Ночь лунного страха - Ирина Арбенина

— Дела? — недоуменно пожал плечами официант. — Что есть «дела»? Я не совсем понимаю…

— Да тебе-то зачем это понимать…

Парень вздохнул и озадаченно отложил газету.

Что же теперь получается? — размышлял он. Получается, что ему больше не надо опасаться за свою жизнь? Получается, что его врагов больше нет?! Они погибли? Больше того — они сгорели… Словно проклятие, которое он послал им вдогонку, сбылось!

Словно слова, которые он тогда произнес: «Чтоб вы сами все сгорели!» — исполнились.

И это было похоже на чудо. И то, как они погибли!

Наконец он позволил себе расслабленно откинуться на спинку стула, опустил воротник куртки. И впервые за все время пребывания в этом городке снял темные очки — надо признаться, порядком ему надоевшие. Ходишь в них как дурак, хоть ночь, хоть день, хоть дождь, хоть солнце… Еще немного, и скоро умываться бы в них начал!

Он заказал еще пива — и оно показалось ему теперь очень вкусным…

— Ну и дела…

Он пил пиво «Будвайзер» и не замечал, что с улицы сквозь широкое окно-витрину на него смотрят.

Парень, наконец снявший так надоевшие ему темные очки, не заметил, что его разглядывают. И это было его ошибкой. Есть взгляды, которые следует замечать.

Пропустить такой взгляд все равно что пропустить смертельный удар. Потому что ничего хорошего такой взгляд не сулит.

Глава 11

— С днем рождения!

Светлова не забыла, какой сегодня у девушки день, и первым делом, появившись за завтраком, поторопилась ее поздравить.

— Спасибо, Аня…

Дэзи улыбнулась совсем по-детски — было видно: она польщена вниманием.

— Всех благ!

— Да у меня и так все есть, — скромно призналась Дэзи.

— Ну, тогда любви и счастья.

— А вот это — пожалуй!

— А где наш друг Никита? — приступая к завтраку, Светлова окинула взглядом зал.

— Уехал… Дела! Но к обеду обещал вернуться, — заверила ее Дэзи.

«Ну-ну… — подумала Анна. — Если, конечно, очередная перестрелка на дороге не слишком затянется… Знаем мы теперь эти „дела“!»

За утренним столом не оказалось и мадам Гоцци.

— Все в порядке? — поинтересовалась Аня у мадам Вронской, которой просто полагалось всегда быть в курсе всех дел. И, не удержавшись, добавила:

— Нашу мадам Гоцци, надеюсь, не выносили больше из номера?

Вронская обиженно поджала губы. Она не любила, когда шутили над ее «феноменальной наблюдательностью».

— Просто Гоцци уехала в гости к своей приятельнице в другой город, — сухо проинформировала она.

— О'кей… — Светлова не стала утомлять более мадам Вронскую и улыбнулась своей визави:

— Ну что, Дэзи? Какие планы по празднованию?

— О, сейчас проинформирую, — оживленно начала было рассказывать девушка и остановилась: у нее в сумочке запиликал телефон. — Минутку…

Разговор по телефону был коротким. Светлова заметила, как изменилось у нее лицо. «Что такое можно сообщить за пару минут, чтобы человека так перевернуло?» — подумала Анна.

— Это папа… — Дэзи убрала телефон в сумочку. — Он, к сожалению, не приедет на мой день рождения.

Не сможет. Тепло поздравляет меня, конечно. Желает счастья, здоро… — И, оборвав фразу на полуслове, она замолчала, о чем-то задумавшись.

Почему-то о планах грядущих торжеств по случаю дня рождения Аня решила ее больше не расспрашивать.

После завтрака они вышли в холл отеля. В воздухе стоял запах роз. А на стойке у пани Черниковой лежала большая коробка в разноцветной бумаге и почти все место заняла огромная корзина цветов.

— Это госпоже Медведевой! — торжественно объявила хозяйка «Королевского сада».

— Bay!

Дэзи радостно подхватила подарок и цветы и побежала настолько шустро, насколько позволяла ей ее поклажа — корзина была немаленькой! — наверх, к себе в номер.

И как в воду канула…

Никаких телефонных звонков с радостными воплями. Никаких стуков в дверь. Никаких «вау» больше.

И это было — насколько Анна успела ее узнать — совсем на Дэзи не похоже. Девушка была из тех, кому непременно надо поделиться и бедой, и тем более радостью…

Когда спустя часа полтора Светлова сама постучала к ней в дверь, в ответ раздалось лишь безразличное «заходите».

— Чудо! — Анна восхищенно дотронулась до легкого, как паутинка, платья, лежащего на кровати рядом с девушкой.

Но она даже не повернула головы в Анину сторону. Сидела на постели и грустно смотрела перед собой.

— Не приехал, — наконец сказала она. — Даже на мой день рождения не приехал!

