Проект «Джейн Остен» - Кэтлин Э. Флинн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он мне вполне по вкусу. — Вполне по вкусу для того, чтобы я могла исполнить роль потенциально удачной партии для человека, которому вскоре предстояло лишиться всех своих денег; такому джентльмену в качестве финансового парашюта пригодилась бы состоятельная жена. Будучи девушкой не первой молодости и, согласно нашей карибской легенде, сомнительного происхождения, я, пожалуй, идеально подошла бы сорокачетырехлетнему овдовевшему банкиру, что так и не оправдал надежд, которые он подавал в юности.
Перспектива оказаться в роли удачно попавшего ему в руки козыря виделась мне одновременно жуткой и уморительно смешной — я словно очутилась в еще не написанном романе Джейн Остен. Именно поэтому мы и прибыли сюда под видом брата и сестры — это была со всех сторон выгодная комбинация для того, чтобы поддерживать в нем интерес, чтобы всегда иметь повод быть рядом, пока мы не подберемся к Джейн Остен, к ее письмам и рукописи. На ухабистом пути домой я с удивлением поймала себя на мысли, что это работает — так быстро и с виду так просто.
— Вот только из меня кокетка так себе, — призналась я, гадая, откуда вдруг взялась эта потребность исповедаться. События вечера неожиданно сильно выбили меня из колеи. — Изъясняюсь двусмысленно. Перегибаю палку.
— Не прибедняйся. Ты там флиртовала как бешеная.
Если это и был комплимент, то совсем не тот, что мне хотелось получить. Я внезапно поняла: я привыкла считать себя человеком, который не кокетничает, который прямолинеен в беседе и вслух говорит о том, чего хочет. А сейчас мне очень хотелось сменить тему.
— Так откуда ты родом, Лиам?
— Из Лондона. Почему ты спрашиваешь?
— То есть ты действительно исконный британец? Или родился в другом месте?
— Все мы теперь британцы. — Это была официальная линия — так начали говорить после Вымирания и всего, что за ним последовало. Подготовленная лучше других стран, Британия превратилась в оплот, прибежище для носителей английского языка со всего света и частично вернула себе статус империи времен девятнадцатого столетия, пусть и в иной форме, поскольку империи теперь существовали в виде идей, а человеческая изобретательность и воображение стали паровозами и угольными шахтами нашей эры.
— Но некоторые — британцы в большей степени, чем прочие. — Так тоже говорили все: в обществе возникли иерархии, как это происходило во все времена. — Вот ты — исконный британец?
Повисла пауза.
— Что заставило тебя в этом усомниться?
— Я работаю с тобой уже больше года, но до недавних пор у меня такой вопрос даже не возникал. Хотя сама я… Пяти минут беседы со мной хватит, чтобы понять — я не британка. — Он молчал, и у меня возникло ощущение, что я задела его за живое. — Но это не имеет значения. Мне просто любопытно.
— Что меня выдало?
— Брось, это неважно.
— Мне просто интересно. Что именно?
Отступать он явно не собирался.
— Той ночью, когда ты вернулся домой после встречи с Генри Остеном, твоя речь звучала иначе — только и всего.
Некоторое время мы ехали в тишине, а затем Лиам наконец проронил:
— Я из Ирландии. Но уехал оттуда давным-давно. Я вообще не считаю себя… — Мысль он не закончил.
— Ну что, разбираюсь я в акцентах? — сказала я, надеясь перевести разговор в менее мутное русло. Непонятно, почему ему так не хотелось это признавать, но деваться было некуда, и я ощутила неловкость — из-за его притворства, из-за того, что уличила его. Но во время подготовки он так убедительно изображал исконного британца; подкрепляла это впечатление его девушка, Сабина, — я видела ее пару раз, когда она заходила в институт: вся из себя высокая блондинка, которая в скучающе-аристократичной манере растягивала гласные. — И какая своеобразная ирония. Помнишь, мы прочли в той статье о восприятии местными иностранцев, что в 1815 году англичане ненавидели евреев и ирландцев больше, чем кого-либо? Больше, чем даже французов! — Несмотря на только что завершившуюся двадцатилетнюю войну с последними.
Наши сиденья в фиакре располагались друг напротив друга, узкие и неглубокие настолько, что мы то и дело сталкивались коленями и бормотали извинения. Лиам откинулся назад, и его рот растянулся в улыбке.
— Возможно, как раз поэтому нас сюда и отправили.
— Из соображений этнического разнообразия?
— Вроде того. — Помолчав, он продолжил: — Чтобы продемонстрировать широту своих взглядов. Стремление к равноправию и великодушие, присущие исконно британской ментальности. Сплошные достоинства.
Его интонация была настолько нейтральной, что я не могла понять, сарказм это или нет. Дальше действовать можно было двумя способами: отстать от него — ну и пусть себе секретничает, — либо надавить и узнать, в чем там дело. Вскрыть нарыв, скажем так. Как только эта ассоциация пришла мне в голову, выбор оказался очевиден.
— Прости, если лезу не в свое дело, но я не понимаю, зачем тебе… Важно ведь не то, откуда ты вышел, а куда пришел, и ты, как по мне, весьма преуспел в этом плане. — Он не удостоил меня ответом. — Ты написал прекрасную книгу, тебя выбрали для этой миссии, у тебя красивая девушка… — На этих словах он беспокойно заерзал, и я перефразировала: — Ты так и не рассказал мне, как вы с Сабиной познакомились. Она ведь не из академических кругов? В каком-то аукционном доме работает, так?
— Сто лет назад. В старшей школе.
— Она тоже ирландка? — Я решила не выказывать удивления, что бы он ни ответил.
— Нет, конечно. — Лиам запнулся, и я собралась было метнуть в него очередной вопрос, но тут он заговорил снова: — Мы оба учились в Крофтоне.
Я знала, что это была одна из самых элитных закрытых школ, бастион исконно британского духа.
— Так вы вместе со школьной скамьи? Как мило. — Я всегда поражалась таким людям: неужели они успевали сформироваться как личности к шестнадцати-семнадцати годам?
— О нет! В то время она не желала иметь со мной ничего общего.
Я задумалась.
— Не очень-то она была тогда прозорлива, да?
Он не ответил. Мои слова повисли в воздухе, и, только когда кучер прикрикнул на лошадей и натянул поводья, я поняла, что мы уже дома, на Хилл-стрит.
На следующее утро я проснулась с ощущением, что куда-то опаздываю, на середине какой-то мысли, словно обдумывала все произошедшее во сне. Нужно было нанести утренний визит миссис Тилсон. И более того, нужно было спланировать ужин, чтобы дать симметричный ответ на гостеприимство Генри Остена. И времени у меня было немного, а ужин наподобие того, что подавали у него, — первая перемена из семи блюд, вторая из шести — требовал невообразимого количества хлопот.
Обычно я встречалась с миссис Смит после завтрака, но сегодня ждать так долго я не могла. Умывшись и одевшись, я поспешила прямиком к ней и тремя этажами ниже обнаружила