Ученица ведьмы и узы проклятой крови - Райн Александр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты не можешь им помочь, – безжалостным приговором прозвучал голос Веры, когда родители Нины ушли.
– В каком это смысле – не могу? Мы же чёртовы ведьмы. Мы всё можем!
– Тебе нравится это слово? Ведьма? Что за попса? Фу, никогда больше не произноси его при мне.
– Да мне плевать! Мы должны им помочь!
– Девочка, когда ты наконец запомнишь? Я никому ничего не должна! И ты, кстати, тоже! Ну, разве что мне.
– Тогда скажи, что делать? Я и сама справлюсь!
– Ты? Ах-ха-ха, не смеши! Все эти фокусы, что ты проделываешь, ерунда. Настоящая работа – это изготовление эликсиров, снадобий, лекарств. Таким вещам обучаются десятилетиями, а ты хочешь с нуля создать то, что победит смерть?
– Чего ты хочешь? – проскрежетала сквозь зубы Катрин, полная злобы и разочарования.
– В каком смысле? – удивилась ведьма.
– Чего. Ты. Хочешь. Взамен. За помощь? – делая паузы после каждого слова, проговорила Катрин стальным голосом.
Вера мгновенно изменилась в лице, взгляд её стал холодным и уничижающим. Она отрывисто произнесла:
– Уйдёшь от родителей, отдашь мне личные вещи, будешь беспрекословно выполнять мои указания и, возможно, что-нибудь ещё.
У Катрин онемела левая сторона туловища. Губы задрожали, она и подумать не могла, что ей предъявят подобный ультиматум.
– Зачем тебе всё это? – спросила она, стараясь, чтобы её голос не дрожал.
– Затем, что подобные зелья стоят именно столько.
– Но заказчик может всё это оплатить! – голос у девочки всё же срывался от страха, она не хотела уходить из дома.
– Заказчик будет расплачиваться с тобой. Сама решай, что тебе нужно. Я свою цену уже назвала.
Катрин не выдержала и выбежала из квартиры, стараясь не показывать жестокой соседке своих слёз. Она хотела как можно скорее оказаться в своей комнате и уткнуться лицом в подушку. Её ещё никогда не ставили перед таким ужасным выбором.
«Я ни за что не пойду на эти условия! – царапала ручка на жёлтых страницах дневника, в котором Катрин фиксировала всё, что происходило в её жизни. – Этой эгоистичной стерве плевать на всех, кроме себя. Как можно так легко отказывать в помощи людям, которые реально в ней нуждаются, и помогать всяким лицемерам? Идиотам, которые сами способны разобраться со своими проблемами! Я не могу сделать то, о чём она меня просит, не могу. Но папа Нины… Он же умрёт! Плевать, что он придурок – это всё из-за проблем, которые свалились на их семью. Нина всегда говорила, что любит своего отца, который, в отличие от моего, занимался её воспитанием. Что же делать? Если я соглашусь, то стану рабыней этой ведьмы. Ей не нравится слово „ведьма“, но она ведьма, самая настоящая, самая мерзкая, она…»
Катрин не успела закончить мысль, потому что дверь комнаты открылась, и на пороге появилась её заспанная мать.
– Ты ещё кто? – удивлённо спросила женщина, на лице которой отпечатались следы от подушки.
– В каком смысле – кто я? – озадаченно посмотрела на неё Катрин, пытаясь понять: её мать – лунатик или же просто поймала «белочку».
– В прямом! – на этот раз слова прозвучали грозно, а широко открытые глаза и внятная речь говорили о том, что мать совершенно трезвая. – Кто ты такая?! Где Катрин?! Я сто раз говорила ей, чтобы никаких подруг в дом не водила!
На секунду Катрин подумала, что мать над ней издевается, но потом она краем некогда слепого глаза увидела своё отражение в экране телефона и испуганно ахнула.
– Милочка, я, кажется, задала тебе вопрос: где Катрин?
