Гончаров попадает и притон - Михаил Петров

– Нет, искупаюсь, отдохну.

– Всего наилучшего, не подцепите чего-нибудь.

Злобно урча, «Нива» пошла в гору. А я, раздевшись, с удовольствием бултыхнулся в воду. Плавать – это удовольствие, дарованное нам Творцом много-много лет назад, когда мы еще были головастиками. А еще большее удовольствие при этом думать о чем-нибудь приятном. Например, о Валентине, о ее добром Федоре. Но о них думать не получалось. В голову лезла мерзкая Жорина рожа. Что за тип? То, что он у меня пойдет под суд за убийство девчонки, это бесспорно, но это позже. Сейчас меня больше всего волновало его сегодняшнее поведение, с моей точки зрения совершенно непонятное. Если он врал, то зачем? Ведь он прекрасно понимал, что я буду еще ходить и ходить по пляжу, выспрашивая каждую девку, пока наконец не доберусь до истины. А если ему обо всем доложила Галина? Если он не врал, испугавшись меня, то что я имею? Ровным счетом ничего, эфемерную бежевую «шестерку» да мифического лысого мужика. Черт ногу сломит. А собственно, какой смысл ему говорить неправду? Ну уж очень он мне не понравился, глазки пронзительные, весь на нерве, хотя не хочет этого показать. Дурак ты, Гончаров, ну почему тебе должны все нравиться? Семушкин тебе не нравится. Нейрохирург не нравится, сексуальный убийца Жора тебе тоже не нравится. Ну все, Гончаров, сливай воду, доразмышлялся!

– Мужик, ты там водяным еще не стал? – окликнули меня с одного катера. – Битый час воду буравишь.

– Кайфую.

– Кайфуй, кайфуй, пока не отвалился…

– Мужики, а где Жорин катер?

– А черт его знает, он нам не докладывает. Иногда по неделе его нет. У него где-то есть берлога. То ли на островах, то ли на том берегу.

Растянувшись на песке, я наблюдал, как деловито, по-производственному, словно ткачихи к станкам собираются проститутки. Кто в одиночку, кто парами, на машинах и пешком, постепенно они заполняли пляж, разделяясь то ли на бригады, то ли на звенья. Иные же предпочитали индивидуальный метод.

Ко мне тащился вчерашний сутенер Курас, личность при свете еще более отвратительная.

– Че, мужик, отдыхаем?

– Отдыхаем!

– Ништяк, кого будешь?

– Тебя, кислодриста!

От такой невиданной наглости у него напрочь пропал голос.

– Аик… ик… ко… длу…

– Не кодлу, а падлу, тебя, значит, понял? От Жорика я. И заткни свою вонючую пасть, или я это сделаю сам. Пошел, мразь! Курас-п…

Не поднимаясь, я заехал ему пяткой в пасть, и, судя по его реакции, очень удачно. Согнувшись, он заюлил по песку под сдержанный хохоток своей паствы.

Я поднялся и спокойно пошел по пляжу, давая понять Максу, что все идет по плану. У знакомой лодки расположились мои вчерашние подруги, Верка и Элла.

– Пойдем, что ли? – кивнул я Верке.

– А повежливей нельзя?

– Повежливей пусть с тобой муж разговаривает. Сколько берешь?

– Сколько не жалко. Но за то, что ты уделал этого ублюдка, могу и бесплатно. Пойдем. – Она протянула руку, чтобы я помог ей встать.

Игнорируя светские манеры, я отвернулся, наблюдая закат.

– Хоть ты и хам, но я с тобой пойду.

– Куда?

– Есть у меня местечко, а ты не садист?

– Нет, идем.

– Элла, ты, если что, смотри! Я крикну. Пойдем, мой золотой, тут недалеко.

Ее любовное гнездышко было поплоше Галкиного и состояло из старой двухместной палатки, прикрытой ветками.

– А ты точно не садист? – спросила она уже у входа.

– Нет, я вчерашняя лесбиянка-медсестра, Констанция.

– Господи-и-и! – Она приготовилась сесть на сучковатое бревно. Этой возможности я ей не дал.

– Успокойся, мне нужно с тобой поговорить.

– Но ты же мужик?

– Уже сорок два года, могу это аргументировать.

– Не надо, так вижу. Зачем же вчерашний маскарад?

– Так получилось.

– Трахаться-то будем?

– В другой раз. Ты вчера мне кое-что рассказала про Жору.

– Нечего я не говорила, – испуганно затараторила она, – пьяная была. Вот и несла всякую чушь. Забудь.

– Ну и терпите дальше его издевательства. Я подумал, что ты хочешь отомстить за ту убитую им девочку. Отомстить за все надругательства над вами. Ошибся, извини. – Я сделал вид, что собираюсь уходить.

– Нет, погоди. Я… я… не знаю… Я боюсь.

– Успокойся, тебе ничего не нужно делать, кроме как поспрашивать девочек, на какой машине уехал Гена Длинный в ту ночь. Внешность водителя, желательно номер машины и имя владельца. Буду ждать твоих известий до утра по телефону… Только, пожалуйста, не вякай громко на весь пляж. До встречи по телефону.

