеченной ладони Андрей пришлось, наверное, ещё хуже.

Чёрный блестящий автомобиль с тонированными стёклами подъехал не под номерной знак дома, а прямо к дверям. Мы схватили свои кейсы и быстро сбежали по лестнице, нырнули в салон. Через минуту с визгом тормозов лихо вывернули на Комсомольский проспект.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Оксана Бабенко

11 сентября 1994 года. Сегодня воскресенье — и мокрое, и солнечное. Даже на нашей жуткой Звенигородке стало чуть потише. Моя Отка всю ночь не спала — орала. У неё опять кишечные колики. Она так страшно корчится, что я выпадаю в осадок. Но в поликлинике сказали, что у грудных это бывает. Правда, если настоящие судороги начнутся, надо срочно вызывать «неотложку».

Моя дочка — естественница, берёт только грудь. С чего бы проблемы кишечника? Правда, я даю ей разные соки. Специально выжимаю из свежих овощей и фруктов. Но от некоторых моя красавица покрывается сыпью, и опять вопит. Да ещё так вертит головой, что совсем облысела. Теперь болтаются жалкие клочья, и видно родимое пятно. Хоть бы оно заросло скорее! Одни бабки говорят, что я испугалась пожара, и это сказалось на дочери. Другие уверяют, что Октябрина будет очень счастливой.

Сейчас я хожу по квартире полусонная, в мятом фланелевом халате. Между прочим, до обеда не удосужилась причесаться. В голове такой туман, что я отрешена от всего мира. Сестра Олимпиада отправилась гулять — с Откой и братьями. А я, не умывшись, не почистив зубы, разрезала гранат и стала выедать по зёрнышку. Невероятно хочется спать. Истома разливается по всему телу. Я чувствую себя пылинкой, танцующей в солнечном луче.

У нас сегодня выходной, и на Дружинниковской улице дежурят другие люди Озирского. Зато завтра, в понедельник, ожидается развязка. Наверное, бандитов возьмут, и мы поживём спокойно. Саша Николаев обещал встретить Липку с ребятами на перекрёстке. В парк «Красная Пресня» они пойдут вместе. Конечно, дальше двора детей нельзя отпускать одних. Липке четырнадцать, но всё же она — ребёнок. И доверять ей других детей на дороге никак нельзя.

А так я не волнуюсь. Саша — человек надёжный, ответственный. Баловаться мелкоте не разрешит. И Липке с коляской поможет. Сегодня мы ночевали без него. Сашу пригласили в гости какие-то родственники.

Я подошла к окну в кухне и увидела соседку с третьего этажа. Она опять гуляла со своими пуделями — белым и чёрным. Пудели разные — карликовый и очень большой. Маленького, чёрного зовут Микки. Большого, белого — Рокко. Оба — кобели, и к ним на случки всё время водят сук соответствующей породы. Эта Мария давно торгует щенками. Да ещё палёной водкой, из-за чего на лестнице всё время гудят алкаши. Ещё мама говорила, что разводят они с любовником это пойло в области, прямо в грязной ванне.

Зато у Марии итальянские сапоги с вязаными голенищами за двести баксов*, кожаная куртка «Анжелика». Точно также она гуляла здесь и год назад, в субботу. И я стояла около окна, смотрела на неё. Думала, о том, что произошло четыре дня назад. И как прореагирует мама, когда узнает об этом. А ведь я уже залетела, только ещё не знала об этом…

Так мама ничего и не узнала — ни о моём падении, ни о внучке. Разве только с того света нас видит. Стерва я последняя — на кладбище давно не была. А когда ехать, если времени совершенно нет? Вот разберёмся с бандитами, тогда и навестим моих родителей.

А год назад у нас была большая стирка. Машина грохотала чуть не целый день. Мы втроём орудовали в ванной, а потом развешивали белье — в том числе и на балконе. Мама в те дни часто дежурила в буфете. Я тоже ночевала в «Белом Доме». Все уже знали, что готовится разгон. Хозяйство мы забросили. И только в субботу бросились находить порядок. Стирали все вместе в последний раз. Вот так же солнышко светило, и деревья желтели прядями. И Мария гуляла с собаками. А как началась на Пресне заваруха, уехала в тур, на Кипр.

Я чувствую себя неважно. Грудь болит, живот. Наверное, не надо было коляску одной тащить на шестой этаж. Лифт стоял сломанный целую неделю — только вчера починили. Ладно, Саша сейчас помогает. Заругал меня, что его не дождалась, тяжести поднимала. А я уже привыкла — год почти, как старшая в семье. Иногда так обидно, что слёзы льются сами. Рано всё на меня свалилось! Другие до пенсии под опекой, а тут всего девятнадцать лет…

Но надо крепиться, держаться. Ещё только моего нытья и не хватало. У меня есть Октябрина, и этого достаточно для счастья. Человечек мой родной, такой любимый! Как взгляну на неё, сердце прыгает в горло. В ней собралось всё, что мне дорого. И мамина кровь, и папина, и моя, и… Стоп! Об этом не надо думать. Так больно вспоминать всё это, и вместе с тем сладко.

Онмне ничего не обещал. Всё сразу было ясно. Сейчас, кажется, на родину к себе уехал. Нетегов Москве. А я всё хожу под окна с коляской, когда вырываюсь на прогулку одна. На Садовом кольце воздух плохой, конечно. Но, если углубиться в арбатские переулки, становится лучше. Я гуляю под окнамиегодома и надеюсь, что оттуда нас видно. Семья-то ничего не поймёт, а вот Откин отец обо всём догадается…

Особенно люблю там бывать вечерами, когда прощальное солнце горит в сплошных стёклах окон. Обязательно проезжаем и мимо бывшего приюта Лены Косулиной. Она прятала нас год назад, когда меня хотели арестовать, и Андрея тоже. А потом её убили бандиты, и приют разогнали. Теперь там продовольственный склад.

Странно ещё, что у меня молоко есть. Столько всего пережила, так много ревела! Но это только если оставалась одна. При детях нельзя — испугаются, сами расплачутся. Конечно, Андрей Озирский очень нам помог. Зиму мы пережили у него в агентстве, в Питере. Но ведь мальчишек нужно было в школу отдавать, Отку регистрировать — и мы вернулись. Всё это время жили, как на войне — никаких поблажек. Я на них, конечно, не претендую, но иногда становится грустно.