Разговоры по душам - Сандра Мэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снотворное не понадобилось. Усталость, потрясения сегодняшнего дня и злость, душившая Триш-Миранду, сделали свое дело, и, когда Сэнди принесла ей на подносе стакан теплого молока, в который предварительно всыпала лошадиную дозу снотворного, героиня грядущего уик-энда крепко и мирно спала.
Сэнди немножко постояла возле постели подруги, с жалостью глядя на бледное и измученное личико Триш. Сомнения терзали девушку.
Правильно ли они сделали, решившись продолжать эту игру? Не станет ли это фатальным для психики Триш? Что, если она так и не сможет выйти из образа Миранды Секстон?
Потом Сэнди вспомнила Мэтта, его огромные кулаки, сжатые в беспомощном жесте отчаяния, — и поёжилась. Весь день ею руководил азарт и тревога за предстоящее мероприятие, но теперь, на исходе трудного дня, Сэнди все видела иначе.
Мэтт не актер, не обманщик, он просто хороший и добрый парень, порядочный и работящий. Когда он согласился на эту безумную авантюру, им двигало желание заработать денег на содержание своего отеля — наверное, так? Кроме того, Триш ему понравилась, он искренне хотел помочь ей. Теперь же он в отчаянии, потому что не может справиться с ситуацией.
Глупо все получается. Послезавтра во второй половине дня начнут приезжать гости. Будет ли Триш все это время пребывать в своем новом облике — или завтра утром она проснется и с ужасом убедится, что провела ночь в постели с малознакомым мужчиной? Кстати, где он?
Сэнди тихонько прикрыла за собой дверь и отправилась вниз.
Мэтта в гостиной не было, а из кухни доносилось бодрое пение дяди Кларенса. Старикан мыл посуду и пел. Сэнди осторожно постучала.
— Эгей! Можно к вам, мистер Саймон?
— Зови меня дядей Кларенсом, девочка. На мистера Саймона откликается у нас только Мэтт, да я и не Саймон вовсе. Я из Тоддов. Кларенс Реджинальд Тодд. Заходи и садись к огоньку. Сейчас налью тебе чаю.
— Спасибо. А где… Мэтт, вы не знаете?
— Ну, как тебе сказать… Юридически рассуждая, он где-то здесь, а географически — где угодно на площади в десять квадратных миль. Таковы наши с ним владения. Думаю, он взял с собой лохматого бандита и ушел прогуляться. Денек сегодня выдался нелегкий.
— Да уж… Дядя Кларенс, а что вы думаете по поводу нашей затеи?
Кларенс фыркнул.
— Я уже сказал — дурью вы маетесь. Девка временно помрачилась умом, это бывает. Передохнет — придет в себя. Придет в себя — а вы и знать этого не будете, вот тут она на вас и рассердится. Когда поймет, что вы ее держите за дуру.
Сэнди пригорюнилась.
— Мы ведь хотели, как лучше. Она же сама вообразила себя Мирандой…
— Будь проще, рыжуля. Скажи честно: если ее прямо сейчас отправить в больничку, сорвется выгодный контракт, издательство потеряет деньги, а значит, прогадает и твоя хозяйка. Ведь главная причина в этом?
— Ну… для Триш это все тоже очень важно…
— Она сейчас не Триш, стало быть, и решать за Триш не может. Вы с моим обалдуем еще больше морочите ей голову, и добром это не кончится, вот увидишь. Учти, я искренне говорю, потому как по-хорошему то нам с Мэттом ваши игры только на руку. «Тихая дубрава» на ладан дышит, без ваших денег нам зиму не пережить. Продавать придется, а для Мэтта — да и для меня — это дом родной. Здесь все своими руками сделано, каждый гвоздик вбит… В общем, нам эти игрушки только на руку, верно говорю. Но поскольку я старый пень и жизнь знаю лучше, то и говорю — зря вы это затеяли. Кончится все большим скандалом.
— Спасибо, утешили.
— Даже и не думал. Я вообще философ. Что должно быть, то и будет. Может, она вообще завтра проснется здоровой и бодрой, в своем уме? Поглядим…
«…Брюс изменился в одно мгновение. Прежний добродушный парень исчез, на его место встал безжалостный и хладнокровный боец. Он стрелял расчетливо и неспешно, не давая бандитам подойти ближе. Он знал, что сегодня ему придется убить человека, возможно, нескольких, знал — и оттягивал этот момент.
Разумеется, он не все рассказывал про себя в лагере у костра. Годы, проведенные без Миранды, прошли отнюдь не только в идиллическом и мирном труде в разных уголках планеты.
Он не любил об этом вспоминать, потому что почти сразу понял в тот год — это не для него. Совершенно.
Его завербовали в Гонконге. Там он подрабатывал тренером в спортзале, уехав из Китая после смерти Мэй Линь. Невысокий чернявый парень хрупкого телосложения ходил на тренировки в течение недели. Брюсу было жаль неумелого малыша, и он добросовестно обучал его приемам самообороны.
Через неделю занятий парень исчез, а к Брюсу в кафе подсел кряжистый, хмурый и небритый мужик с татуированными руками и короткой шеей профессионального борца. Он в нескольких словах обрисовал грядущее мероприятие, а потом назвал такую сумму вознаграждения, что Брюс почти не раздумывал.
На небольшой базе в Тихом океане, куда их всех доставил маленький спортивный самолет, Брюс встретил чернявого малыша. Его звали Марко Гонсалес, и в течение десяти дней он учил Брюса и остальных новобранцев убивать людей одним ударом пальца, ладони, кулака, ножа, приклада — что есть под рукой. Брюс немножко чувствовал себя дураком, немножко гордился собой, немножко побаивался, предчувствуя недоброе.
Их привезли на самую обычную войну. Вся и разница, что в газетах об этой войне не писали, и официально ее никто никому не объявлял. Брюс очень быстро понял, что это не для него. Совершенно…
Но контракт был подписан, маленькая война шла своим чередом, и волей-неволей Брюс Хоук учился — если и не убивать, то выживать.
Солдатом удачи он был полгода, потом еще три месяца бегал по всему миру, потому что боялся, что его не отпустят. Только встретив два года спустя малыша Гонсалеса в Гамбурге и поговорив с ним, Брюс успокоился.
Не гони волну, сказал малыш. Мы же не спецаки, не зеленые береты. Обычная наемная работа, только и всего. Отработал — домой! Другое дело те психи, кто без этого жить не может, сказал Гонсалес. Такие живут от контракта к контракту, а деньги даже потратить не успевают. Для этих главное — война. Я вот не такой, сказал малыш Гонсалес. Я жениться собрался и бар открыл. Теперь с деньжатами все будет класс. Пойдем, сказал Марко Гонсалес, познакомлю тебя с невестой. Она со мной будет работать, в баре.
Невеста была красивая и высокая, белая такая немка, но Гонсалесу она нравилась, а Гонсалес — ей. Брюс пожил у них пару дней, пока оформлял документы на следующий корабль. В следующий раз он попал в Гамбург через четыре месяца и сразу пошел в бар к Гонсалесу.
Труди встретила его приветливо, а на вопрос, где Марко, потемнела лицом и расплакалась.