– Подожди! Ты… точно уверен, что его упекут надолго?

– С вашей помощью, да.

– Подожди здесь, я схожу к одной девчонке, она должна была видеть. Подожди. Там, у меня в палатке, есть водка и кола. Жди.

Нижним краем солнечный диск коснулся горизонта, готовясь поставить жирную точку на сегодняшнем дне. Я заполз в палатку, выпил стакан водки и подумал, что Гончаров начинает вести жизнь альфонса. Вчера взял у проститутки пятьдесят пять тысяч, сегодня пью их водку, а завтра буду жрать их суп. Веселая перспектива.

Чуть слышный шорох раздался слева. Я насторожился, крепко сжимая горлышко бутылки.

– Константин Иванович, как вы?

– Черт, чего тебя сюда принесло? Знака я не подавал.

– Не подавали, но вы ушли из прямого зрения, а там сутенеры кучковаться начали. Нюхом чую, не к добру.

– Ладно, отобьемся. Но вряд ли они предпримут что-то серьезное. Жора еще не приехал?

– Нет. Я набросал его портретик, вроде похожий.

– Ну и отлично. Сиди там, где сидишь, только мышкой. Замри, она идет.

– Ой, Костя, – вползая в палатку, захныкала Верка, – чего-то мне не по себе.

– Что узнала?

– В общем, так. Ритка видела, как он садился в белый «жигуль» четвертой модели. Номеров она не знает, а вот за рулем была баба. Она сама его и позвала.

– Как?

– Где ты, говорит, так нализался? Поехали, отвезу домой. Он вроде брыкаться стал, а она ему: «Гена, садись, а то будут неприятности». Вот примерно такой разговор получился. Потом он сел и уехал с ней вместе… – Она оглянулась и зашептала: – Чего-то мне не по себе. Наши пастухи шепчутся, за мной было увязались. Я, правда, их прогнала, говорю, у меня клиент, но…

– Короче, дергаем отсюда, Вера, пока не поздно, и эту Ритку прихватим. Они видели, как ты с ней базарила?

– Да.

– Пойдем. Макс, страхуй.

– Нет вопросов.

– А это кто? – пуще прежнего затряслась Верка.

– Свои, идем.

Шесть сутенеров поджидали возле моей одежды. Гнусные их улыбочки ничего хорошего Гончарову не обещали.

– Забирай Ритку и поднимайтесь к ГАИ. Там в кустах стоит «шестерка». Ждите там, – успел я шепнуть Верке.

– А вот и шнырек появился. Ну-ка иди сюда, медсестричка. Пацаны, че вижу. У нее за ночь хрен вырос.

– А титьки пропали.

– Отдайте одежду, – как можно спокойней посоветовал я, – ребята, не надо скандала. Все еще впереди.

– Он, сука, еще угрожает.

– Толян, тащи его в кусты, там разбираловка будет.

– А че ты очкуешь, давай при б… устроим.

– А вдруг замочим?

– Ну и че? Будут молчать, как овцы.

– Клиентов полно.

Я понимал, что идет обычный сеанс запугивания и ничего конкретного они предпринимать не будут, пока не получат на то разрешение свыше, то есть от Жоры. Но Жоры не было, а подонки были трусоваты. Поэтому, действуя спокойно, без резких движений, можно вполне обойтись словесно-матерным поносом.

– Слушай сюда, хорьки. Завтра я приеду с Жорой, и каждый из вас будет лизать мне жопу. По очереди и в драку.

– Че, крутой, да?

– Чего-то Жора нам про тебя не…

Слева стоящий парень сделал обманный блатной выпад, целясь в глаза… Я-то понимал, что он не ударит, но сработал инстинкт и старые тренировки. Со сломанной рукой парень корчился на песке, оглушая пляж дикими воплями.

– Да он мент, братва! – завизжал самый истеричный. – Мочи его!

Они успели ударить меня раза три. А потом появился Макс. Такое я видел только в кино. Он успокоился только тогда, когда все шестеро аккуратными шпалами, поскуливая и повизгивая, лежали на земле.

– Пойдем, Константин Иванович, время позднее. Зря вы бучу затеяли. Они бы потявкали, да и перестали, а то вон чего получилось. У двоих ножи выбил.

Мы уходили под вопросительное молчание проституток, не знавших, как себя вести дальше. То ли мы становились их новыми хозяевами, то ли произошла обычная драка.

Ритка с Верой стояли возле машины и со страхом глядели на Ухова.

– Что, девчоночки, похолодало? – открывая дверцу, пошутил он. – Садитесь, чай, не июль месяц.

– Что нам теперь делать, Константин?

– Либо поменять профиль работы, либо место работы, но в любом случае я вам не советую высовываться из дому хотя бы неделю. Дайте свои телефоны, они мне могут пригодиться, только не врите. Один черт, я вас найду. И не дурите, не вздумайте просить прощения у дяди Жоры. Это будет самая большая ошибка вашей заблудшей молодости.