Свет Рождества - Мэри Патни

– Ох, простите, Элизабет. Вы оказываете на меня потрясающее действие.

Она потрясенно уставилась на него, широко раскрыв глаза. Затем села и схватила из корзины свои очки, торопливо надев их, словно именно они являлись ее защитным барьером. Дыша глубоко, но неравномерно, она ответила:

– Похоже, действие оказалось взаимным.

Снова схватившись за очки и проверив, на месте ли они, она продолжила:

– Поскольку огонь не будет гореть вечно, не стоит ли нам поджарить часть сыра и разложить его на оставшийся хлеб? Горячая пища будет как раз кстати.

Рэндольф не знал, чувствовать ли себя благодарным или оскорбиться от того, что она проигнорировала такой по-настоящему превосходный поцелуй. На самом деле, опасно превосходный; ибо мысль о том, чтобы поцеловать ее снова, была намного более привлекательной, чем вид их скудной пищи, а результат согреет их обоих во всех отношениях.

С большим трудом Рэндольф сконцентрировал свое внимание на практических делах.

– Прекрасная идея, – откликнулся он. – Хотя мне кажется, что я обменял бы все, что находится в корзине, на большую кружку обжигающе горячего чая.

– Это очень жестоко с вашей стороны, лорд Рэндольф. – На ее лице отразилась тоска. – Крепкий итальянский кофе с горячим молоком тоже очень подошел бы. И много-много сахара.

Он рассмеялся.

– Мы не должны мучить себя этими картинами. Завтра утром мы сможем выпить столько чая или кофе, сколько захотим, и оценим эту возможность гораздо больше, поскольку сегодня нам их не хватало.

Плавленый сыр и поджаренный хлеб оказали свое ободряющее действие, дав им возможность с надеждой встретить суровый день. К тому времени, когда огонь перешел в слабое мерцание тлеющих угольков, а солнце поднялось над горизонтом, Рэндольф почувствовал, что полностью готов к той трудной беседе, которая, как он был уверен, была неизбежна.

– Элизабет, нам необходимо кое-что обсудить.

Изящно слизав последние крошки с пальцев, она спросила:

– Да, милорд?

– Поскольку мы провели эту ночь вместе, боюсь, что ваша репутация теперь разрушена, – напрямик высказался Рэндольф. – Существует только одна возможность исправить положение, хотя я знаю, что она вам не очень-то приятна.

– Ерунда, – парировала Элизабет. – Моей репутации будет нанесен урон, если люди узнают о сегодняшней ночи, но даже и в этом случае я сильно сомневаюсь, что последствия будут ужасны. Я уже не английская девушка, делающая первые шаги в свете, вы же знаете. Как иностранка довольно зрелых лет, я существую вне обычного итальянского светского общества, а потому мои действия не будут оценивать по тем же самым правилам. Поэтому вряд ли моей репутации что-либо угрожает, даже если то, что случилось, станет общеизвестным. – За ее очками вспыхнули веселые искорки. – На самом деле большинство итальянских женщин позавидуют моему опыту - "разрушению" моей репутации вами.

Не обращая внимания на ее легкомысленный тон, Рэндольф продолжил:

– Вы не подумали о проблемах с работой, – какая холоднокровная англичанка, желающая доверить кому-то управление своими горячими дочерьми, будет настолько терпимой? А другие потенциальные работодатели?

По мере произнесения им этих слов, практически лишавших ее работы, на лице Элизабет появлялась неуверенность.

– Могут возникнуть проблемы, если вчерашняя ночь станет достоянием гласности, – допустила она. – Но я все еще думаю, что это маловероятно. Я и правда не являюсь частью неаполитанского английского сообщества. Кому придет в голову сплетничать обо мне?

– Вы думаете, что в этой части Кампании остался хоть кто-то, кто еще не слышал о том, что два inglesi оказались запертыми здесь, как в ловушке, в нынешний Сочельник? Если эта история еще не достигла Неаполя, то это непременно произойдет сегодня днем. – Рэндольф поморщился. – К сожалению, я был настолько занят, что не смог вчера вечером присутствовать на обеде в британском Посольстве, и мое отсутствие вряд ли останется незамеченным. Местные сплетники прекрасно осведомлены, что почти все время мы проводим вместе. Как вы думаете, сколько понадобится времени, чтобы предположить, кто такие эти загадочные заблудившиеся inglesi? Ваша репутация разлетится в клочья, и вы останетесь без работы, по крайней мере, работы гувернантки.

Она побледнела, но спросила:

– Разве не стоит сначала все увидеть своими глазами, а уж потом предполагать худшее?

– Возможно, мое беспокойство преждевременно, но я так не думаю. – Его рот искривился. – Я знаю, Элизабет, что вы не хотите выходить за меня замуж, но, если я увижу хоть малейший намек на назревающий скандал, я вам клянусь, что потащу вас к ближайшему протестантскому священнику. Даже если вам лично не будет никакого дела до вашей собственной репутации, будь я проклят, если я захочу прослыть человеком, отказавшимся поступить так, как того требуют правила приличия.

Элизабет уставилась на него, ее лицо явно отражало испытанный ею шок. Проклиная себя за то, что так ее расстроил, Рэндольф произнес более мягким голосом:

– Клянусь, я не буду принуждать вас жить со мной или делать что-то такое, чего вы сами не захотите. Я обеспечу вам собственный доход, и вы сможете жить и рисовать там, где пожелаете, пока не забудете все ужасы этого года. Но я не позволю вам быть униженной в результате несчастного случая, который никогда бы не случился, не согласись вы стать моим другом и моим гидом.

Она с трудом сглотнула.

– Но как вы можете жениться на мне? А ваша жена?

– Моя жена? – он был несказанно поражен. – С чего вы взяли, что я женат?

– Когда мы были в Сольфатаре, – она заколебалась, – вы сказали, что самое одинокое место на земле – это неудачный брак. Это прозвучало так, словно вы говорите, основываясь на собственном опыте, вот я и сделала вывод, что вы женаты. Мне казалось, что это многое объясняет в вашем поведении и характере.

Рэндольф молчал, вспоминая.

– Вы очень проницательны, Элизабет. Да, я говорил, основываясь на личном опыте, но моя жена умерла три года назад немногим более года после заключения брака.

Он вспомнил предыдущий день и нахмурился.

– Бог мой, вчера вы отклонили мое предложение, думая, что я хочу стать двоеженцем или склоняю вас к сожительству?

Она была настолько удивлена, что выпустила из рук коврик, которым прикрывала плечи, и он соскользнул вниз.

– Вы предлагали мне выйти за вас замуж?

– Конечно. А вы что подумали, когда я предлагал вам карт-бланш? – Он сказал это в шутку, и был потрясен, увидев, как она кивнула. – Я никогда не предложил бы вам ничего оскорбительного. Полагаю, что я должен бы рассердиться на вас за то, что вы посчитали меня способным на такую низость.