— Но зато какой подарок! — попробовала утешить ее Аня.

— Да… Конечно… — довольно уныло согласилась Дэзи и отвернулась от коробки.

— Вы уже примерили?

— Нет.

— Нет?!

— Не хочется…

— Не хочется?!

— Да, я не хочу примеривать это платье.

— Не хотите надеть такую великолепную вещь?

Дэзи нахмурилась.

— Ну, разве не странно… — прошептала она вдруг и замолчала.

— Что же странного?

— Как он мог забыть даже об этом!

— О чем забыть, Дэзи?

— Ведь он отлично знает, что я не люблю этот цвет!

И, перестав сдерживаться, она расплакалась безутешно, почти как маленький ребенок.

— Не расстраивайтесь, Дэзи… Ни один мужчина никогда не помнит таких пустяков!

— Это не пустяки. И к тому же… Он помнит, помнит! Он не может этого не помнить… Это все равно, что он забыл мое имя.

— Понимаете…. — снова принялась ее утешать Светлова. — По всей видимости, ваш отец действительно очень занят…

Но Дэзи не дала ей договорить:

— Я одна… Вы понимаете? Я осталась совсем одна.

— Ну что вы такое говорите…

— Помните, вы спрашивали меня, что случилось с Аладдином?

— Помню, конечно.

— Так вот… Это мама. Она выпустила Ала гулять — и забыла про него. Напилась и забыла… Вырубилась! Всю ночь Ал пролежал на каменных ступенях под дверью. А мороз был страшный, как назло. Утром Ала обнаружила и впустила в дом приехавшая домработница. С тех пор он, — Дэзи кивнула на собаку, — с тех пор он такой.

— Понятно…

— Ничего вам не понятно… Слышите? Ничего!

— Ну хорошо, хорошо… Не волнуйтесь вы так.

— Я ведь тогда от нее ушла. Насовсем. Сказала отцу, что хочу жить одна. Буду учиться за границей.

— Понятно…

— Иногда я думаю о маме с жалостью… Но стоит мне увидеть, как Ал поднимается с коврика, подтягивая искалеченные лапы, во мне снова закипает такая злость… Наверное, это ужасно, да?

— Почему ужасно?

— Ну потому что получается: собака мне дороже матери…

— Я не думаю, что дело в этом.

— Вы правы… Речь не о том, кто дороже: человек или собака, и кого надо больше любить. Понимаете…

Скотство — это когда ты не несешь никакой ответственности за то, за что обязан отвечать. Может быть, даже жизнью своей обязан… — Дэзи кивнула на мини-бар со стройным рядом бутылок. — Обнялась вот с такой — и гори все синим пламенем: ребенок, собака… А потом продрала глазки, и вот она я — любите меня: я ведь ничего не помню. Алкоголизм, мол, болезнь, а не свинство!

Светлова молча слушала девочку.

— Я ее не ненавижу, понимаете?

Аня пожала плечами:

— Если честно, нет…

— Отец считает, что у меня был из-за нее нервный срыв. И что… Ну, в общем, что я пережила очень тяжелый стресс. Отсюда и возникла идея с этой клиникой. Поэтому он, наверное, и прислал мне ту кассету.

Сказал по телефону, что ему рекомендовали ее надежные люди. А вы с ходу взяли и записали меня в сумасшедшие…

И она опять уставилась в одну точку.

«Да, деточка, если папа с мамой и далее будут так к тебе относиться, не исключено, что воспользоваться этой клиникой тебе все-таки придется», — грустно подумала Светлова.

— А где Дэзи? — налетел на Анну Никита, вернувшийся, как и было обещано, к вечеру.

— У себя.

— Я стучал в дверь — никто не отзывается.

Светлова пожала плечами:

— Это еще что… Уже дважды присылали из «Черного слона»: у них все готово для торжественного ужина. Пани Черникова тоже испекла для нее свой торт.

— А она?

— Сидит у себя в номере, надувшись, как сыч, грустная, несчастная, и ничего не хочет. , — И торта со свечами?

— И торта со свечами не хочет.

— Вот это номер…

— Может, вам удастся ее извлечь оттуда на свет божий? Все-таки у нее день рождения.

— Идемте! — Сыщик схватил Светлову за руку и потащил за собой на второй этаж. — Вы должны мне помочь. Дэзи! — Он снова принялся колотить в дверь.

Поскольку из-за двери не доносилось ни звука, Анна тоже присоединилась к этим увещеваниям:

— Дэзи, дорогая… Ну пожалуйста, откройте нам!

Появилась потревоженная поднявшимся шумом пани Черникова и тут же присоединила свой голос к этому хору.

Безрезультатно.

Самое удивительное, что Аладдин тоже не подавал голоса. То ли из солидарности со своей хозяйкой, то ли… В общем, Светлова уже не знала, что и думать!