Ведьмочке не обязательно было читать мысли матери, чтобы понять, что та сейчас вышвырнет её в коридор, если не получит ответа. Достаточно было этого сурового взгляда. Но что она может сказать? Что её дочь сидит прямо перед ней, только она изменила свою внешность при помощи волшебного зеркала? Это звучало глупо даже в мыслях. Катрин попыталась направить на мать импульс и подчинить своей воле, но сил уже не осталось. Нужно было срочно подзарядиться, а под рукой, как назло, ничего не было. Делать нечего. Катрин встала из-за стола и, тоскливо взглянув на суровую женщину, прошла мимо неё и направилась в сторону входной двери, надеясь найти по дороге хотя бы маленький аккумулятор, но всё было без толку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})* * *Девочка покидала родную квартиру с распухшими от слёз глазами. Она вдруг поймала себя на мысли, что последнее время плакала гораздо чаще, чем улыбалась. Так или иначе – Вера победила. В конечном итоге придётся идти к ней и просить зеркало, чтобы вернуть свою внешность, либо остаться там навсегда и помочь родителям своей бывшей подруги.
Усевшись на холодных бетонных ступенях, Катрин достала из кармана телефон и стала листать список контактов. Всё, чего сейчас ей хотелось, это поговорить с кем-нибудь, излить душу, спросить дружеского совета. Но среди имён в списке она не смогла найти достойного кандидата для своих откровений. Девочка опёрлась о стенку и, закрыв глаза, растворилась в собственных мыслях.
– Дочка, ты чего на холодном сидишь? – прозвучал знакомый голос, и Катрин открыла глаза.
Перед ней стоял отец. В одной руке он держал бутылку портвейна, а в другой – метлу. На памяти Катрин отец был трезв лишь однажды, когда его привезли из больницы после того, как удалили аппендицит. Она смотрела в его пожелтевшие, словно старая раковина, глаза и понимала, что он обращался не к ней, а к той, в кого она превратилась – к Каталине.
– Проходите, я вам не мешаю, – тихо сказала Катрин и поджала ноги, чтобы пропустить его.
– Мать дома? – он говорил так невозмутимо, словно понимал, кто сидит перед ним.
– Я не ваша дочь, – огрызнулась Катрин и отвернулась.
– А чья же тогда? – удивлённо спросил мужчина и, пристроившись рядышком с девушкой, отвинтил пробку у бутылки.
Рот Катрин открылся от удивления, она не понимала, как такое возможно.
– Как ты узнал, что я – Катрин?
– Я, конечно, пьяный, но не слепой, – промямлил мужчина, вытирая рот рукавом.
– Но я ведь выгляжу по-другому! – не унималась девочка, которую не признала родная мать.
– Мне плевать, как ты выглядишь, я свою дочку узна́ю из тысячи, – ласково прохрипел прокуренным голосом отец и достал из кармана смятую пачку сигарет.
Катрин вытерла слёзы. Она и представить не могла, что её отец такой проницательный. Последний раз они разговаривали года три назад, хотя жили под одной крышей, ели на одной кухне и пересекались по пять раз на дню. Катрин решила попытать удачу и спросить совета у своего, пусть и никчёмного, но родителя.
– Если бы ты мог помочь хорошему человеку, но взамен тебе пришлось бы отдать очень многое, ты бы помог? – спросила она у закурившего отца.
Тот сделал глубокую затяжку. В воздухе витал знакомый с детства запах жжёного сена. От отца всегда пахло этими сигаретами, а ещё дешёвым одеколоном и портвейном.
– Я уже помог, – сказал он, выпустив в воздух густое серое облако. – Когда тебя ещё не было на свете, у нас с твоей матерью был дом, который достался нам от моих родителей. Мы прожили там два года и жили бы дальше, если бы не продали, а деньги не отдали твоему будущему крёстному.
Шокированная Катрин слушала невероятную историю, которую до этого момента никто из родителей ей не рассказывал.
– Твоя мать меня отговаривала, но я не слушал. Она до сих пор меня простить не может. Зато, благодаря этому, дядю Ваню тогда не убили бандиты. Он отдал долг, и его оставили в покое. А мы переехали в квартиру, которая твоей маме досталась в наследство. Так что, дочка, решать тебе. Но если чувствуешь, что без тебя человек не справится, то нужно помочь, иначе потом будешь мучиться совестью. Я не смог отказать, в моей семье так было не принято.
Он затушил окурок о ступеньку, встал и, шатаясь, побрёл домой, оставив обескураженную этим откровением дочь размышлять в одиночестве.
Катрин мысленно записывала в дневник следующие слова:
«Сегодня я поняла, что ничего не знаю о своей семье. Отец – это всё же отец, каким бы придурком он ни был. Жаль, что мы не можем общаться с ним чаще. Жаль, что я не могу узнать его лучше. Думаю, это была наша последняя беседа, потому что я ухожу из дома навсегда, чтобы спасти отца Нины. До чего же обидно, что всё складывается именно так. Прощай, папа».